созрѣлъ: она упражняется въ сценическомъ искусствѣ тридцать семь лѣтъ. Скоро будетъ праздновать свой сорокалѣтній юбилей.
И г-жа Ѳедотова, что всего замѣчательнѣе, до сихъ поръ прекрасно играетъ молодыхъ женщинъ.
Впрочемъ, г-жа Ѳедотова переживаетъ теперь сценически-переходное время. Получивъ отъ дирекціи отпускъ а discretion, знаменитая московская артистка разъѣзжаетъ по гастролямъ и доигрываетъ свой прежній репертуаръ. Вернувшись къ мѣсту служенія въ Москву, Гликерія Николаевна сразу перейдетъ на амплуа высокодраматическихъ старухъ.
Ахъ, какія это будутъ старухи! Просто пальчики театралы оближутъ.
Московскіе драматурги, въ ожиданіи возвращенія г-жи Ѳедотовой на казенную сцену, уже заранѣе пекутъ пьесы съ высоко-драматическими старухами.
***
Первый выходъ г-жи Ѳедотовой въ «Озеркахъ» ознаменовался трогательнымъ инцидентомъ.
Въ одномъ изъ антрактовъ на сценѣ появился петербургскій актеръ, играющій подъ псевдонимомъ Московскій, ведя за руку свою малолѣтнюю дочь, и, привѣт
ствуя артистку отъ имени своего и дочки, поднесъ г-жѣ Ѳедотовой серебряный вѣнокъ.
Рѣчь г. Московскаго, обращенная частью къ гастролершѣ, частью къ публикѣ, хотя и не отличалась связ
ностью (вѣдь онъ говорилъ безъ суфлера), но за то была полна чувства. Одинъ изъ театральныхъ плотни
ковъ зарыдалъ. Самъ ораторъ прослезился лѣвымъ глазомъ. Малолѣтняя дочь утерла носовымъ платкомъ лѣвый глазъ своего родителя.
Актеръ Московскій, повидимому, вообще взялъ себѣ за правило появляться изъ-за кулисъ, въ сопровожденіи своей малолѣтней дочери, при всѣхъ театральныхъ торжествахъ и говорить трогательныя рѣчи. Плеяда ораторовъ «по случаю», ораторовъ застольныхъ, погребаль
ныхъ, юбилейныхъ и другихъ обогатилась еще новой разновидностью: ораторомъ театральнымъ.
Странное амплуа для актера. Требующее, во всякомъ случаѣ, много присутствія духа и большого о себѣ мнѣнія.
* * *
Газеты сообщаютъ, что цѣлая партія финляндскихъ желѣзнодорожныхъ кондукторовъ и оберъ-кондукторовъ отправилась на Нижегородскую выставку. Финляндскимъ кондукторамъ предоставленъ даровой проѣздъ.
Мы понимаемъ, что и кондуктору хочется отдохнуть и поразвлечься. Вѣдь и кондукторъ, даже финляндскій, такой же человѣкъ.
Странно только, что администрація финляндской желѣзной дороги отпустила цѣлую партію кондукторовъ въ самый разгаръ дачнаго желѣзнодорожнаго оживленія. Кто же будетъ простригать билеты пассажирамъ?
***
Ли-Хулъ-Чангъ, какъ извѣстно, путешествуетъ теперь по Европѣ и присматривается къ цивилизаціи.
Онъ уже былъ въ Германіи, Австріи, Франціи и Англіи. Въ Испанію и Италію, кажется, не поѣдетъ, — потому что какая же нынче цивилизація въ Испаніи? Тамъ только разбойники и остались.
По возвращеніи на родину, Ли-Хунъ-Чангъ будетъ вводить среди китайцевъ цивилизацію. Китайцамъ окарнаютъ косы, снимутъ съ нихъ разноцвѣтныя юбки, надѣнутъ брюки, снабдятъ цилиндрами и моноклями.
Въ Пекинѣ появятся скачки съ тотализаторомъ, французская оперетка, эти дамы, биржевые зайцы, банкиры съ разсрочкой, извозчики съ верхами и т. д., и т. д.
Китайцы проснутся послѣ тысячелѣтняго сна и, съ непривычки, зачешутъ въ затылкахъ.
***
Рязанско-Уральская желѣзная дорога ввела новую мѣру для борьбы съ мазуриками: съ каждымъ поѣздомъ ѣдетъ жандармъ, который присутствуетъ при контролѣ билетовъ и «вглядывается въ лица пассажировъ .
Послѣдствія этой мѣры — самыя благодѣтельныя: уже одно присутствіе жандарма предупреждаетъ многія покушенія. Это называется жандармскимъ гипнотизмомъ.
- И. Грэкъ.
- Ахъ, матушка! вздохнулъ мужъ. — Да дай ты мнѣ...
- Что такое: матушка! Понимаешь ли, я только на минутку... Напишешь... Никто тебѣ мѣшать не будетъ. Я вотъ, Миша, зачѣмъ. Если бы я завтракала одна, то съ меня, разумѣется, было бы доста
точно той вареной курицы съ рисомъ, которая отъ вчерашняго дня осталась, но такъ какъ теперь насъ уже двое, то надо заказать что-нибудь состряпать. Что ты хочешь къ завтраку?
- Да что ты сама хочешь, милая, то и заказывай. Дай мнѣ писать.
- Однако, вѣдь это такъ нетрудно сказать, что ты хочешь.
- Дѣлай, что знаешь. У меня голова теперь не тѣмъ занята, пробормоталъ мужъ и вывелъ карандашемъ: «Канцелярія, не получая ясныхъ и опредѣленныхъ свѣдѣній но сему предмету»...
Жена все еще стояла около письменнаго стола. - Макароны съ томатами желаешь? - Какъ знаешь, какъ знаешь...
- Или, можетъ быть, кусочекъ мяса? Не хочешь ли ты солонины съ картофельнымъ пюре?
Мужъ не отвѣчалъ. Онъ зачеркнулъ слова «по сему предмету» и написалъ: «помимо поставки подрядчика»... Жена не унималась:
- Однако, вѣдь это такъ нетрудно сказать, что для тебя лучше: макароны или солонина.
- Да пожалуй, отвѣчалъ мужъ, не поднимая карандаша отъ бумаги, и написалъ: «макароны съ пюре», но тотчасъ же захѣрилъ, плюнулъ и восклик
Гимназистикъ Петя Олейниковъ, мальчикъ съ коротко-остриженной рыжей головой, больши
ми сѣрыми глазами, которые одни только и были хороши на его лицѣ, курносымъ носомъ и широкимъ какъ у акулы ртомъ, продравшись сквозь частый березнякъ, выбрался на хорошень
кую поляну и осмотрѣлся такъ пугливо, какъ будто онъ былъ зайцемъ и чуялъ за спиной своей цѣлую свору гончихъ.
- Слава Богу, кажется, никого нѣтъ! пробормоталъ Петя и отеръ потный лобъ.
Затѣмъ онъ поспѣшно зашагалъ до большого торчавшаго среди поляны пня, усѣлся на немъ съ нѣкоторымъ ком
фортомъ, досталъ изъ бокового кармана чистую бумагу и карандашъ, бумагу разложилъ на колѣнахъ, а карандашъ началъ грызть съ крайне серьезнымъ и сосредоточеннымъ видомъ. Такъ прошло минутъ пять. Время отъ времени гимназистикъ чертилъ на бумагѣ какіе-то іероглифы, а свободной рукой потиралъ лобъ. Вдругъ надъ ухомъ его прозвучалъ хриплый голосъ:
- Ты здѣсь, шельмецъ? Чего тутъ, ракаліонъ этакій, строчишь?
Отъ неожиданности Петя затрясся; поднявъ голову, онъ увидалъ предъ собой дядю, бритаго человѣка лѣтъ сорока, съ длиннѣйшими, какъ паучьи ноги, усами, краснымъ носомъ и рѣшительнымъ взглядомъ. Не только взглядъ у дяди, но и самъ дядя былъ человѣкъ крайне рѣшительный; по его собственнымъ словами, онъ не испугался бы самого сатаны, а про чорта, лѣшаго, домового и говорить нечего: дядя ихъ называлъ попросту дрянью, о которую порядочному человѣку и рукъ марать не стоитъ; съ рѣ
шительнымъ видомъ дядя щипалъ всѣхъ горничныхъ, стравливалъ всѣхъ собакъ другъ съ другомъ и вотъ уже лѣтъ пять жилъ въ имѣньѣ своей сестры, а Петиной матери, съ рѣшительнымъ видомъ не дѣлая рѣшительно ничего.
- Задачи рѣшаю, дядя! отвѣтилъ Петя На дядинъ вопросъ.
- Какія?
Алгебраическія.
- Гм... алгебраическія? Вздоръ это, ерунда, братецъ. Брось ты свои задачи, братецъ. Чепуха это, и ничего больше. «Сколько верстъ отъ земли до солнца?» А чортъ ихъ знаетъ, совсѣмъ безполезная штука знать: никогда
ты, братъ, за эти версты ни за трехъ лошадей, ни за мѣсто во второмъ классѣ желѣзной дороги платить не будешь. Шалишь! Брось свои задачи и того... утекай отсюда...
- Почему?
- Много будешь знать, скоро состаришься. Гм... сказалъ бы я тебѣ почему, да ты еще глупъ и лѣтами не вышелъ. Ну, собирай свои задачи и исчезай.
- Дядя...
- Брысь!
- Дядя...
- Брысь, и чтобъ духу твоего по близости не было;
нуль: — Ну, какъ тебѣ не стыдно, Сонечка, приставать ко мнѣ съ такими глупостями! Смотри, вотъ ужъ я написалъ «макароны».
- Такъ макароны? Отвѣть категорично.
- Фу, чортъ возьми! Ну, макароны, такъ макароны! закричалъ онъ.
- Ухожу, ухожу... бросилась къ двери жена. — Такъ макароны съ томатами. Съ томатами или съ сыромъ? остановилась она въ дверяхъ.
Мужъ молчалъ.
- Вотъ недотрога... продолжала она и скрылась за дверью.
Карандашъ мужа ходилъ по бумагѣ, писалъ и зачеркивалъ написанное. Мужъ усиленно курилъ и затягивался папироской. Вбѣжала опять жена.
- Болдырева, Марья Ивановна, идетъ. Сказать про тебя, что тебя дома нѣтъ?
- Ахъ, Боже мой! Да вѣдь она не ко мнѣ, а къ тебѣ, проговорилъ мужъ раздраженно, написалъ два слова и сейчасъ же вымаралъ двѣ строчки.
- Все-таки я скажу, что тебя дома нѣтъ, если она про тебя спроситъ.
Жена исчезла, но на смѣну ея въ кабинетѣ появилась горничная съ газетой въ рукѣ.
- Барыня прислала вамъ сказать, баринъ, что она ошиблась, что это была не Марья Ивановна, а другая дама. А вотъ почтальонъ принесъ газету. Барыня приказала спросить, сейчасъ вы ее читать будете или...
- Вонъ! Вонъ отсюда! Что это, въ самомъ дѣлѣ, покою не даете! Черти! Дьяволы! закричалъ мужъ и угрожающе вскочилъ изъ-за стола.
не то задеру штанишки и свѣжей лозой! Рррр.... гавъ гавъ...
Дядя сдѣлалъ такіе страшные глаза и такъ дико, пособачьи, затявкалъ, что Петя стрѣлой бросился въ кусты. При видѣ сверкающихъ пятокъ мальчика, дядя захохоталъ смѣхомъ, сдѣлавшимъ бы честь не только дядѣ, но даже дядѣ лѣшему. А Петя бѣжалъ и думалъ:
- Пойду къ пруду. Авось, тамъ никого нѣтъ....
Пробѣжавъ съ четверть версты, гимназистикѣ очутился на берегу стараго, тѣнистаго и дрянного пруди..ки, гу
сто заросшаго ивой по берегамъ. Купаться, благодаря тинѣ, въ немъ не купались, воду тоже не брали и въ него и потому возлѣ пруда рѣдко можно было встрѣтить жи
вое существо. Но на этотъ разъ вышло наоборотъ. Подъ одной изъ самыхъ высокихъ изъ сидѣлъ репетиторъ Пети, студентъ Волжинъ, билъ себя хлыстикомъ по сапогу и курилъ папиросу.-
- Михаилъ Васильевичъ? изумился Петя, — Какъ же вы сказали, что въ Отрадное къ товарищу уйдете?!
Студентъ съ тревогой поглядѣлъ на карманные часики, но, поглядѣвъ, успокоился.-
- А что жъ такое, что я сказалъ? опросилъ онъ беззаботно. — Хотѣлъ въ Отрадное итти, а потомъ Переду
малъ. Только и всего. Развѣ тебѣ не случалось рѣшить
что-нибудь и потомъ перерѣшить? Что это у тебя за бумага?
- Это такъ... задачи рѣшаю, объяснилъ Петя, садясь возлѣ.
— Гм... это хорошо... дѣлаетъ тебѣ честь, что ты задачи рѣшаешь, хоть я ихъ и не задавалъ...
Студентъ опять посмотрѣлъ на часы и сказалъ:
А какое я сегодня гнѣздо интересное у Лупихинскаго оврага видѣлъ. Знаешь, тамъ, какъ къ ручейку спускаться, большущая сосна есть. Такъ вотъ у этой сосны въ дуплѣ. Ты непремѣнно сходи его и посмотри.
- Хорошо, я схожу и посмотрю.
- Да, непремѣнно сходи и посмотри. Теперь же сходи. Прямо иди отсюда. Мнѣ же кстати нужно одному остаться, сосредоточиться и... и планъ сочиненія обдумать. Такъ ты того... ступай.
Петя поднялся съ земли и сказалъ:
До свиданья, Михаилъ Васильевичъ!
До свиданья. Ступай, ступай (студентъ въ третій разъ взглянулъ на часы), не медли.
Сдѣлавъ шаговъ сто по направленію къ Лупихинскому оврагу, Петя замѣтилъ чье-то бѣлое платье и красный зонтикъ, мелькнувшіе въ кустахъ. Но и его тоже замѣ
тили: и бѣлое платье и красный зонтикъ исчезли такъ быстро, какъ будто сквозь землю провалились. Петя по
стоялъ на мѣстѣ, посвисталъ и повернулъ прочь отъ оврага.
- Знаю я, какое онъ тамъ увидѣлъ гнѣздо! подумалъ онъ про репетитора. — И какой планъ сочиненія онъ бу
детъ обдумывать, тоже знаю. Это отрадинская барышня къ нему идетъ: у ней точь въ точь такой же красный зонтикъ... Гм... Куда же теперь?
Подобно вѣчному жиду, онъ все шелъ, шелъ и не находилъ себѣ пристанища.
- Пойду въ наумовскій буреломъ! рѣшилъ онъ. — Тамъ ужъ навѣрно никого не встрѣчу. -
Наумовскій буреломъ былъ дикимъ и глухимъ мѣстомъ его прозвали такъ послѣ недавней бури, повалившей въ одномъ изъ самыхъ дальнихъ угловъ лѣса массу сосенъ, которыя еще не успѣли убрать. Пока Петя дошелъ до наумовскаго бурелома, онъ разъ пять задохнулся и столько же разъ облился потомъ. Въ лѣсу стояла невыносимая духота. Наконецъ, мелькнулъ неглубокій ровъ
поросшій по краямъ земляникой и составлявшій межу двухъ владѣній. Петя перемахнулъ черезъ ровъ, пролѣзъ черезъ густую хвою упавшихъ рядомъ сосенъ, очутился въ центрѣ бурелома и... тотчасъ же попятился. Съ одного изъ поваленныхъ бурей стволовъ поднялся старшій братъ Пети, Викторъ.
- Ты что тутъ шпіонишь да шныряешь? спросилъ онъ грозно.
- Шпіоню? И не думаю даже... Просто иду. - Гм... Знаю я, какъ ты идешь.
Онъ задыхался. Изъ-за дверей слышала жены:
- Чего же ты сердишься? Я только хотелъ смотрѣть, по чемъ сегодня стоитъ выигрышный. Оставь, Даша, оставь ему газету. Ну его!
онъ не въ своей тарелкѣ! крикнула она горн.
Горничная вошла было опять въ кабинетъ, отдать барину газету, но баранъ вытолкалъ ее Онъ притворилъ дверь, попробовалъ было за ее на замокъ, но у дверей не было замка, нулъ, сбросилъ съ себя халатъ и началъ
Черезъ пять минутъ онъ уже въ вицму съ портфелемъ выходилъ изъ кабинета и горничной:
- Дарья! Дай мнѣ пальто и шляпу!
- Боже мой! Куда же это ты? спросила его жена. - Въ канцелярію, въ городъ.
- Но вѣдь ты хотѣлъ не ѣхать, усѣлся таково
хорошо за работу въ кабинетѣ. Мужъ не отвѣчалъ.
- Отчего же ты это такъ вдругъ? спросила жена. - Прощай...
- А завтракъ? А макароны съ томатами?
Онъ успѣлъ уже надѣть пальто и шляпу и вышелъ на балконъ.
- Миша! Миша! Ты обѣдать-то все-таки придешь домой? Слушай! Привези десять фунтовъ сахарнаго песку для варенья.
Отвѣта не послѣдовало. Мужъ сбѣжалъ съ бал
кона въ садъ и выбѣжалъ за калитку на улицу.
Н. Лейкинъ.
Домъ его — сѣдло и стремя
И мечта — хорошій «грунтъ».
Вѣритъ — только въ стартъ и «время», Вѣситъ чуть не фунтъ.
Узокъ, тонокъ, какъ минога;
Полу-лордъ, полу-лакей,
И герой и плутъ немного — Сморщенный жокей!..
Муръ.
И г-жа Ѳедотова, что всего замѣчательнѣе, до сихъ поръ прекрасно играетъ молодыхъ женщинъ.
Впрочемъ, г-жа Ѳедотова переживаетъ теперь сценически-переходное время. Получивъ отъ дирекціи отпускъ а discretion, знаменитая московская артистка разъѣзжаетъ по гастролямъ и доигрываетъ свой прежній репертуаръ. Вернувшись къ мѣсту служенія въ Москву, Гликерія Николаевна сразу перейдетъ на амплуа высокодраматическихъ старухъ.
Ахъ, какія это будутъ старухи! Просто пальчики театралы оближутъ.
Московскіе драматурги, въ ожиданіи возвращенія г-жи Ѳедотовой на казенную сцену, уже заранѣе пекутъ пьесы съ высоко-драматическими старухами.
***
Первый выходъ г-жи Ѳедотовой въ «Озеркахъ» ознаменовался трогательнымъ инцидентомъ.
Въ одномъ изъ антрактовъ на сценѣ появился петербургскій актеръ, играющій подъ псевдонимомъ Московскій, ведя за руку свою малолѣтнюю дочь, и, привѣт
ствуя артистку отъ имени своего и дочки, поднесъ г-жѣ Ѳедотовой серебряный вѣнокъ.
Рѣчь г. Московскаго, обращенная частью къ гастролершѣ, частью къ публикѣ, хотя и не отличалась связ
ностью (вѣдь онъ говорилъ безъ суфлера), но за то была полна чувства. Одинъ изъ театральныхъ плотни
ковъ зарыдалъ. Самъ ораторъ прослезился лѣвымъ глазомъ. Малолѣтняя дочь утерла носовымъ платкомъ лѣвый глазъ своего родителя.
Актеръ Московскій, повидимому, вообще взялъ себѣ за правило появляться изъ-за кулисъ, въ сопровожденіи своей малолѣтней дочери, при всѣхъ театральныхъ торжествахъ и говорить трогательныя рѣчи. Плеяда ораторовъ «по случаю», ораторовъ застольныхъ, погребаль
ныхъ, юбилейныхъ и другихъ обогатилась еще новой разновидностью: ораторомъ театральнымъ.
Странное амплуа для актера. Требующее, во всякомъ случаѣ, много присутствія духа и большого о себѣ мнѣнія.
* * *
Газеты сообщаютъ, что цѣлая партія финляндскихъ желѣзнодорожныхъ кондукторовъ и оберъ-кондукторовъ отправилась на Нижегородскую выставку. Финляндскимъ кондукторамъ предоставленъ даровой проѣздъ.
Мы понимаемъ, что и кондуктору хочется отдохнуть и поразвлечься. Вѣдь и кондукторъ, даже финляндскій, такой же человѣкъ.
Странно только, что администрація финляндской желѣзной дороги отпустила цѣлую партію кондукторовъ въ самый разгаръ дачнаго желѣзнодорожнаго оживленія. Кто же будетъ простригать билеты пассажирамъ?
***
Ли-Хулъ-Чангъ, какъ извѣстно, путешествуетъ теперь по Европѣ и присматривается къ цивилизаціи.
Онъ уже былъ въ Германіи, Австріи, Франціи и Англіи. Въ Испанію и Италію, кажется, не поѣдетъ, — потому что какая же нынче цивилизація въ Испаніи? Тамъ только разбойники и остались.
По возвращеніи на родину, Ли-Хунъ-Чангъ будетъ вводить среди китайцевъ цивилизацію. Китайцамъ окарнаютъ косы, снимутъ съ нихъ разноцвѣтныя юбки, надѣнутъ брюки, снабдятъ цилиндрами и моноклями.
Въ Пекинѣ появятся скачки съ тотализаторомъ, французская оперетка, эти дамы, биржевые зайцы, банкиры съ разсрочкой, извозчики съ верхами и т. д., и т. д.
Китайцы проснутся послѣ тысячелѣтняго сна и, съ непривычки, зачешутъ въ затылкахъ.
***
Рязанско-Уральская желѣзная дорога ввела новую мѣру для борьбы съ мазуриками: съ каждымъ поѣздомъ ѣдетъ жандармъ, который присутствуетъ при контролѣ билетовъ и «вглядывается въ лица пассажировъ .
Послѣдствія этой мѣры — самыя благодѣтельныя: уже одно присутствіе жандарма предупреждаетъ многія покушенія. Это называется жандармскимъ гипнотизмомъ.
- И. Грэкъ.
- Ахъ, матушка! вздохнулъ мужъ. — Да дай ты мнѣ...
- Что такое: матушка! Понимаешь ли, я только на минутку... Напишешь... Никто тебѣ мѣшать не будетъ. Я вотъ, Миша, зачѣмъ. Если бы я завтракала одна, то съ меня, разумѣется, было бы доста
точно той вареной курицы съ рисомъ, которая отъ вчерашняго дня осталась, но такъ какъ теперь насъ уже двое, то надо заказать что-нибудь состряпать. Что ты хочешь къ завтраку?
- Да что ты сама хочешь, милая, то и заказывай. Дай мнѣ писать.
- Однако, вѣдь это такъ нетрудно сказать, что ты хочешь.
- Дѣлай, что знаешь. У меня голова теперь не тѣмъ занята, пробормоталъ мужъ и вывелъ карандашемъ: «Канцелярія, не получая ясныхъ и опредѣленныхъ свѣдѣній но сему предмету»...
Жена все еще стояла около письменнаго стола. - Макароны съ томатами желаешь? - Какъ знаешь, какъ знаешь...
- Или, можетъ быть, кусочекъ мяса? Не хочешь ли ты солонины съ картофельнымъ пюре?
Мужъ не отвѣчалъ. Онъ зачеркнулъ слова «по сему предмету» и написалъ: «помимо поставки подрядчика»... Жена не унималась:
- Однако, вѣдь это такъ нетрудно сказать, что для тебя лучше: макароны или солонина.
- Да пожалуй, отвѣчалъ мужъ, не поднимая карандаша отъ бумаги, и написалъ: «макароны съ пюре», но тотчасъ же захѣрилъ, плюнулъ и восклик
вҌчный жидъ.
Гимназистикъ Петя Олейниковъ, мальчикъ съ коротко-остриженной рыжей головой, больши
ми сѣрыми глазами, которые одни только и были хороши на его лицѣ, курносымъ носомъ и широкимъ какъ у акулы ртомъ, продравшись сквозь частый березнякъ, выбрался на хорошень
кую поляну и осмотрѣлся такъ пугливо, какъ будто онъ былъ зайцемъ и чуялъ за спиной своей цѣлую свору гончихъ.
- Слава Богу, кажется, никого нѣтъ! пробормоталъ Петя и отеръ потный лобъ.
Затѣмъ онъ поспѣшно зашагалъ до большого торчавшаго среди поляны пня, усѣлся на немъ съ нѣкоторымъ ком
фортомъ, досталъ изъ бокового кармана чистую бумагу и карандашъ, бумагу разложилъ на колѣнахъ, а карандашъ началъ грызть съ крайне серьезнымъ и сосредоточеннымъ видомъ. Такъ прошло минутъ пять. Время отъ времени гимназистикъ чертилъ на бумагѣ какіе-то іероглифы, а свободной рукой потиралъ лобъ. Вдругъ надъ ухомъ его прозвучалъ хриплый голосъ:
- Ты здѣсь, шельмецъ? Чего тутъ, ракаліонъ этакій, строчишь?
Отъ неожиданности Петя затрясся; поднявъ голову, онъ увидалъ предъ собой дядю, бритаго человѣка лѣтъ сорока, съ длиннѣйшими, какъ паучьи ноги, усами, краснымъ носомъ и рѣшительнымъ взглядомъ. Не только взглядъ у дяди, но и самъ дядя былъ человѣкъ крайне рѣшительный; по его собственнымъ словами, онъ не испугался бы самого сатаны, а про чорта, лѣшаго, домового и говорить нечего: дядя ихъ называлъ попросту дрянью, о которую порядочному человѣку и рукъ марать не стоитъ; съ рѣ
шительнымъ видомъ дядя щипалъ всѣхъ горничныхъ, стравливалъ всѣхъ собакъ другъ съ другомъ и вотъ уже лѣтъ пять жилъ въ имѣньѣ своей сестры, а Петиной матери, съ рѣшительнымъ видомъ не дѣлая рѣшительно ничего.
- Задачи рѣшаю, дядя! отвѣтилъ Петя На дядинъ вопросъ.
- Какія?
Алгебраическія.
- Гм... алгебраическія? Вздоръ это, ерунда, братецъ. Брось ты свои задачи, братецъ. Чепуха это, и ничего больше. «Сколько верстъ отъ земли до солнца?» А чортъ ихъ знаетъ, совсѣмъ безполезная штука знать: никогда
ты, братъ, за эти версты ни за трехъ лошадей, ни за мѣсто во второмъ классѣ желѣзной дороги платить не будешь. Шалишь! Брось свои задачи и того... утекай отсюда...
- Почему?
- Много будешь знать, скоро состаришься. Гм... сказалъ бы я тебѣ почему, да ты еще глупъ и лѣтами не вышелъ. Ну, собирай свои задачи и исчезай.
- Дядя...
- Брысь!
- Дядя...
- Брысь, и чтобъ духу твоего по близости не было;
нуль: — Ну, какъ тебѣ не стыдно, Сонечка, приставать ко мнѣ съ такими глупостями! Смотри, вотъ ужъ я написалъ «макароны».
- Такъ макароны? Отвѣть категорично.
- Фу, чортъ возьми! Ну, макароны, такъ макароны! закричалъ онъ.
- Ухожу, ухожу... бросилась къ двери жена. — Такъ макароны съ томатами. Съ томатами или съ сыромъ? остановилась она въ дверяхъ.
Мужъ молчалъ.
- Вотъ недотрога... продолжала она и скрылась за дверью.
Карандашъ мужа ходилъ по бумагѣ, писалъ и зачеркивалъ написанное. Мужъ усиленно курилъ и затягивался папироской. Вбѣжала опять жена.
- Болдырева, Марья Ивановна, идетъ. Сказать про тебя, что тебя дома нѣтъ?
- Ахъ, Боже мой! Да вѣдь она не ко мнѣ, а къ тебѣ, проговорилъ мужъ раздраженно, написалъ два слова и сейчасъ же вымаралъ двѣ строчки.
- Все-таки я скажу, что тебя дома нѣтъ, если она про тебя спроситъ.
Жена исчезла, но на смѣну ея въ кабинетѣ появилась горничная съ газетой въ рукѣ.
- Барыня прислала вамъ сказать, баринъ, что она ошиблась, что это была не Марья Ивановна, а другая дама. А вотъ почтальонъ принесъ газету. Барыня приказала спросить, сейчасъ вы ее читать будете или...
- Вонъ! Вонъ отсюда! Что это, въ самомъ дѣлѣ, покою не даете! Черти! Дьяволы! закричалъ мужъ и угрожающе вскочилъ изъ-за стола.
не то задеру штанишки и свѣжей лозой! Рррр.... гавъ гавъ...
Дядя сдѣлалъ такіе страшные глаза и такъ дико, пособачьи, затявкалъ, что Петя стрѣлой бросился въ кусты. При видѣ сверкающихъ пятокъ мальчика, дядя захохоталъ смѣхомъ, сдѣлавшимъ бы честь не только дядѣ, но даже дядѣ лѣшему. А Петя бѣжалъ и думалъ:
- Пойду къ пруду. Авось, тамъ никого нѣтъ....
Пробѣжавъ съ четверть версты, гимназистикѣ очутился на берегу стараго, тѣнистаго и дрянного пруди..ки, гу
сто заросшаго ивой по берегамъ. Купаться, благодаря тинѣ, въ немъ не купались, воду тоже не брали и въ него и потому возлѣ пруда рѣдко можно было встрѣтить жи
вое существо. Но на этотъ разъ вышло наоборотъ. Подъ одной изъ самыхъ высокихъ изъ сидѣлъ репетиторъ Пети, студентъ Волжинъ, билъ себя хлыстикомъ по сапогу и курилъ папиросу.-
- Михаилъ Васильевичъ? изумился Петя, — Какъ же вы сказали, что въ Отрадное къ товарищу уйдете?!
Студентъ съ тревогой поглядѣлъ на карманные часики, но, поглядѣвъ, успокоился.-
- А что жъ такое, что я сказалъ? опросилъ онъ беззаботно. — Хотѣлъ въ Отрадное итти, а потомъ Переду
малъ. Только и всего. Развѣ тебѣ не случалось рѣшить
что-нибудь и потомъ перерѣшить? Что это у тебя за бумага?
- Это такъ... задачи рѣшаю, объяснилъ Петя, садясь возлѣ.
— Гм... это хорошо... дѣлаетъ тебѣ честь, что ты задачи рѣшаешь, хоть я ихъ и не задавалъ...
Студентъ опять посмотрѣлъ на часы и сказалъ:
А какое я сегодня гнѣздо интересное у Лупихинскаго оврага видѣлъ. Знаешь, тамъ, какъ къ ручейку спускаться, большущая сосна есть. Такъ вотъ у этой сосны въ дуплѣ. Ты непремѣнно сходи его и посмотри.
- Хорошо, я схожу и посмотрю.
- Да, непремѣнно сходи и посмотри. Теперь же сходи. Прямо иди отсюда. Мнѣ же кстати нужно одному остаться, сосредоточиться и... и планъ сочиненія обдумать. Такъ ты того... ступай.
Петя поднялся съ земли и сказалъ:
До свиданья, Михаилъ Васильевичъ!
До свиданья. Ступай, ступай (студентъ въ третій разъ взглянулъ на часы), не медли.
Сдѣлавъ шаговъ сто по направленію къ Лупихинскому оврагу, Петя замѣтилъ чье-то бѣлое платье и красный зонтикъ, мелькнувшіе въ кустахъ. Но и его тоже замѣ
тили: и бѣлое платье и красный зонтикъ исчезли такъ быстро, какъ будто сквозь землю провалились. Петя по
стоялъ на мѣстѣ, посвисталъ и повернулъ прочь отъ оврага.
- Знаю я, какое онъ тамъ увидѣлъ гнѣздо! подумалъ онъ про репетитора. — И какой планъ сочиненія онъ бу
детъ обдумывать, тоже знаю. Это отрадинская барышня къ нему идетъ: у ней точь въ точь такой же красный зонтикъ... Гм... Куда же теперь?
Подобно вѣчному жиду, онъ все шелъ, шелъ и не находилъ себѣ пристанища.
- Пойду въ наумовскій буреломъ! рѣшилъ онъ. — Тамъ ужъ навѣрно никого не встрѣчу. -
Наумовскій буреломъ былъ дикимъ и глухимъ мѣстомъ его прозвали такъ послѣ недавней бури, повалившей въ одномъ изъ самыхъ дальнихъ угловъ лѣса массу сосенъ, которыя еще не успѣли убрать. Пока Петя дошелъ до наумовскаго бурелома, онъ разъ пять задохнулся и столько же разъ облился потомъ. Въ лѣсу стояла невыносимая духота. Наконецъ, мелькнулъ неглубокій ровъ
поросшій по краямъ земляникой и составлявшій межу двухъ владѣній. Петя перемахнулъ черезъ ровъ, пролѣзъ черезъ густую хвою упавшихъ рядомъ сосенъ, очутился въ центрѣ бурелома и... тотчасъ же попятился. Съ одного изъ поваленныхъ бурей стволовъ поднялся старшій братъ Пети, Викторъ.
- Ты что тутъ шпіонишь да шныряешь? спросилъ онъ грозно.
- Шпіоню? И не думаю даже... Просто иду. - Гм... Знаю я, какъ ты идешь.
Онъ задыхался. Изъ-за дверей слышала жены:
- Чего же ты сердишься? Я только хотелъ смотрѣть, по чемъ сегодня стоитъ выигрышный. Оставь, Даша, оставь ему газету. Ну его!
онъ не въ своей тарелкѣ! крикнула она горн.
Горничная вошла было опять въ кабинетъ, отдать барину газету, но баранъ вытолкалъ ее Онъ притворилъ дверь, попробовалъ было за ее на замокъ, но у дверей не было замка, нулъ, сбросилъ съ себя халатъ и началъ
Черезъ пять минутъ онъ уже въ вицму съ портфелемъ выходилъ изъ кабинета и горничной:
- Дарья! Дай мнѣ пальто и шляпу!
- Боже мой! Куда же это ты? спросила его жена. - Въ канцелярію, въ городъ.
- Но вѣдь ты хотѣлъ не ѣхать, усѣлся таково
хорошо за работу въ кабинетѣ. Мужъ не отвѣчалъ.
- Отчего же ты это такъ вдругъ? спросила жена. - Прощай...
- А завтракъ? А макароны съ томатами?
Онъ успѣлъ уже надѣть пальто и шляпу и вышелъ на балконъ.
- Миша! Миша! Ты обѣдать-то все-таки придешь домой? Слушай! Привези десять фунтовъ сахарнаго песку для варенья.
Отвѣта не послѣдовало. Мужъ сбѣжалъ съ бал
кона въ садъ и выбѣжалъ за калитку на улицу.
Н. Лейкинъ.
ГЕРОЙ ДНЯ.
Домъ его — сѣдло и стремя
И мечта — хорошій «грунтъ».
Вѣритъ — только въ стартъ и «время», Вѣситъ чуть не фунтъ.
Узокъ, тонокъ, какъ минога;
Полу-лордъ, полу-лакей,
И герой и плутъ немного — Сморщенный жокей!..
Муръ.