НО ВОСТ И дНЯ. сорвавшееся съ губъ изжившаго свою жизнь человъка, по своимъ послъдствіямъ еще хуже шальной турецкой пули? - Налить вамъ еще стаканчикъ, Бо- рисъ Петровичъ?… - Да, конечно, налить! Я пью и пью 
8
№ 6551
мною громадной помощи… Вы сочли вредной и два часа тому назадъ отра- вили ее»… - Я!-вскричалъ Хако, вскочивъ. Онъ былъ страшенъ. Глаза его лъзли изъ ор- битъ и челюсти тряслись. Будимірскій вынулъ амулетъ и поднесъ его къ глазамъ несчастнаго, ръзко, раз- дъльно и внушительно произнесъ: - Потрудитесь немедленно дать ей про- тивоядіе, иначе… иначе я васъ буду пы- тать… а если и это не поможетъ, вы не выйдите отсюда живымъ… Хако трясся, какъ осиновый листъ, онъ не попадалъ зубъ на зубъ и если бы хо- тълъ, не могъ отвътить Будимірскому. Настала томительная, ужасная пауза… - Съ нимъ, кажется, столбнякъ бу- детъ, - воскликнула Иза, -- скоръе освь- жи ему лобъ, дай выпить воды съ виномъ, налей… вина кръпкаго… Будимірскій плеснулъ воды въ руку, смочилъ лицо безпомощнаго японца и влилъ ему въ горло полстакана хереса.
ее- Что съ вами, другъ мой? Вы дрем- лете?-слегка дотрогиваясь до моей руки и ласково глядя своими карими добрыми глазками, спросила меня Валерія Павловна. Какъ пойманный врасплохъ школьникъ, я смутился и проворчалъ въ отвътъ ка- кую-то шаблонную и желчную фразу. Она засмъялась, ласково и добродушно назва- ла меня «старымъ ворчуномъ» и разго- воръ, мало-по-малу, вошелъ въ свою обыч- ную колею. Съ свойственною ей милою чуткостью она не допытывалась, о чемъ задумался «старый ворчунъ», да онъ и не сказалъ бы ей никогда. Да и въ самомъ дъль, какъ было сказать, что этому «вор- чуну» пришло въ голову, что было бы хорошо сидъть вотъ такъ безъ конца у этого кипящаго самовара, подъ свътомъ этой маленькой лампочки и чувствовать на себъ участливый и ласкающій взглядъ при- вътливой хозяйки?… Ея прошлое… Но - что мнъ за д ъло до него? Изъ смутныхъ обрывковъ ея ръдкихъ фразъ по этому поводу мнъ стало по- нятно, что она много испытала, любила и не была любима. Судьба натолкнула ее на собрата по искусству, по сцень, кото- рый черезъ годъ бросилъ ее вмъсть съ ребенкомъ, продолжая самъ переходить отъ одного новаго увлеченія къ другому и пожинать дешевые лавры. Ребенокъ умеръ, а она, перетерпъвъ острый кризисъ оскорбленной любви и ра- зочарованія въ любимомъ человъкъ, ушла всецъло въ служеніе любимому дълу, ста- раясь забыть, вычеркнуть изъ памяти, такъ грубо обманув- шее ее прошлое. Въ ея замкнутый трудовой мірокъ до- пускались только двое --- трое друзей, въ числь которыхъ былъ и я, и въ до-
шеннаго отъ эгоизма и себялюбія, безко- рыстнаго чувства… Это была серія вампировъ, жадно вы- тягивавшихъ изъ меня кто молодость, кто деньги, кто ту или иную способность, или талантъ,-безъ намека на истинную глу- бокую любовь… Повъяло весной. Валерія Павловна оп- равилась отъ болъзни и въ теплый ап- р ъльскій вечеръ мы поъхали съ ней про- катиться по парку и закусить въ загород- номъ ресторанъ. Въ часъ необычный для завсегдатаевъ ресторана, онъ былъ почти пустъ. Въ открытыя окна кабинета вры- вался запахъ развертывающихся почекъ, навъвая мечтательную весеннюю полудре- моту. Поймавъ меня на минуткъ задумчиваго настроенія, Валерія Павловна близко-близко наклонила свои ласковые глаза къ моему лицу и спросила: - Ворчунъ, что съ вами? Вы влюб- лены? Въ кого?… «Не влюбленъ, а люблю», - безумно, неудержимо захотълось мнъ крикнуть. -Будетъ вамъ вздоръ болтать, Ва- лерія Павловна! -сказалъ я. - Какая тамъ любовь? А вотъ что, - становится сыро и свъжо,-- это в ърно; поъдемте-ка, лучше домой!… Дня три назадъ она встрътила меня нервно-возбужденная. Ворчунъ,-сказала она, - поздравь- те меня: завтра я ъду на лъто въ Вильну. Какъ? Зачъмъ? Зачъмъ?… Вотъ это мило! - разсм ъ- ялась она. - Конечно, играть!… Играть «Офелію», «Юлію», «Дездемону», въ про- зъ и въ стихахъ го- ворить и выслуши- вать признанія въ любви и жить при- зрачною жизнью вза- мънъ неудавшейся настоящей… А здъсь? Что же мнъ дълать зд ьсь?… И ея ласковые, добрые глаза, съ ка- кимъ-то тоскливымъ вопросомъ останови- лись на мнъ. Да, въ самомъ дъ- лъ, что дъла ь ей здъсь? Не сидъть же всю жизнь съ ея «старымъ ворчу- номъ» и слушать его воркотню? Положимъ онъ су- мъль бы отдать ей, взамънъ ея жизни, свою жизнь, но … кому и на что она пужна? А она стояла пе- редо мной, скрестив- ши на таліи руки и съ какимъ-то упор- нымъ, безмолвнымъ вопросомъ смотръла на меня. Что же, съ Богомъ! Счастливый путь!- отрывисто
Нъсколько секундъ шума и грохота и… она уъхала! Я и сейчасъ не разобрался еще въ мо- ихъ ощущеніяхъ. Чувствую только, что мнъ некуда итти коротать долгій вечеръ и это ощущеніе мнъ не привычно… По- рой мнъ мучительно кажется, что я дол- женъ былъ сказать ей что-то, а въ ушахъ звучитъ мотивъ Чайковскаго: «Ахъ, зачьмъ я тебъ ничего не сказалъ?!». Да, - но что же впереди? Ясно, что впереди-то, къ чему я такъ привыкъ до встръчи съ ней и что когда-то наполняло мой бъдный радостями мірокъ; это -- по- койное кресло, письменный столъ, лампа подъ зеленымъ абажуромъ и этотъ, со- старившійся со мной, мой върный пёсъ Гаральдъ… A-затьмъ?… Впереди-могила. Что жъ ты сталъ? Иди! Все это такъ, и безцъльвая, глупая, не- удавшаяся жизнь пусть и догораетъ без- цъльно, глупо и неудачно, по зачъмъ же
Г- жа Макъ - Кинлей, вдова убитаго президента Съв. - Амери- канскихъ Штатовъ. безъ конца и безъ конца чатаю «Русскій Въстникъ» и безъ конца говорю о неин- тересныхъ для меня злобахъ дня. Простудившись въ плохо протопленномъ театрь на репетиціи, она, бъдная, сильно
Микель,
бывшій прусскій министръ финансовъ, недавно скончавшійся.
върчивой, покойной бесъдъ по временамъ случайно поднимался иногда кусочекъ той непроницаемой завъ- сы, которой стара- лась она отд ълить свое прошлое, и Бо- же мой, какою сдер- жанною болью въяло отъ незажившей еще душевной раны! Какъ хотълось мнъ үтъшить этого боль- шого ребенка съ ірустными, довърчи- выми глазами, при- ласкать, успокоить это больное, изму- ченное сердце, ска- зать, какъ дорога она мнъ со всею ея скорбью!… Вотъ, кажется, сейчасъ со- рвется съ губъ слово любви и ласки… Еще одна секун- да… Вотъ сейчасъ… Но чей же это сдавленный и нерв- ный голосъ глухо спрашиваетъ: -Валерія ловна, а вы дадите сегодня чаю?- Или. - Читали вы послъднюю книжку «Рус- скаго Въстника»? Пав-занявшій постъ Неужели это я, такъ бодро стоявшій въ послъднюю кампанію подъ шальными турецкими пулями? Да, это - я, и при
Профессоръ финансоваго права Леонидъ Владиміровичъ Ходскій, (къ исполнившемуся 3-госентября 25-лютію его ученой дъъятельности). Когда японецъ сталъ приходить въ себя и глаза его, до сихъ поръ дикіе и не- подвижные, забъгали, Будимірскій вновь спокойно и въско заговорилъ. - Вотъ бумага и карандашъ,-досталъ онъ изъ кармана бумажникъ, пишите… скоръе… (Продолженіе сльдуетъ.) A. Авестъ. З А Ч МБ? (изъ дневника.)
гдъ-то тамъ, въ глубинъ души, на самомъ днъ ея, кто-то, какъ будто безпомощно, по-дътски всхлипывая, плачеть и лепечетъ, захлебываясь отъ слезъ: «да зачъмъ же, зачьмъ?»… Sphinx.
Б. С. ЯҚОБИ. Завтра, 9 - го сентября, исполняется ровно 100 льтъ со дня рожденія Бориса Семеновича Якоби, отца гальваденнастики, который по рожденію пржадлежалъ Гер- маніи, но по долгой, тр довой жизни въ Россіи имълъ полное право на занятіе по- четнаго мъста среди славныхъ дъятелей его второго отечества. Сынъ купца-банкира, воспитанникъ гет- тингенскаго и іенскаго университетовъ, Акоби по желанію отца посвятилъ себя изученію архитектурнаго искусства. Но это посльднее пришлось молодому учено- му далеко не по душъ; онъ перемънилъ свою профессію и перешелъ къ изученію электричества, гальванизма, механики и ея приложеній. Работы Якоби въ этихъ об- ластяхъ остановили на себъ вниманіе на- шей академіи наукъ; представленные туда труды по предмету электромагнетизма и гальванопластики снискали автору ихъ званіе члена - корреспондента ея. Затъмъ, по ходатайству тогдашняго министра на- роднаго просвъщенія, гр. Уварова, состо- ялось и приглашеніе Якоби въ Петербургъ, въ академію, гдъ онъ занялъ должность адъюнкта по каөедръ механики и теоріи машинъ, потомъ возведенъ въ званіе эк- страординарнаго и, наконецъ, ординар- наго члена нашего высшаго ученаго учре- жденія. Съ этой поры началась усилен- ная дъятельность нашего академика и про- фессора въ сферъ техническихъ произ- водствъ, равно и изслъдованія электро- магнетизма, доставившія ему всемірную
…Зеленый абажуръ лампы бросаетъ мягкій полусвътъ на мой письменный столъ; знакомые портреты смотрять со стъны, и мърно похрапываетъ, свернувшись на ковръ въ клубокъ, мой върный пёсъ Гаральдъ, старьющійся вмъсть со мною. Да, зачъмъ такъ неслышно, но властно подходитъ она, суровая зима жизни, эта беззубая, костлявая старуха-старость? Зачъмъ такъ обидно притупляется мысль? Зачъмъ такъ слабъетъ съ каждымъ днемъ когда-то непреклонная воля и гаснетъ да- же самая жажда жизни и счастья? А давно ли?… Не прошло и недьли, какъ я сидълъ вотъ такъ-же подъ мягкимъ свътомъ зеле- ной лампы въ небольшомъ меблированномъ номеркъ, гдъ почему - то все кругомъ ка- залось мнъ такимъ уютнымъ и милымъ и даже заунывная пъсенка стоявшаго на
кончины въ уголокъ, сдълавъ видъ, что погрузился въ чтеніе. Нъсколько секундъ она простояла въ прежней позъ; потомъ, нервно усмъхнув- пробормоталъ я и, бокомъ пробравшись мимо нея къ малень- кому столику съ га- зетами, тихо усвлся шись, ушла за перегородку.
Рузвельтъ,
Съверо-Американскихъ Штатовъ послъ Макъ Кинлея.
мучилась въ инфлуэнцъ; «старый ворчунъ» сидълъ около нея цълыми часами, ворчалъ на дирекцію, плохо отоплявшую театръ, на писателей, пишущихъ скверныя пьесы, на отсутствіе живыхъ теченій въ обществъ и литературъ, вообще - на весь Божій міръ… А сердце ворчуна сжималось отъ не- побъдимаго страха… Кровь стыла въ жи- лахъ при мысли, что, поднимись глупый термометръ на 2-3 градуса, не станетъ Валеріи Павловны… Высвободивъ изъ-подъ одъяла горячую, лихорадочную ручку, она дов ърчиво, по- дътски гладила по рукъ «стараго ворчу- на», бранила его шутя за ворчливое на- строеніе и просила разсказать «о чемъ- нибудь болье интересномъ». - Борисъ Петровичъ, милый, въдь вы любили когда-нибудь, да? Разскажите мнъ, какъ это было! Что могъ я ей сказать, когда я чув- ствовалъ, что съ каждымъ неосторожно произнесеннымъ словомъ рыданья сдавятъ мнъ грудь и слезы хлынутъ волной у бое- вого героя?… Подъ какимъ-то вздорнымъ предлогомъ я взялъ свою шапку и исчезъ поскоръе въ свою нору. - Любилъ ли я? Да, я любилъ, и, какъ мнъ казалось, не разъ. Можетъ быть, это и казалось мнъ; но,И что уже я знаю навърное,- профильтро- вавъ мои воспоминанія черезъ призму дол- гихъ лътъ,-это то, что меня никогда и никто не любилъ. Ни въ одномъ женскомъ сердцъ изъ этой серіи, клявшихся мнъ въ любви, я не встрътилъ истинно глубокаго, отръ-
Извъстный художникъ - профессоръ Алексъй Егоровичъ Егоровъ. (Къ исполняющемуся 10 сентября 50-лътію смерти).
Борисъ Семеновичъ Якоби, отецъ гальванопластики, (Къ исполняющемуся 9-го сентября с. г. 100-лътію дня его рожденія) столь самовара не бередила набольвшіе нервы стараго холостяка. И такъ-же, какъ теперь, налетьла на меня тогда минутка раздумья и грусти, но и въ самой грусти этой было, что-то теплое, ласковое и успокаивающее, какъ донесшаяся откуда - то издалека пъсенка дътскихъ лътъ.
Въ молодые годы.
Съ послъдняго портрета.
(Къ исполнившемуся недавно его 70 лътію). Викторіенъ Сарду.
томъ -- не трусъ, не робкій школьникъ, боящійся произнести свое первое призна- ніе, а все тотъ же солдатъ на поль бит- вы- жизни, цъною своего бъднаго сердца защищающій чужую грудь отъ шальной пули! Кто знаетъ, не было ли бы въ дале- комъ будущемъ неосторожное слово любви,
извъстность. Якоби всегда и съ гордостью указывалъ, что Россія занимала первен- ствующее мъсто въ дълъ многихъ примъ- неній электромагнетизма и гальванизма, что честь изобрътенія гальванопластики принадлежитъ единственно и всецъло ей. Въ скобкахъ сказать, таково въ дъйстви- тельности и мнъніе европейскаго міра, какъ из ъстно, не могущаго похвастать своею любовью къ нашему отечеству.
вотъ-сегодня она уьхала. Суетня на дебаркадеръ, возня съ ба- гажемъ и билетами не дали мнъ вникнуть въ ощущеніе этихъ проводовъ. Послъдній разъ мелькнуло въ купэ вагона ея ласко- вое, грустное лицо, ръзнулъ по нервамъ свистокъ локомотива, лязгъ вагонныхъ цв- пей…