№ 6643

НО В О СТ И ДНЯ.



 Рано утромъ, раньше солнца Я съ постельки подымусь, Распахну свое оконце Друга жду и не дождусь… * * * говора, суета на дебаркадерь, побльдн ъв- шее лицо Юліи Петровны, когда она, откинувши вуаль, смъло при всей этой посторонней толиъ обняла и поцъловала меня, опять свистокъ, и поъздъ, шипя и погромыхивая цъпями, помчалъ меня въ Петербургъ «Ты не повъришь, какъ мн ъ сталс холодно и пусто посль твоего отъъзда. какъ будто что то теплое и дорогое оторвалось отъ сердца! Вернувшись, я усълась на нашъ «bal- lon captif», сжалась въ комочекъ, какъ озябшій ребенокъ, и пишу тебь, а непо- корныя, глупыя слезы бъгутъ и бъгуть. изъ глазъ». Б ъдный ребенокъ, б ъдное сердце, бъд- ный «комочекъ>!… Болью сжималось мое собственное глу- пое сердце, когда я читалъ эти строки и тоска чередовалась съ мечтой о возмож- номъ прочномъ счастьъ.  Несчастія всегда приходятъ неожидан- но. Хотя и подготовленный болъзнью отца къ мысли о возможности его ско- рой смерти, я всетаки былъ страшно по- трясенъ и взволнованъ, когда получилъ телеграмму о томъ, что отца не стало. Съ первымъ отходящимъ поъздомъ я полетьлъ въ Москву. Похороны, суета, страшно поднятые нервы, все это сдълало то, что черезъ три, четыре дня мой организмъ не вы- держалъ и со мной случился какой-то странный мучительно - долгій припадокъ истеріи, смъшанный съ болями въ серд- цъ и потерей сознанія. Цълый день возились со мной, и толь- ко къ вечеру я пришелъ окончательно въ себя и увидалъ надъ собой нъсколько взволнованныхъ, перепуганныхъ лицъ и въ числъ ихъ- лицо Юліи Петровны. Но что же это новое для меня бле- снуло въ ея пристальномъ взглядъ? То была какая то странная смъсь любопыт- запаковатъ письма Юліи Петровны и отправилъ ихъ ей съ записочкой въ одну строчку:«возвращаю послъднія надежды на счастье». Гд ъ то ты теперь испуганнный зв ърокъ, съ маленькимъ, но зв ъринымъ сердечкомъ? но чувствовать пли коченьли члены, онъ перебирался въ теплую повозку. Ему было привольнье на чистомъ, стру- ившемся между выпачканными грязью ко- лесами, воздухь; ему пріятенъ былъ поли- нявшій, отзывавшійся съномъ флагъ, при- крывавшій его плечи. Въ повозкъ громко вскрикнулъ ребе- нокъ, старикъ вздрогнулъ и зашевелился. Поднявъ голову, онъ взглянулъ на хму- рое небо, долго смотрълъ на западъ, гдъ небо было чище и громко выругался. Повернувшись къ старой кобылъ, онъ погладилъ ее по мордъ: ,,хочется ъсть, дружище, не правда-ли?« сказалъ онъ сво- имъ беззвучнымъ голосомъ, полнымъ со- страданія, и безнадежно покачалъ головой. Крикъ ребенка раздавался все громче въ его ушахъ и заглушалъ шумъ падаю- щихъ капель. И этотъ голосъ показался ему вдругъ такимъ ужаснымъ, похожимъ на едва слышный тихій стонъ умираю- щаго. Приподнявшись, старикъ вльзъ въ повозку. Въ тъсномъ удушливомъ пространствъ, согрътомъ маленькой печуркой, надъ вы- бившимся изъ силъ ребенкомъ склонилась мать. Надрываясь, охрипшимъ голоскомъ дитя, не переставая, громко рыдало, пря- ча личико въ грязной подушкъ. ,,Что-съ нимъ такое Голоденъ!« Комедіантъ засмотрълся на плачущее дитя, на его исхудалое, безкровиое тъль- цо, которое корчилось въ болъзненныхъ рыданіяхъ, на бльдное осунувшееся отъ страданій личико и слеза блеснула въ его глазахъ. Надъвъ пестрый, жалкій костюмъ паяца, въ которомъ онъ задавалъ свои представленія, пабросивъ старый плащъ, старикъ потащился по направленію къ кабаку. Въ ушахъ его звучала непрерыв- но жалоба голоднаго ребенка; передъ гла- зами мелькало истощенное тъльцо, малень- кія бъдныя рученки, казалось, протягива- лись къ нему съ просьбой и снова безпо- мощно опускались-и въ душь комедіанта загоралась надежда. Въ кабакъ было почти пусто. Только нъсколько посътителей сидъло около ма- ленькаго стола, покрытаго клеенкой; они играли въ карты. намъ казалось, куда то далеко, далеко въ воздушное пространство; за это-то свой- ство его,-кружить наши головы и увле- кать насъ прочь отъ надоъвшей, сърой зеули,-я и прозвалъ его «ballon captif»; пазваніе понравилось ей, да такъ и оста- лось за этимъ нашимъ маленькимъ пе- стрымъ гнъздышкомъ, послужившимъ и колыбелью и могилой того призрака, ко- торый я имълъ глупость считать любовью. Но -по порядку! Нъсколько лътъ назадъ я встрътилъ ее въ Москвъ у моихъ стариковъ, которыхъ я пріъхалъ навъстить. Изъ писемъ мате- ри я зналъ, что Юлія Петровна завоевала уже ихъ симпатіи, живя въ одномъ домъ съ ними и познакомившись случайно нъ- сколько м ъсяцевъ назадъ. Первый вечеръ, проведенный мной у нея, мы читали Байрона, котораго она любила; она многое, повидимому, откро- венно разсказывала о своей прошлой жиз- ни, о мужь, умершемъ внезапно и оста- вившемъ ее молодой вдовой съ малень- кой дочкой на рукахъ, о скукъ жизни, которую она наполняла чтеніемъ и воспи- таніемъ ребенка, не поддерживая много- численныхъ знакомствъ и связей, остав- ленныхъ ей мужемъ. Въ общемъ время было проведено осмысленно, въ тихой бе- съдъ, и все въ ея уютной квартиркъ ды- шало чъмъ то милымъ и разумнымъ. Въ ту недълю, которую я провелъ тогда въ Москв ъ, мы каждый день вид ъ- лись съ Юліей Петровной то у моихъ стариковъ, то у нея. Не знаю и самъ, какъ случилось, что мое сердце, сердце стараго холостяка, на- чало биться учащеннъе, а въ разсуди- тельной Юліи Петровнъ начала пробле- скивать кокетливая и не чуждая увлече- ній женщина. Въ этой стадіи отношеній мы разста- лись, такъ какъ мнъ надо было уъз- жать. Началась оживленная переписка между Москвой и Петербургомъ, при чемъ мои письма были коротенькими дневниками, которые я посылалъ ей, согласно ея же- ланію. «Пишите, мой другъ, о себъ все, все, потому что все, касающееся васъ, очень меня интересуеть, и я хочу все знать». И я писалъ… Въ свою очередь почти каждый день я получалъ маленькіе, длинные конвертики съ ея письмами, писанными мелкимъ ров- нымъ характернымъ ея почеркомъ. День за днемъ въ этихъ письмахъ вста- вала передо мной ея жизнь, наполненная чтеніемъ, заботами о дочери и… тоской по уъхавшемъ другъ. Искорка чувства упала на благодарную почву. Черезъ два мъсяца я опять былъ въ Москвъ. Въ первый же вечеръ по пріъздъ туда я былъ у Юліи Петровны, и въ тоть же вечеръ мы прозвали нашъ диванчикъ «ballon captif»… Кто сумъетъ фотогафически точно воспроизвести и описать вспыхнувшее чувство? Чей языкъ сможетъ повторить неулов- ленныя памятью, неясныя, спутанныя сло- ва любви и ласки?

Можетъ быть, въ краю далекомъ Ты меня уже забылъ Иль въ раздумьи одинокомъ Ты другую полюбилъ. * * *

Пусть же вътеръ перелетный Вздохъ тебъ мой отнесетъ, Пусть соловушка залетный Про любовь, тоску споетъ. * * *

Пусть лазоревый цвъточекъ, Что сорвешь ты на пути, Пусть единый лишь разочекъ Онъ напомнитъ «наши» дни. II.

Милая березынька, Какъ ты зелена, Бълая, кудрявая, Какъ ты мнъ родна! * *

Научи, зеленая, Какъ на свъть жить, Научи, родимая, Какъ его забыть.

Въра Языкова.

БРОДЯЧІЕ кОМЕДіАНТЫ. (Съ чешскаго). ,Сльйся паяць…

Ихъ было нъсколько человъкъ. Съ отпечаткомъ нужды и горя на блъд- ныхъ лицахъ, съ ввалившимися щеками, мутнымъ взглядомъ глазъ, глубоко ушед- шихъ въ орбиты, исхудалые отъ въчныхъ упражненій на канатахъ, отъ прыжковъ, разнообразныхъ сальтомортале ради ку- ска хльба.

Кабатчикъ съ красными воспаленными глазами, увидавъ старика, сострадатель- но усмъхнулся, точно хотълъ сказать: тебя только и не доставало , и небрежно отвътилъ на его поклонъ. Комедіантъ сбросилъ плащъ и вынулъ изъ кармана нъсколько шаровъ. Онъ то подбрасывалъ ихъ, то снова ловилъ, пе- ребрасывая съ изумительной ловкостью и быстротой опытнаго жонглера, и въ этихъ мелькавшихъ шарахъ ему чудился образъ ребенка, слышался его плачъ. Онъ чув- ствовалъ, какъ къ горлу подступали сле- зы, лицо его передернулось безсмысленной улыбкой шута. И наконецъ, когда онъ хотълъ закончить свое представленіе обычнымъ подражаніемъ пътушинаго ку- ку-ре-ку, что онъ выкрикивалъ обык- новенно вечеромъ при освъщеніи факела, на глазахъ многочисленной толпы зрите- лей, голосъ его оборвался, и странный звукъ, похожій на ревъ раненнаго звъря, вырвался изъ его груди. ,,Вонъ, вонъ! его!  Все исчезло передъ глазами старика, а шары, которые онъ держалъ въ рукахъ, съ шумомъ покатились по полу. Комеді- антъ тихонько подобралъ ихъ и напра- вился къ двери. На дворъ дождь лилъ, какъ изъ ведра, и окроплялъ его съдую голову… 

Георгъ Парадизъ, на-дняхъ скончавшійся. Плънные буры въ Трихинополи. (Съ фотографическаго снимка). Кому читаешь ты Байрона, думая въ то же время; «а что, милый мой, годенъ проченъ ли ты для адюльтера?»… и Если дойдуть до тебя эти строки, знай, что я говорю тебь искреннее спа- сибо за своевременно разбитыя грезы, ибо много лучше быть одинокимъ старымъ хо- лостякомъ, чъмъ обладателемъ такого ми- лаго, ласковаго, но все же - хищнаго и коварнаго звърька, какъ ты… Sphinx. 

Памяти Я. А. Соловьева. На дняхъ, именно 11 декабря, исполняет- ся 25-тильтіе со дня кончины одного изъ преданнъйшихъ и трудолюбивъйшихъ по- мощниковъ незабвеннаго Царя-Освободи- теля Якова Александровича Соловьева, стяжавшаго себъ всеобщее глубокое ува- женіе и любовь, имъющаго законное пра- во и на признательность потомства. Отли- чительными качествами его, какъ госу- дарственнаго дъятеля, являлись беззавьт- ная преданность своему долгу, далеко не часто встръчаемая, непоколебимая твер- дость въ убъжденіяхъ, энергія и трудолю-

Уъзжая, я былъ на вокзаль одинъ. Мои старики, зная мою нелюбовь ко вся- кимъ проводамъ и встръчамъ, не прово- жали меня, и я хмуро сидълъ въ зал! 

Небо заволокло свинцовыми тучами и шелъ проливной дождь. Комедіанты лежали на разостланныхъ одъялахъ въ полуразвалившейся хать, вздрагивавшей и трещавшей отъ порывовъ вътра и тяжелыхъ капель дождя. Нько- торые грълись около маленькой печурки внутри расшатанной повозки, которая медленно погружалась въ грязь. Не слышно было ни звука. Давящаяти- шина царствовала въ караванъ. Только дождь барабанилъ по ветхой крышь и од- нообразно стучалъ въ окошечко. Подъ по- возкой, на низенькомъ ящикь, сколочен- номъ изъ нъсколькихъ досокъ, наполнен- номъ разнообразными бутафорскими при- надлежностями, лежалъ старый комеді- антъ, закутанный въ старый полинялый флагъ. Потоки мутной воды текли по земль подъ нимъ, а надъ головой раздавался трескъ и возня находившихся въ повозкъ или слабый крикъ ребенка. Крупныя капли стекали съ парусины, обдавая старика брызгами и глухо, на подобіе барабаннаго боя, отзывалось ихъ паденіе. Къ худой старческой рукъ, свисавшей съ ящика склонялась большая голова то- щей кобылы со стекланными глазами, устремленными неподвижно на промокшую землю ; раздутыми ноздрями животное жадно впивало пропитанный сыростью воздухъ. Комедіантъ лежалъ спокойно, не дви- гаясь. Тупо смотрълъ онъ на цъпи журчащихъ капель, не чувствуя ни осенняго вътра, ни теплаго дыханія лошади, дрожавшей отъ холода. Старикъ лежалъ здъсь почти цълыхъ три дня въ продолженіе непогоды и только тогда, когда голодъ заставлялъ себя силь-

ства и удивленія; но голова моя была еще слишкомъ слаба, и я не могъ заду- мываться надъ какими бы то не было психологическими вопросами. На другой день, еще совсъмъ слабый я поъхалъ къ Юліи Петровнь, чтобы по- благодарить ее за ея сердечность, про- явленную за посльдніе дни. Юлія Петровна встрътила меня мило, заботливо, по дружески; мы усълись на нашъ «ballon captif»; она сама принесла мнъ стаканъ горячаго чая и рюмку рому, сама заботливо заложила подушку за мою спину, но… усълась на дальній конецъ диванчика и пристально глядъла на меня тъмъ взглядомъ любопытнаго и испуган- наго звърка, который замътилъ я вчера, очнувшись отъ припадка. - Да, вы, дорогой мой, совсъмъ раз- битый и больной человъкъ, вамъ надо серьезно лъчиться, говорила она. «Ты плохой, ненадежный самецъ» свъ- тилось въ уставившихся на меня испу- ганныхъ глазкахъ самки… Я почувствовалъ, какъ голова моя кру- жится, сердце замираетъ, а «ballon captif» улетаетъ куда то въ пространство, унося съ собой всъ мои радужныя мечты и гре- зы любви!  Съ тяжелымъ сердцемъ вернулся я въ Петербургъ. Черезъ нъскольно дней я собралъ и

Пъсни. I.

Сенаторъ, извъстный дъятель по осво- божденію крестьянъ Яковъ Александровичъ Соловьевъ. (Къ исполняющемуся 11 декабря 25-тиль- тію его смерти).



Какъ былинка полевая, Жаждетъ капли хоть дождя, Такъ подружка, дорогая, Сохнетъ, вянетъ безъ тебя! * * *

Извъстный благотворитель Митрофанъ Митрофановичъ Митрофановъ, на-дняхъ скончавшійся.

Ахъ, зачьмъ же ты, желанный, Отъ меня такъ далеко! Крестъ тяжелый, богомъ данный, Въдь нести мнъ не легко! * * *

біе вполнь необыкновенныя; благородство же, прямота, искренность и отвращеніе ко всъмъ побочнымъ путямъ, хотя они и вели бы къ благимъ цълямь, таковы свой- ства нравственнаго характера этого чуть ни идеальнаго человъка. Питомецъ С.-Пб. университета, по окон- чаніи курса, Соловьевъ поступилъ на служ- бу въ министерство государственныхъ имуществъ. Тамъ, быстро поднимаясь по ieрархической лъстниць, онъ въ теченіе

въ ожиданіи поъзда, когда въ ней пока- залась совершенно для меня пеожиданно фигурка Юліи Петровны. «Я не могла тебя не видъть еще разокъ, -говорила она, - мнъстало тоскли- во и жутко при мысли, что ты теперь уъзжаешь и меня нътъ возлъ тебя и вотъ- я пришла…» Еще нъсколько минутъ несвязнаго раз-

Вихремъ думушка несется, Въ край невъдомый, чужой И тоскою сердце бьется О тебъ, желанный мой. *