ствамъ и наконецъ впалъ въ умопомѣшательство: началъ кусать дворниковъ и швейцаровъ.
Другой обыватель, изъ-за квартиры, впалъ въ тихое умопомѣшательство: сидитъ на полу и мотаетъ по цѣлымъ часамъ головой.
Множество семействъ рискуютъ остаться на зиму на дачѣ и тамъ замерзнуть.
* *
По Вознесенскому проспекту появились двухъ-этажные омнибусы, запряженные въ тройку. Двѣ лошади въ дышлѣ, одна на пристяжку.
Новые омнибусы громадны и громоздки. На высотѣ имперіала у слабонервныхъ людей голова кружится.
Движутся эти омнибусы-гиганты не быстро: тройка — и та умается тащить такую громаду, да еще по петербургской мостовой.
Говорятъ, новые омнибусы заимствованы съ французскаго и только слегка передѣланы на русскіе нравы. Мо
жетъ быть. Но въ Парижѣ совсѣмъ другія мостовыя. По нашимъ мостовымъ, при особенно глубокомъ ухабѣ, сидящая на имперіалѣ публика рискуетъ выскочить на мостовую...
* *
*
Изобличенъ пьяненькій велосипедистъ, который и лишенъ права ѣздить по улицамъ города.
Пьяненькій велосипедистъ, это — нѣчто новенькое.
Пьяненькіе пѣшеходы шатаются изъ стороны въ сторону, натыкаясь на прохожихъ и на фонарные столбы. Воображаю, какъ лавировалъ пьяненькій велосипедистъ! Зрѣлище, во всякомъ случаѣ, довольно любопытное.
Отчего бы не устроить на Стрѣльненскомъ или Каменноостровскомъ велодромѣ состязанія пьяненькихъ велосипедистовъ?
Состязанія трезвыхъ велосипедистовъ публика уже много разъ видѣла. Состязанія пьяненькихъ велосипедистовъ, это было бы что-то новенькое.
Конечно, нельзя требовать, чтобы всѣ велосипедисты выпили передъ гонкой одинаковое количество рюмокъ коньяку. Для уравненія силъ, одинъ другому можетъ дать нѣсколько рюмокъ впередъ. * *
*
Современные гастролеры и гастролерши выступаютъ теперь ужъ не соло, но въ сопровожденіи своихъ артистическихъ спутницъ и спутниковъ.
У небесныхъ свѣтилъ тоже есть спутники.
Современный театральный шикъ требуетъ, чтобы свѣтило гастролировало непремѣнно со спутникомъ.
Явилось своего рода театральное амплуа: спутникъ (или спутница) гастролера (или гастролерши).
Спутникомъ г-жи Ѳедотовой состоитъ г. Вишневскій. Гастроли г-жи Ѳедотовой закончились бенефисомъ спут
ника. Гастроли г-на Петипа сопровождаются дебютами его артистической спутницы г-жи Петипа.
На языкѣ бѣговъ это называется «поддужный», а на языкѣ велосипедистовъ — «лидеръ».
Скоро появятся въ театральныхъ изданіяхъ объявленія: «Ищу мѣсто поддужнаго къ театральной знаменитости, для сопровожденія въ гастрольномъ турнэ по Рос
сіи. Могу присматривать и за багажемъ. Принимаю на себя обязанности режиссера и кассира. Трезвый и гра
мотный. Имѣю аттестатъ и личную рекомендацію отъ послѣдней знаменитой гастролерши.
И. Грэкъ.
Sic transit gloria mundi. О, гдѣ же ты, русскія пѣсня,
Пропалъ твой могучій разливъ: Тебя шансонетка смѣнила,
Забавно-скабрезный мотивъ... Куда ты о, пѣсня, пропала, И кто тебя нынче поетъ?
Варнакъ, иль разбойникъ случайно, Когда на грабежъ онъ идетъ...
И. Астровъ.
восемнадцать смертныхъ случаевъ. Что это у насъ къ обѣду? Щи? Ахъ, зачѣмъ ты, Машенька, щи?.. Въ такія жары надо окрошку, ботвинью... Чтонибудь съ квасомъ, со льдомъ...
- Во-первыхъ, мы сегодня ни въ одной мелочной лавочкѣ ни квасу, ни кислыхъ щей не нашли. Все выпито и съѣдено. Во-вторыхъ, льду у насъ нѣтъ больше на ледникѣ ни капли. Въ третьихъ, у Васи животъ болитъ. Онъ объѣлся малиной, такъ какая тутъ ботвинья! А щи я заказала изъ молодой свѣжей капусты...
- Но вѣдь это еще большую жару въ себя накачивать и еще большіе поты съ себя сгонять. Въ такія тропическія жары нужно ботвинью приготовлять, холодное заливное какое-нибудь и кисель съ моло
комъ. А Васенькѣ можно было бы отдѣльно овсянки сварить.
- На тебя не угодишь, проговорила жена. — Я думала, что ты меня похвалишь за молодую зелень,
а ты ворчишь. Куда это ты пошелъ? Куда? спросила она, видя, что мужъ всталъ изъ-за стола.
- Въ шкапъ. Ты забыла водку къ обѣду поста
вить.
- Ты въ этакую жару будешь водку пить? Да что ты, Семенъ Васильичъ! Плачешься, что ты весь растаялъ, а самъ водку...
- Душечка, я для аппетита... Вѣдь у меня отъ жары никакого аппетита, а питаться надо. Долженъ же я возбудить...
Полнъ радужныхъ надеждъ и мечтаній пріѣхалъ Ахметьевъ въ городишко N. Только что выступивъ изъ московскаго универси
тета, онъ получилъ мѣсто врача въ N — ской фабричной больницѣ.
Умывшись при помощи боль
ничнаго сторожа, Ахметьевъ пер
вымъ долгомъ осмотрѣлъ свою больницу и пришелъ въ неописуемый ужасъ. Все было невѣроятно грязно, имѣло спе
цифическій запахъ. Флаконы и мензурки были заси
жены мухами, а подъ однимъ больнымъ онъ нашелъ кровать съ полѣномъ вмѣсто четвертой ножки.
- Какъ можно допускать такія безобразія? спросилъ онъ фельдшера, — больной при неудачномъ движеніи упасть можетъ!
- Оно такъ и было, — невозмутимо отвѣтилъ тотъ. — Одинъ слетѣлъ, но благополучно, только кончикъ языка себѣ прикусилъ.
- Но почему новую кровать не поставятъ?
- А у здѣшнихъ заправилъ война между собой; ничего и не выходитъ.
- «Однако! подумалъ Ахметьевъ. Мнѣ придется здѣсь быть не только врачемъ, но и реформаторомъ»...
Взявъ у фельдшера адреса мѣстнаго купечества, на средства коего содержится больница, врачъ отправился визитировать. Прежде онъ поѣхалъ къ городскому го
ловѣ. Послѣдній, изображающій собой безформенную тушу, усадилъ его въ кресло и, послѣ первыхъ привѣтствій, долго осматривалъ его, сопя, какъ кузнечные мѣха.
- Скажите, пожалуйста, заговорилъ Ахметьевъ, — почему у васъ въ больницѣ такая запущенность?
- Гдѣ это вы ее увидали, запущенность-то?
- Да помилуйте! Ни малѣйшаго признака гигіены!
- Глупости. Человѣкъ заболѣлъ, его лѣчить нужно, а гигіена ваша тутъ не при чемъ. А впрочемъ, обратитесь къ Фуфайкину; на немъ это лежитъ. А только ничего не выйдетъ. Это мерзавецъ большой руки!
Мысленно обругавъ голову «хамомъ», Ахметьевъ отправился къ Фуфайкину. Несмотря на раннее утро, тотъ уже сидѣлъ за графинчикомъ.
- Извините, господинъ докторъ, — говорилъ онъ, запахивая халатъ на тощей фигуркѣ. — Рюмашку пропустите?
- Благодарю васъ, такъ рано не пью. Окажите, пожалуйста, что у васъ за порядки въ больницѣ?
- А чортъ ихъ знаетъ! Я тамъ съ Духова дня не былъ... Пропустите рюмашечку. - Да, ей-Богу, не могу. - Напрасно.
Фуфайкинъ приложилъ къ губамъ рюмку, немного подумалъ, потомъ сдѣлалъ энергичное движеніе головой и выпилъ.
- У кого были еще? спросилъ онъ, закусывая клюквой.
- У градского головы.
- Хм... Нашли къ кому пойти! Жидоморъ и обжора. Про меня ничего не говорилъ?
- Да вотъ насчетъ неисправностей совѣтовалъ къ вамъ обратиться.
- А вотъ это онъ видѣлъ? Фуфайкинъ показалъ доктору кукишъ. — Онъ, толстый чортъ, самъ никогда туда не заглядываетъ, а все ко мнѣ посылаетъ! Я недавно сто рублей внесъ, а они, подлецы, и не чешутся. Фельдшеръ прибѣгалъ, говоритъ: ни щепотки хины нѣту. Мерзавцы! Пропустите рюмашку.
- Нѣтъ, нѣтъ, благодарю васъ. Такъ вы мнѣ утѣшительнаго ничего не скажете?
- Что жъ вамъ сказать? Все, что могъ, я сдѣлалъ. Сейчасъ куда отправитесь?
Ахметьевъ заглянулъ въ записную книжку и сказалъ: - Къ Петру Петровичу Липкину.
- Къ Липкину? Ха-ха-ха!.. Вотъ тоже... Онъ прошлаго года домъ свой поджегъ, чтобы страховку подучить, а жена его съ полицеймейстеромъ живетъ! Вы еще къ Тряпкину не поѣдете ли? - Да, поѣду.
- Такъ вѣдь еще жарче будетъ, и будетъ еще меньше аппетита.
Отецъ семейства досталъ графинчикъ и выпилъ рюмку водки, говоря:
- Кромѣ того, водка придастъ бодрости и силы. Я ослабъ, я изнурился отъ семи потовъ, которые съ меня сливались, когда я былъ въ вицмундирѣ, въ
крахмальной рубашкѣ да еще въ пальто... И все на солнопекѣ, на солнопекѣ... А теперь, когда я раздѣлся и безъ жилета... сижу въ тѣни...
- Я не понимаю, зачѣмъ ты въ такія жары пальто носишь?
- Какъ зачѣмъ? Въ вицмундирѣ, да безъ пальто на улицѣ! Да кто же такъ ходитъ? Вѣдь это было бы курамъ на смѣхъ. Не принято по улицѣ въ вицмундирахъ ходить.
- Какой вздоръ! А вонъ у васъ наша сосѣдка купчиха Опарова... Такъ та сегодня по саду въ од
ной блузѣ ходитъ, въ ситцевой блузѣ, а внизу подъ блузой ничего нѣтъ, разсказывала жена.
- Какъ это ты равглядѣла, душечка? спросилъ мужъ.
- Да вѣдь кретонъ-то проскваживаетъ. Замѣтно, что она безъ сорочки. А на ногахъ туфли безъ чу
локъ. И, вообрази, она въ такомъ видѣ выходила на улицу за калитку малину у разносчика покупать.
- Да что ты! Это любопытно. Ты говоришь, она рядомъ съ нами по саду ходитъ?
- Такъ и зналъ. Прохвостъ, какихъ мало! Первымъ долгомъ васъ на билліардѣ играль заставитъ и оберетъ. Вотъ увидите!.. Да пропустите рюмашечку!
«Чортъ знаетъ, что такое! — размышлялъ Ахметьевъ, направляясь къ Липкину. — Куда жъ это я попалъ? напуассія какая-то! И никакого толку, кромѣ сплетенъ»...
- Врачъ Ахметьевъ, представился онъ Липкину.
- Очень пріятно. Садитесь. У хапуги Фуфайкина были? - Да, былъ. А что?
- Да что? Запойный, а жена у него — шуллеръ. Изъ кармана тузовъ таскаетъ.
- Извините, Петръ Петровичъ, это меня не касается. А я хотѣлъ бы побесѣдовать съ вами относительно боль
ницы. Нужно будетъ пріобрѣсти бѣлье, койки и кое-что ремонтировать.
- При чемъ же я тутъ? Я далъ разъ — съ меня и довольно.
- Помилуйте, Петръ Петровичъ! смутился Ахметьевъ. — Вы одинъ изъ благотворителей этой больницы... Вы ее учредили.
- Вотъ она, гдѣ у меня, больница-то! (Липкинъ показалъ на шею). Запивоха Фуфайкинъ ничего не даетъ, а городской голова только жретъ, извините за выраженіе. Они негодяи, а я отдувайся!.. Нѣтъ-съ, довольно!
Взбѣшенный Ахметьевъ поѣхалъ къ Тряпкипу. Когда рѣчь зашла о больницѣ, Тряпкинъ залпомъ отчеканилъ такую тираду:
- Вы, господинъ докторъ, молоды и жизни не знаете, а цѣну копѣйкѣ тоже. Вы говорите, что бѣлье грязно
и смѣнъ мало. Извините-съ. Насколько мнѣ помнится, бѣлье должно быть. А что оно грязно, такъ тамъ больные-то не ахти птицы какія, а все сиволапые! Они не взыщутъ. Койки хорошія, а что касается полѣна, — привязать его, да покрѣпче! У насъ, видите ли, тотъ док
торъ уволенъ былъ за то, что много затратъ требовалъ.
А потому вы здѣсь новшествъ не заводите, а дали вамъ дѣло, и работайте. Касторки я на той недѣлѣ полбоченка пришлю. А что касается остальныхъ благотворителей, то всѣ жулики! Городской голова дальше своего живота ни
чего не видитъ и расплачивается дырявымъ серебромъ, Фуфайкинъ — не пролей капельки, жена у него воровка и карты подтасовываетъ, Липкинъ поджигатель и жена его всѣмъ на шею кидается, Бровкинъ... ну, да что! А теперь до свиданія, спѣшу на заводъ.
Куда Ахметьевъ ни ѣздилъ, одно и то же. Въ результатѣ — грязныя сплетни, ссылка одного на другого, и только. Вечеромъ онъ позвалъ къ себѣ сторожа.
- Скажи мнѣ, пожалуйста, ты человѣкъ безпристрастный? спросилъ онъ.
- Какъ это безпристрастный?
- Ну, душа у тебя прямая? Правду говоришь?
- У меня, господинъ докторъ, душа — что стекло! сказалъ старикъ.
- Скажи мнѣ, что здѣсь за порядки?
- Никакихъ здѣсь порядковъ нѣтъ. Да и откель имъ быть-то? Господа всѣ межъ собой какъ кошка съ соба
кой живутъ. Вотъ и все. Того доктора, что допрежъ васъ былъ, совсѣмъ извели. У насъ и фершалъ уходить хочетъ .
Съ камнемъ на сердцѣ легъ Ахметьевъ спать. Утромъ, только что онъ всталъ, къ нему вкатился городской голова.
- Ты еще молодъ и зеленъ! кричалъ онъ. — Не успѣлъ пріѣхать, а ужъ каверзы строишь! Когда отъ меня лу
комъ несло, какъ съ огорода?! Ага, побѣлѣлъ, голубчикъ! Ладно, я съ тобой сдѣлаюсь!..
И не давъ Ахметьеву опомниться, голова выкатился обратно.
А черезъ полчаса влетѣлъ къ доктору Фуфайкинъ и, трясясь всѣмъ тощимъ тѣломъ, загорланилъ высокимъ фальцетомъ:
- Подло-съ!.. А еще докторъ! Когда это было, что вы пришли, а я... вдребезги... подъ столомъ лежалъ? А?.. Было это такъ?
- Да что вы, помилуйте... клянусь... лепеталъ докторъ. - Да чего миловать? Мнѣ Липкинъ сказалъ, а онъ не совретъ! Подло-съ! А чтобъ вамъ не повадно было, я сейчасъ къ исправнику!.. Да-съ!.!
Фуфайкинъ вылетѣлъ, а озадаченный и оскорбленный Ахметьевъ ушелъ къ себѣ въ комнату и зарыдалъ. Черезъ три дня онъ ѣхалъ обратно въ Москву.
А. Менделевичъ.
- Нѣтъ, нѣтъ, ужъ ты, пожалуйста, не любопытствуй. Кромѣ того, на нее черезъ каждый часъ горничная въ сараѣ ведро холодной воды выливаетъ изъ колодца. Вотъ и ей... Отчего такъ жарко? Оттого, что она пиво пьетъ.
- Пиво, душечка, положительно прохлаждаетъ, а если въ такомъ костюмѣ, какъ она.
- Семенъ Васильичъ! воскликнула жена. — Да ты подъ шумокъ-то...
- Что подъ шумокъ?
- Вторую рюмку водки выпилъ.
- Ахъ, оставь пожалуйста! махнулъ рукой отецъ семейства. — Водка мнѣ силы даетъ. Вотъ я теперь только пришелъ въ себя и почувствовалъ аппетитъ. Въ этомъ костюмѣ всегда можно водку пить. Вѣдь у меня костюмъ-то теперь не тяжелѣе купчихи Опаровой. Рубашка и коломянковые панталоны.
И онъ принялся ѣсть говядину изъ щей.
Жена взяла графинъ съ водкой и понесла его прятать, говоря:
- Не дамъ тебѣ больше. Тебя кондрашка можетъ хватить. Ты прежде женѣ пенсію выслужи, а потомъ ужъ и водку пей въ такую жару. Тогда мо
жешь пить и для аппетита, и для приданія бодрости и даже для приданія слабости, закончила она, вернувшись къ столу.
Н. Лейкинъ.
Другой обыватель, изъ-за квартиры, впалъ въ тихое умопомѣшательство: сидитъ на полу и мотаетъ по цѣлымъ часамъ головой.
Множество семействъ рискуютъ остаться на зиму на дачѣ и тамъ замерзнуть.
* *
По Вознесенскому проспекту появились двухъ-этажные омнибусы, запряженные въ тройку. Двѣ лошади въ дышлѣ, одна на пристяжку.
Новые омнибусы громадны и громоздки. На высотѣ имперіала у слабонервныхъ людей голова кружится.
Движутся эти омнибусы-гиганты не быстро: тройка — и та умается тащить такую громаду, да еще по петербургской мостовой.
Говорятъ, новые омнибусы заимствованы съ французскаго и только слегка передѣланы на русскіе нравы. Мо
жетъ быть. Но въ Парижѣ совсѣмъ другія мостовыя. По нашимъ мостовымъ, при особенно глубокомъ ухабѣ, сидящая на имперіалѣ публика рискуетъ выскочить на мостовую...
* *
*
Изобличенъ пьяненькій велосипедистъ, который и лишенъ права ѣздить по улицамъ города.
Пьяненькій велосипедистъ, это — нѣчто новенькое.
Пьяненькіе пѣшеходы шатаются изъ стороны въ сторону, натыкаясь на прохожихъ и на фонарные столбы. Воображаю, какъ лавировалъ пьяненькій велосипедистъ! Зрѣлище, во всякомъ случаѣ, довольно любопытное.
Отчего бы не устроить на Стрѣльненскомъ или Каменноостровскомъ велодромѣ состязанія пьяненькихъ велосипедистовъ?
Состязанія трезвыхъ велосипедистовъ публика уже много разъ видѣла. Состязанія пьяненькихъ велосипедистовъ, это было бы что-то новенькое.
Конечно, нельзя требовать, чтобы всѣ велосипедисты выпили передъ гонкой одинаковое количество рюмокъ коньяку. Для уравненія силъ, одинъ другому можетъ дать нѣсколько рюмокъ впередъ. * *
*
Современные гастролеры и гастролерши выступаютъ теперь ужъ не соло, но въ сопровожденіи своихъ артистическихъ спутницъ и спутниковъ.
У небесныхъ свѣтилъ тоже есть спутники.
Современный театральный шикъ требуетъ, чтобы свѣтило гастролировало непремѣнно со спутникомъ.
Явилось своего рода театральное амплуа: спутникъ (или спутница) гастролера (или гастролерши).
Спутникомъ г-жи Ѳедотовой состоитъ г. Вишневскій. Гастроли г-жи Ѳедотовой закончились бенефисомъ спут
ника. Гастроли г-на Петипа сопровождаются дебютами его артистической спутницы г-жи Петипа.
На языкѣ бѣговъ это называется «поддужный», а на языкѣ велосипедистовъ — «лидеръ».
Скоро появятся въ театральныхъ изданіяхъ объявленія: «Ищу мѣсто поддужнаго къ театральной знаменитости, для сопровожденія въ гастрольномъ турнэ по Рос
сіи. Могу присматривать и за багажемъ. Принимаю на себя обязанности режиссера и кассира. Трезвый и гра
мотный. Имѣю аттестатъ и личную рекомендацію отъ послѣдней знаменитой гастролерши.
И. Грэкъ.
УВЫ!
Sic transit gloria mundi. О, гдѣ же ты, русскія пѣсня,
Пропалъ твой могучій разливъ: Тебя шансонетка смѣнила,
Забавно-скабрезный мотивъ... Куда ты о, пѣсня, пропала, И кто тебя нынче поетъ?
Варнакъ, иль разбойникъ случайно, Когда на грабежъ онъ идетъ...
И. Астровъ.
восемнадцать смертныхъ случаевъ. Что это у насъ къ обѣду? Щи? Ахъ, зачѣмъ ты, Машенька, щи?.. Въ такія жары надо окрошку, ботвинью... Чтонибудь съ квасомъ, со льдомъ...
- Во-первыхъ, мы сегодня ни въ одной мелочной лавочкѣ ни квасу, ни кислыхъ щей не нашли. Все выпито и съѣдено. Во-вторыхъ, льду у насъ нѣтъ больше на ледникѣ ни капли. Въ третьихъ, у Васи животъ болитъ. Онъ объѣлся малиной, такъ какая тутъ ботвинья! А щи я заказала изъ молодой свѣжей капусты...
- Но вѣдь это еще большую жару въ себя накачивать и еще большіе поты съ себя сгонять. Въ такія тропическія жары нужно ботвинью приготовлять, холодное заливное какое-нибудь и кисель съ моло
комъ. А Васенькѣ можно было бы отдѣльно овсянки сварить.
- На тебя не угодишь, проговорила жена. — Я думала, что ты меня похвалишь за молодую зелень,
а ты ворчишь. Куда это ты пошелъ? Куда? спросила она, видя, что мужъ всталъ изъ-за стола.
- Въ шкапъ. Ты забыла водку къ обѣду поста
вить.
- Ты въ этакую жару будешь водку пить? Да что ты, Семенъ Васильичъ! Плачешься, что ты весь растаялъ, а самъ водку...
- Душечка, я для аппетита... Вѣдь у меня отъ жары никакого аппетита, а питаться надо. Долженъ же я возбудить...
НА ПРАКТИКУ.
Полнъ радужныхъ надеждъ и мечтаній пріѣхалъ Ахметьевъ въ городишко N. Только что выступивъ изъ московскаго универси
тета, онъ получилъ мѣсто врача въ N — ской фабричной больницѣ.
Умывшись при помощи боль
ничнаго сторожа, Ахметьевъ пер
вымъ долгомъ осмотрѣлъ свою больницу и пришелъ въ неописуемый ужасъ. Все было невѣроятно грязно, имѣло спе
цифическій запахъ. Флаконы и мензурки были заси
жены мухами, а подъ однимъ больнымъ онъ нашелъ кровать съ полѣномъ вмѣсто четвертой ножки.
- Какъ можно допускать такія безобразія? спросилъ онъ фельдшера, — больной при неудачномъ движеніи упасть можетъ!
- Оно такъ и было, — невозмутимо отвѣтилъ тотъ. — Одинъ слетѣлъ, но благополучно, только кончикъ языка себѣ прикусилъ.
- Но почему новую кровать не поставятъ?
- А у здѣшнихъ заправилъ война между собой; ничего и не выходитъ.
- «Однако! подумалъ Ахметьевъ. Мнѣ придется здѣсь быть не только врачемъ, но и реформаторомъ»...
Взявъ у фельдшера адреса мѣстнаго купечества, на средства коего содержится больница, врачъ отправился визитировать. Прежде онъ поѣхалъ къ городскому го
ловѣ. Послѣдній, изображающій собой безформенную тушу, усадилъ его въ кресло и, послѣ первыхъ привѣтствій, долго осматривалъ его, сопя, какъ кузнечные мѣха.
- Скажите, пожалуйста, заговорилъ Ахметьевъ, — почему у васъ въ больницѣ такая запущенность?
- Гдѣ это вы ее увидали, запущенность-то?
- Да помилуйте! Ни малѣйшаго признака гигіены!
- Глупости. Человѣкъ заболѣлъ, его лѣчить нужно, а гигіена ваша тутъ не при чемъ. А впрочемъ, обратитесь къ Фуфайкину; на немъ это лежитъ. А только ничего не выйдетъ. Это мерзавецъ большой руки!
Мысленно обругавъ голову «хамомъ», Ахметьевъ отправился къ Фуфайкину. Несмотря на раннее утро, тотъ уже сидѣлъ за графинчикомъ.
- Извините, господинъ докторъ, — говорилъ онъ, запахивая халатъ на тощей фигуркѣ. — Рюмашку пропустите?
- Благодарю васъ, такъ рано не пью. Окажите, пожалуйста, что у васъ за порядки въ больницѣ?
- А чортъ ихъ знаетъ! Я тамъ съ Духова дня не былъ... Пропустите рюмашечку. - Да, ей-Богу, не могу. - Напрасно.
Фуфайкинъ приложилъ къ губамъ рюмку, немного подумалъ, потомъ сдѣлалъ энергичное движеніе головой и выпилъ.
- У кого были еще? спросилъ онъ, закусывая клюквой.
- У градского головы.
- Хм... Нашли къ кому пойти! Жидоморъ и обжора. Про меня ничего не говорилъ?
- Да вотъ насчетъ неисправностей совѣтовалъ къ вамъ обратиться.
- А вотъ это онъ видѣлъ? Фуфайкинъ показалъ доктору кукишъ. — Онъ, толстый чортъ, самъ никогда туда не заглядываетъ, а все ко мнѣ посылаетъ! Я недавно сто рублей внесъ, а они, подлецы, и не чешутся. Фельдшеръ прибѣгалъ, говоритъ: ни щепотки хины нѣту. Мерзавцы! Пропустите рюмашку.
- Нѣтъ, нѣтъ, благодарю васъ. Такъ вы мнѣ утѣшительнаго ничего не скажете?
- Что жъ вамъ сказать? Все, что могъ, я сдѣлалъ. Сейчасъ куда отправитесь?
Ахметьевъ заглянулъ въ записную книжку и сказалъ: - Къ Петру Петровичу Липкину.
- Къ Липкину? Ха-ха-ха!.. Вотъ тоже... Онъ прошлаго года домъ свой поджегъ, чтобы страховку подучить, а жена его съ полицеймейстеромъ живетъ! Вы еще къ Тряпкину не поѣдете ли? - Да, поѣду.
- Такъ вѣдь еще жарче будетъ, и будетъ еще меньше аппетита.
Отецъ семейства досталъ графинчикъ и выпилъ рюмку водки, говоря:
- Кромѣ того, водка придастъ бодрости и силы. Я ослабъ, я изнурился отъ семи потовъ, которые съ меня сливались, когда я былъ въ вицмундирѣ, въ
крахмальной рубашкѣ да еще въ пальто... И все на солнопекѣ, на солнопекѣ... А теперь, когда я раздѣлся и безъ жилета... сижу въ тѣни...
- Я не понимаю, зачѣмъ ты въ такія жары пальто носишь?
- Какъ зачѣмъ? Въ вицмундирѣ, да безъ пальто на улицѣ! Да кто же такъ ходитъ? Вѣдь это было бы курамъ на смѣхъ. Не принято по улицѣ въ вицмундирахъ ходить.
- Какой вздоръ! А вонъ у васъ наша сосѣдка купчиха Опарова... Такъ та сегодня по саду въ од
ной блузѣ ходитъ, въ ситцевой блузѣ, а внизу подъ блузой ничего нѣтъ, разсказывала жена.
- Какъ это ты равглядѣла, душечка? спросилъ мужъ.
- Да вѣдь кретонъ-то проскваживаетъ. Замѣтно, что она безъ сорочки. А на ногахъ туфли безъ чу
локъ. И, вообрази, она въ такомъ видѣ выходила на улицу за калитку малину у разносчика покупать.
- Да что ты! Это любопытно. Ты говоришь, она рядомъ съ нами по саду ходитъ?
- Такъ и зналъ. Прохвостъ, какихъ мало! Первымъ долгомъ васъ на билліардѣ играль заставитъ и оберетъ. Вотъ увидите!.. Да пропустите рюмашечку!
«Чортъ знаетъ, что такое! — размышлялъ Ахметьевъ, направляясь къ Липкину. — Куда жъ это я попалъ? напуассія какая-то! И никакого толку, кромѣ сплетенъ»...
- Врачъ Ахметьевъ, представился онъ Липкину.
- Очень пріятно. Садитесь. У хапуги Фуфайкина были? - Да, былъ. А что?
- Да что? Запойный, а жена у него — шуллеръ. Изъ кармана тузовъ таскаетъ.
- Извините, Петръ Петровичъ, это меня не касается. А я хотѣлъ бы побесѣдовать съ вами относительно боль
ницы. Нужно будетъ пріобрѣсти бѣлье, койки и кое-что ремонтировать.
- При чемъ же я тутъ? Я далъ разъ — съ меня и довольно.
- Помилуйте, Петръ Петровичъ! смутился Ахметьевъ. — Вы одинъ изъ благотворителей этой больницы... Вы ее учредили.
- Вотъ она, гдѣ у меня, больница-то! (Липкинъ показалъ на шею). Запивоха Фуфайкинъ ничего не даетъ, а городской голова только жретъ, извините за выраженіе. Они негодяи, а я отдувайся!.. Нѣтъ-съ, довольно!
Взбѣшенный Ахметьевъ поѣхалъ къ Тряпкипу. Когда рѣчь зашла о больницѣ, Тряпкинъ залпомъ отчеканилъ такую тираду:
- Вы, господинъ докторъ, молоды и жизни не знаете, а цѣну копѣйкѣ тоже. Вы говорите, что бѣлье грязно
и смѣнъ мало. Извините-съ. Насколько мнѣ помнится, бѣлье должно быть. А что оно грязно, такъ тамъ больные-то не ахти птицы какія, а все сиволапые! Они не взыщутъ. Койки хорошія, а что касается полѣна, — привязать его, да покрѣпче! У насъ, видите ли, тотъ док
торъ уволенъ былъ за то, что много затратъ требовалъ.
А потому вы здѣсь новшествъ не заводите, а дали вамъ дѣло, и работайте. Касторки я на той недѣлѣ полбоченка пришлю. А что касается остальныхъ благотворителей, то всѣ жулики! Городской голова дальше своего живота ни
чего не видитъ и расплачивается дырявымъ серебромъ, Фуфайкинъ — не пролей капельки, жена у него воровка и карты подтасовываетъ, Липкинъ поджигатель и жена его всѣмъ на шею кидается, Бровкинъ... ну, да что! А теперь до свиданія, спѣшу на заводъ.
Куда Ахметьевъ ни ѣздилъ, одно и то же. Въ результатѣ — грязныя сплетни, ссылка одного на другого, и только. Вечеромъ онъ позвалъ къ себѣ сторожа.
- Скажи мнѣ, пожалуйста, ты человѣкъ безпристрастный? спросилъ онъ.
- Какъ это безпристрастный?
- Ну, душа у тебя прямая? Правду говоришь?
- У меня, господинъ докторъ, душа — что стекло! сказалъ старикъ.
- Скажи мнѣ, что здѣсь за порядки?
- Никакихъ здѣсь порядковъ нѣтъ. Да и откель имъ быть-то? Господа всѣ межъ собой какъ кошка съ соба
кой живутъ. Вотъ и все. Того доктора, что допрежъ васъ былъ, совсѣмъ извели. У насъ и фершалъ уходить хочетъ .
Съ камнемъ на сердцѣ легъ Ахметьевъ спать. Утромъ, только что онъ всталъ, къ нему вкатился городской голова.
- Ты еще молодъ и зеленъ! кричалъ онъ. — Не успѣлъ пріѣхать, а ужъ каверзы строишь! Когда отъ меня лу
комъ несло, какъ съ огорода?! Ага, побѣлѣлъ, голубчикъ! Ладно, я съ тобой сдѣлаюсь!..
И не давъ Ахметьеву опомниться, голова выкатился обратно.
А черезъ полчаса влетѣлъ къ доктору Фуфайкинъ и, трясясь всѣмъ тощимъ тѣломъ, загорланилъ высокимъ фальцетомъ:
- Подло-съ!.. А еще докторъ! Когда это было, что вы пришли, а я... вдребезги... подъ столомъ лежалъ? А?.. Было это такъ?
- Да что вы, помилуйте... клянусь... лепеталъ докторъ. - Да чего миловать? Мнѣ Липкинъ сказалъ, а онъ не совретъ! Подло-съ! А чтобъ вамъ не повадно было, я сейчасъ къ исправнику!.. Да-съ!.!
Фуфайкинъ вылетѣлъ, а озадаченный и оскорбленный Ахметьевъ ушелъ къ себѣ въ комнату и зарыдалъ. Черезъ три дня онъ ѣхалъ обратно въ Москву.
А. Менделевичъ.
- Нѣтъ, нѣтъ, ужъ ты, пожалуйста, не любопытствуй. Кромѣ того, на нее черезъ каждый часъ горничная въ сараѣ ведро холодной воды выливаетъ изъ колодца. Вотъ и ей... Отчего такъ жарко? Оттого, что она пиво пьетъ.
- Пиво, душечка, положительно прохлаждаетъ, а если въ такомъ костюмѣ, какъ она.
- Семенъ Васильичъ! воскликнула жена. — Да ты подъ шумокъ-то...
- Что подъ шумокъ?
- Вторую рюмку водки выпилъ.
- Ахъ, оставь пожалуйста! махнулъ рукой отецъ семейства. — Водка мнѣ силы даетъ. Вотъ я теперь только пришелъ въ себя и почувствовалъ аппетитъ. Въ этомъ костюмѣ всегда можно водку пить. Вѣдь у меня костюмъ-то теперь не тяжелѣе купчихи Опаровой. Рубашка и коломянковые панталоны.
И онъ принялся ѣсть говядину изъ щей.
Жена взяла графинъ съ водкой и понесла его прятать, говоря:
- Не дамъ тебѣ больше. Тебя кондрашка можетъ хватить. Ты прежде женѣ пенсію выслужи, а потомъ ужъ и водку пей въ такую жару. Тогда мо
жешь пить и для аппетита, и для приданія бодрости и даже для приданія слабости, закончила она, вернувшись къ столу.
Н. Лейкинъ.