Комизмь — великая сила вообще, въ соерЪ какого бы
то ни было искусства, въ произведени какого бы то
ни было художника ни обнаруживалея онъ; наиболь-
шее же значеше получаетъь комизмъ у актера и самое
осязательное вМяШе комизма на массу— совершенно въ
средствахъ драматическаго искусства. Но эта сила оказы-
вается вполнф силою дЪйствующею только тогда, котда
она прочно коренится на несомннномьъ, задушевномтъ,
глубоко-внутреннемь свойств актера метко прозирать
въ сущность вещей, возвышаться надъ ними и yMBID
особеннымъ свзтомъ оттфнять т% отороны ихъ, къ ко-
торымъ нельзя отнестись положительно, но кото-
рыя только пропали бы и при чисто отрицательномъ отно-
шени къ нимъ. Вомизмъ поэтому есть сила, которая
cronTh на рубежф между уродливымъ, дурнымъ —- съ
одной стороны, и изящнымь — съ другой. ДБло въ
томъ, что ни одинъ Физ1ологичеснй процесеъ не вызы-
вается съ такою легкостью въ человЪческомъ организи»,
Kak процесеъ смха. Заставить человфка разсмфяться
иногда ничего не стоить и часто сила повода къ смфху
бываеть даже обратно пропорщональна сил camaro em b-
ха. (Любопытные могуть съ питересомъ обратиться въ
этомъ случай къ старой книт®: «@еаюзсора sive divina-
Но ех М№ви» Альдровизи; авторъ этой книги строить цз-
лую систему характеровъ и дЪлаеть очень остроум-
ныя соображешя на способности человфка возбуждаться
въ смёху). Но вели это такъ, если дЪйствительно смъхъ
порой вызывается всфмъ, воякимь пустякомьъ, всякою
бездфлицею, то это только обязываеть насъ осмотритель-

нфе относиться къ поводамъ смёха. Въ процессе смфха, .

какъ для сифющагося, такъ и для смфшащаго, поэтому
важно не то-—какъ, много или мало, сильно или нЪтъ
сибются, а то—надъ чёмъ смфютея. Между тВмъ то 00-
стояне, въ которомъ бываетъ человЪкъ во время ombxa,
на столько прятно намт, что, сами желая чаще испыты-
вать его, мы инстинктивно почти стараемся и другихъ
приводить въ подобное востояще, т. е. стараемея cm b-
шить другихъ. Намъ пятно порой вызывать смфхъ, по-
давать поводъ къ смфху, въ которомъ мы и сами не-
вольно такимъ образомъ принимаем участе. Но воть въ
этомъ-то желани омЪшить многе и заходятъь слишкомъ
далеко, идутъ къ цфли, не разбирая рЬшительно средств,
хотятъ смфшить во что бы то ни стало, лишь бы смфшить.
Всего возможнЪе увлечься такимъ желашемъ, разумЪетел,
актеру, который съ подмостокъ сцены однимъ словомтъ,
однимъ жестомъ можеть легко и скоро вызвать самый
дружный и громый залиъ непринужденнаго смЪха; но по-
тому-то именно актеръ и долженъ быть особенно осторо-
женъ въ выбор® средеть къ возмущению смёха. Не поддаваяеь
соблазну-—самою дешевою цфною и.въ самое короткое вре-
ия завоевать внимаше публики, актеръ можеть допустить
только такое средство къ возбуждению см%№ха, которое было
бы достойно его искусства, которое было бы достойно
его публики, если только OHS хоть на волосъ ub-
питъ ее. Актеръ прежде воего—толкователь человЪка пе-
редъ человфкомъ. Пуеть же помнитъ и сознаетъ онъ вою
великость своего призвашя и пусть никогда не забываетъ

 

онъ, что толковать и искажать—цва дфле разныя и
что послднее—вовее не его дфло. Служитель искусства,
актеръ вращается въ области изящнаго и, переступая за
предфиы этой области, онъ перестаеть быть служителемъ
искусства. Это отноеитея въ актерамъ вефхъ временъ,
BCLXS сценъь и везхъ амплуа; исключешй въ этомъ. слу-
чай н%тъ и быть не можетъ ни для кого и никакихъ.
Не прямо ли слФдуетъ изъ этого, что и актеръ-комикъ
должень ©ъ крайнею осторожностью пользоваться свой-
ствомъ своихъ ролей, своего таланта? А между тфмъ воег-
да ли видим мы въ комическихь актерахъ эту необхо-
димую осторожность? Р%дко ли на любой сцен приходит-
ся намъ напротивъ замЪчать, что актеръ, занимающй
комическое амплуа, самь еще хорошенько не сознавшй
въ себ свойства своего комизма, а иногда даже ус-
ubpmifi почти убфдиться въ рёшительномь  отоутетви
этого свойства, начинаеть испытывать его въ себЪ на
Bob лады. И счастье, вели, при такомь самоиспытани,
обнаружится въ актер источникъ внутренняго комизма,
который скажется въ ясной, свЪтлой, непринужденной ве-
селости и который вызоветь со стороны зрителей чистый
сивхъ. А не обнаружитея—на бФду—этого природнаго,
неизсякаемаго источника веселости, и актеръ какъ разъ
пустится на всякаго рода изобрётеня, штуки и, за не-
имъшемъ внутренней основы въ веселомъ расположения
духа, въ природной способности заставлять смфяться дру-
гихь, ограничится только одними внфшними приемами, ко-
торыми ему удается порою возбуждать зрителей къ смху
самаго сомнительнаго свойства. Нечего и говорить, что
самому не острому, самому не искушенному глазу не труд-
но подмфтить всю глубокую разницу между этими двумя
видами комизма: ‘внутренним ‘и вифинимь. . Способ-
ность быть смфшнымъ и желане смфшнымъ зкаваться—
[Rb Ha столько различныя вещи, что ихъ ‚невозможно и,
смбшать одну съ другою. Этотъ внфшнй комизмъ даст
себя почувствовать Ob Camaro перваго выхода актера на
сцену, съ одного его жеста, взгляда, а-твиъ боле съ
двухъ, трехъ произнесенныхь имъ хразъ роли. Много жи-
тейской правды и смысла въ извфетномъ изречеши Сок-
рата: «овори, чтобы я могъ тебя ` видЪть!» Въ г.
Равел% мы именно увидали съ первыхъ же сценъ его ро-
ли въ комеди Сарду актера, явившагося во веворужи
этого внЪшняго комизма и сильно искусившагося въ немъ,
Первое виечатль ше не было обманчиво. Дъйствительно,
въ чемъ заключается вся сущность комизма Французскаго
препрославяеннаго комика? Въ отранностяхь и несообраз:
стяхь, на которыя разочитань тлавнЪйшимть образомъ
весь комичесй эФоектъ игры его. Г. Равель входитъ на
сцену уже самою неестественно походкою: онъ не столь-
во ходить, сколько трясется на носкахъ, сЪфменить по-
гами, б%гаетъ, подскакиваеть и прыгаетъ, да какъ еще
прыгаетъ-то! При иномъ прыжк® онъ ‘даже откидываеть .
ноги на отмашь и принимаетъь то-и-ДЪло летучую позу;
руки его приучены къ размашистымь, но крайне однооб-
разнымь жестамъ: всего употребительнзе у него востор-
женное вздымане или вокидываше рукъ къ верху и по-
томъ быстрое опускане ихъ; это употребляется у него