ПРОЖЕКТОР горечь неподобная. Гак вот и я: живу, только хлебать-то припадает самую горечь... Иной раз терпишь—терпишь, да и скажешь: „Жизня, жизня, когда ты похужеешь?“... „Гы человек не свойский, посто- ронний;,—вот ты и обсуди умом, в какую петлю мне голову просовывать? „Есть у меня дочь Наташка, нонешний год идет ей семнадцатая весна. Вот она и говорит: „—Гребостно мне с вами, батя, за одним столом исть. Как погляжу я на ваши руки, так сразу вспомню, што этими руками вы братов побили; и с души рвать меня тянет“... „А этого она, сучка, не понимает, через кого все так поделалось? Да все через них же, через детей! „Менился я молодым; баба мне попалась плодющшая, восьмерых голо- пузых нажеребила, а на девятом скопытилась.Родить-то родила, только на пятый день в домовину убралась от горячки... Остался я один, будто Общий вид кулик на болоте, а детишек ни одного бог не убрал, как ни упрашивал... Самый старший --- Иван был... На меня похожий, чернявый собой и с лица хорош... Красивый был казак и на работу совестливый. Другой был у меня сынок четырьмя годами моложе Ивана. Энтот в ма- терю зародился: ростом низенький, тушистый, волосы руся- вые, ажник белесые, а глаза карие, и был он у меня самый коханный, самый желанный. . Данилой звали его... Осталь- ные семеро ртов — девки и ребятенки малые. Выдал я Ивана в затья на своем же хуторе и вскорости родилось дите у него. Данилу тоже было счинался женить, но тут наступило смутное время. Получилось у нас в станице противу советской власти восстание! Прибегает на другой день ко мне Иван. `„— Давайте, говорит, батя, уходить к красным. Хри- стом богом прошу вас! Нам нужно ихнюю сторону одерживать затем, што власть до крайности справедливая. „Данило тоже в это самое уперся. Долго они меня сманывали, но я им так сказал: Приезд нашего посла в Токио. Общий вид здания, в котором помещается Советское посольство в Токио. no Bac я не приневоливаю,— идите, а я никуда не пойду. У меня, окромя вас,— семеро по лавкам, и кажный . рот куска просит! „С тем они и скрылись с хутора, а станица наша во- оружилась, чем попадя, и меня под белы руки и на фронт. На сходе говорил я: „— Господа-старики, всем вам известно, што я — че- ловек семейный. Семерых детишек имею. Ну, как ухло- пают меня, кто тогда будет семью мою оправдывать?.. „Я так, я сяк, — нет!.. Безо всяких вниманиев сгребли и отправили на фронт. „Позиции стали, как раз под нашим хутором. И вот, дело это было под пасху, пригоняют в хутор девять че- ловек пленных, и Данилушка—голубь мой любый— с ними... Провели их по площади к сотенному. Казаки на улицу высыпали, шумят: „— Побить их, гадов! Как выведут с допроса — крой в нашу силу!.. „Стою я промеж них, колени у меня трясутся, но видимости не ло. подаю, што жалко мне сына, Дани- _._ лушку-то... Поведу глазами этак в стороны, вижу _шепчутся казаки и головами на меня кивают... Подо- шел ко мне вахмистр Аркашка, спрашивает: „— Ты што же, Микишара будешь камунбв бить? „— Буду, злодеев таких - ся ких ., „— НУ, на тебе штык и стано- вись на крыльцо! „Дает мне штык, а сам още- ряется: — Примечаем мы за тобой, Микишара... гляди — плохо будет... „Стал я на порожках, думаю: „Матерь пречистая, неужто я сына буду убивать?“ „Слышу у сотенного ‘крик. Вывели пленных, а по перёди Да- нило мой... Глянул я на него, и за- холодала у меня душа... Голова у него вспухла, как ведро,— будто освежёванная... Кровь комом спек- лась, перчатки пуховые на голове, штоб не по голому месту били... Кровью напитались они и к волосам На снимке—Советский посол в Японий т. Копп (в центре) в момент прибытия на вокзал в Токио.