AVA Всеволод Иванов. ОРЛЕНОЕ ВРЕМЯ Рассказ. Такое и житье свое склеил: баба, как столб у воло- стных ворот, в избе даже каждый год календарь отрыв- ной висит, в котором каждое воскресенье, красное число, как язык живой: есть, дескать, где-то мужички и празд- нуют, а ты, колудинская жизнь, крутись и бей в туман да гниль, как Печора — в камни. Может, кто и понимает, для чего она бьет Пришел Шигона из других мест, говорили даже, —из города. Говорили, будто в городе клеил столы, скамейки тонкими такими пластинками из заморского дерева—и за- тейливо, говорят, клеил. Настолько затейливо, что поку- пали 1€ столы придурковатые господа, покупали за боль- шие деньги. Мало ли чем жил подле господ народ. Двуглавое было время орлёное. А вот когда разорвали на клочья двуглавого орла, пожалел Ефрем свое домовитое, дюжее тело — явился в Колудино и ньчал клеить свою жизнь. Веселые и быстрые у него руки, как листья весной. Посмотришь, и никак не подумаешь, — что случится, бу- дет червь точить эти листья А начинается рассказ с того, что появился с войны и революций Алешка Поспеев. елковый ус отрастил себе до ландии. уха, чуб 40 wocy 1 на ногах ла- ковые офицерские сапоги. Идет по улице, а девки ему жердочки в грязь подбрасывают, чтоб са- пог не пачкал. Остановился против Ефремо- ‚вой избы. фуражку алую на ухо, глаз так прищурил, будто бы сквозь тело свое прогнал и сквозь всю землю.’ Спра- шивает: — А чья то будет теперя изба и чья, мать ее- баба в ней? — Ефремова, — отвечают ему. Изба же на собственный манер переслоена Ефремом. — А чей будет этот Ефрем? Что-то по нашей деревне та- ких Ефремов не помню. Чужой, полагаю? — Как есть чужой, — отвеча- ют ему. — Желаем мы с ним позна- комиться. Подвинул фуражку на бекрень и будто не фуражка, а пушин- ка красная на его затылке. Свистнул и дверь распахнул. А Ефрем все клеит. Какую-то доску для школы клеит, по ко- торой жженным алебастром пи- сать можно всякие буквы вы- водить. Поровнялся Алешка с той до- ской, скосил опять глаз и плю- нул. И такой солдатский харчок по доске пошел, с добрый ку- лак, если не больше. — Здорово, Ефрем. Приходи ко мне нонче самогон пить. Всех угощаю д› случая приезда на родину. КОТОРЫХ пустынях и посейчас идет еще орл@ная жизнь. Жизнь эта, как отвороченный па- хотой пласт земли на неурочно раннее гнездо. Мечись потом птица над гнездом, вой неслышным воем— пыль и тлен остались от места твоей радости. Деревня есть Колудино по реке Печоре. Ломит та река дерево и камень нагордо, напролом. Молочистые, мутные туманы будто хотят скрыть разво- роченные ее гордостью камни и корни. И деревню по пути с пустыней прячут туманы в беле- соватые полы своих одежд. А вот на четырнадцать волостей, или того больше, прославился Ефрем Шигона шубным своим клеем. Смолу там какую то примешивал, сок ли из необычайной травы, только из клейницы его можно было склеить чуть ли не душу человеческую. Б „свободном государстве“ Ирландии. Ирландская буржуазия капитулировала перед британским империализмом и приняла в 1921 г. из рук короля конституцию, согласно которой Ирландия об‘явлена на словах „свободным государством“, а на деле— остается колонией английского короля, чиновники по-прежнему там хозяйничают. До сих пор в тюрьмах томятся, голодают, страдают сотни борцов за освобождение ирландского народа, сотни героев, отдавших свою жизнь и силы делу борьбы за ирландскую республику. Эти республи- канцы не ведут пролетарской борьбы, они являются выразителями интересов мелко-буржуазной и ради- кальной интеллигенции; но то обстоятельство, что 4 года после введения „самоуправления“ в Англии республиканцы, сторонники де-Валера, не складывают полностью оружия, служит наиболее ярким показателем того, что недовольство ирландского народа не стихает. На снимке—участвики митинга, требующие осгобождения ирландских. революционеров ‘из тюрем.