Владимиру Ильичу и его великой спутнице во всю их
жизнь, что эта черта является неот‘емлемой частью ‘его
характера, что она естественно вытекает из существа всей
этой мощной фигуры.

Мне представилась возможность затем уже в России
гораздо чаще встречаться с Ильичем, особенно в период
1919—1922 гг., когда история взвалила на плечи Влади-
мира Ильича бремя управления первой социалистической
страной—Советским Рабоче-Крестьянским государством.

Сидя за столом Совета Народных Комиссаров или
СТО, где председательствовал Владимир Ильич, у меня
пэред глазами вставал образ Ильича, каким я увидел его
впервые, очень давно—еще в 1908 году в Париже, когда
мы только очутились в политической эмиграции. Это
было на одном реферате в большевистском клубе. Я помню
смутно обстановку: маленькая комната с деревянными ска-

эйками и столом; были споры об аграрном вопросе. Эта
встреча надолго запечатлелась в моей памяти, потому что
перед этим очень долго говорили, что предстоит выступ-
ление Владимира Ильича. Каково же было мое удивление,
когда я туда пришел и увидел человека небольшого роста,
который ходит взад и вперед, когда говорит, и перед не-
большой кучкой людей твердит свои идеи об аграрном
вопросе, стараясь убедить противников—анархистов-ком-
мунистов.
	О 1918 г. у меня о Владимире Ильиче
были смутные, отрывочные сведения,
главным образом, из окружавшей меня
обывательской среды.Владимира Ильни-
ча Ленина я узнала со времени его
ранения в 1918 г. Помню все эти раз-
говоры о немецком шпионе, который
приехал в запломбированном вагоне, о роскошной жизни
в Кремле и т. д. Мельком слышала также о том, что
он чем-то очаровывает людей, сталкивающихся с ним
непосредственно. Попала я к Владимиру Ильичу утром,
на другой день после ранения. В этот день я де-
журила в больнице и, находясь все время в кор-
пусе, еще ничего не слыхала о покушении на Вла-
димира Ильича, когда мне было сказано, что нужно ехать
к какому-то раненому для ухода за ним. Когда меня
привезли в Кремль, я поняла, что ранен кто-то из ответ-
ственных работников, но кто именно—все же не имела
представления. Первое мое впечатление от Владимира
Ильича, —при чем я не знала все еще,‚кто это, —было очень
хорошее. Когда я вошла в комнату, Владимир Ильич ле-
жал на постели. Лицо было очень бледное, но глаза жи-
вые, веселые. Так как разговаривать ему было запрещено,
то первые 2 дня я его почти не слышала. К ночи я раз-
дела его, уложила на постели поудобнее; Владимир Ильич
спокойно дал проделать над собой все мои манипуляции,
хотя состояние его было тяжелое, очень часто благода-
рил за каждый пустяк, сделанный мной. О том, что это
Владимир Ильич Ленин, я узнала уже на 9-Й день и тут
же сравнила все басни, которые я слышала, с маленькой
квартирой и простотой, которая его окружала.

Провела я тогда у Владимира Ильича почти 3 недели.
За это время вспоминаются мне следующие эпизоды. С
седьмого дня болезни Владимир Ильич стал настаивать,
чтобы я открывала на ночь окно (он спал всегда с откры-
тым окном). Осень была сухая, но по ночам было уже
прохладно. Я просила разрешения врачей, лечивших Вла-
димира Ильича, и они мне запретили открывать окно, но
Владимир Ильич требовал от меня, чтобы я его откры-
вала. Я пробовала возражать: „Владимир Ильич, ведь я
не могу не слушаться распоряжений врача, Если что-ни-

 
	Бспоминая об этом реферате, я спрашивал себя, как
этот великий человек имел такое терпение перед неболь-
шой кучкой политической эмиграции развивать свои ве-
ликие идеи; это была та черта, которая подняла его выше
над всеми вождями, которые были до сих пор. Одна из
величайших черт Ильича, которую должен знать каждый
рабочий, именно та, что Владимир Ильич на всем протя-
жении своей жизни самое маленькое дело считал важным,
ибо он знал и чувствовал, что он закладывает фундамент
того, что делается теперь в России. Сейчас каждый из
нас понимает, какая была связь в этих идейных выступ-
лениях Ильича в Париже в 1908 году или в 1916—1917 гг.
в Швейцарии. Ильич понимал тогда и чувствовал, что
нужно начать с самого маленького, не гнушаться подго-
товкой мелких групп из лучших элементов политических
эмигрантов России, из Западно-ЁЕвропейских революционе-
ров, для той великой борьбы, которая имеет сейчас такой
успех.

Мы теперь вспоминаем каждый шаг Владимира Ильича
и мы видим какую-то закономерность во всех шагах его
деятельности, которую мы знаем, которые нам приходи-
лось наблюдать. Это относится не только к его выступле-
ниям, но и к его встречам с политическими друзьями и
товарищами. Все было связано одной идеей и одним
стремлением, которым он жил...
	будь случится, я отвечать буду, а то еще и повесят меня;
„Ну“,—ответил Владимир Ильич смеясь,— „я тогда буду
ходатайствовать о помиловании. Не бойтесь, я ведь жил в
	Швейцарии, в горах и привык к холодному воздуху, а
	сейчас мне необходим чистый воздух“. И когда я все же
сказала врачам, что мы продолжали спать с открытым
окном, врачи сделали мне выговор. Владимир Ильич вме-
шался в разговор и заявил, что я не виновата и что он
обещал ходатайствовать за меня. Пролежал Владимир
Ильич в постели 10 дней. На 11-й день после ранения,
когда врачами еще только разрешено было сидеть, Вла-
димир Ильич попросил меня помочь ему одеться. Я сде-
лала это, думая, что он решил посидеть, как и накануне,
а он вдруг встал и тихонько отправился в уборную.
Когда я в ужасе спросила его: „Куда вы, Владимир Ильич,
ведь вам нельзя ходить“,—он ответил: „Я чувствую себя
вполне хорошо, ничего не случится, а вы никому не го-
ворите“—и прошел через две комнаты в уборную. Я сто-
яла в ужасе около двери в коридоре, не зная, что пред-
принять. Бежать за Марией Ильиничной? —я боялась ос-
тавить Владимира Ильича одного,—вдруг он упадет; по-
звать каким-нибудь другим путем не могла; В это время
в коридор вышла Мария Ильинична и, увидя меня, спро-
сила: „Что с вами? “— „Владимир Ильич в уборной“. Мария
Ильинична тоже испугалась: „Да зачем же вы его пу-
стили?“ Но как могла я удержать Владимира Ильича, раз
он действовал так, как считал правильным. Он вышел к
нам, смеясь над нашими страхами, прошел в свою ком-
нату и опять спокойно лег в постель. Эти случаи вовсе
не были капризами больного, а просто Владимир Ильич
исполнял только те предписания, которые сам считал
необходимыми и нужными, то же, что он считал лишним,
он категорически отбрасывал и при этом посмеивался
над ненужностью тех или иных предписаний. На 19-й
день после ранения, когда Владимир Ильич значительно
поправился, я уехала в больницу, унося с собой глубокое
уважение к Владимиру Ильичу за его простоту, за его
чуткое человеческое отношение к обыкновенным малень-
ким людям, которое он проявлял и по отношению ка
мне. И если в течение следующих лет я не совсем уве-

ренно слушала рассказы о тех или иных коммунистах,
			В. И. ЛЕНИН В ДНИ БОЛЕЗНИ.