СЧАСТЬЕ-НЕСЧАСТЬЕ. (жизненныя параллели).
Супруги Драницыны считаются крайне счастливою нарочкой.
Всѣ имъ завидуютъ, всѣ ставятъ въ примѣръ ихъ взаимныя отношенія, по...
— Хочу я сегодня, Маруся, къ Антонову поѣхать, скажетъ Драницынъ, несмѣло поглядывая на жену.
- Къ Антонову! Отлично! Поѣзжай, Костя. Ты все дома сидишь, все работаешь. Развлекись, милый!
- Оно не вредно развлечься, это точно, а только... - Ну, что такое?
- Ты знаешь, Маруся, у Антоновыхъ карты, ужинъ... Раньше пятаго часа домой не вернуться...
- Такъ что же? Есть о чемъ толковать! Завтра праздникъ. Успѣешь выспаться.
- Да не объ томъ я, дружокъ. Мнѣ тебя жаль одну оставить.
- Вотъ выдумалъ! Развѣ я буду скучать? Не безпокойся! У меня столько дѣла по хозяйству... Потомъ, возьму ванну, лягу пораньше и буду читать... Иди, иди, Костя! Мнѣ такъ пріятно, когда ты развлечешься. Вѣдь ты цѣлые дни работаешь для семьи...
- Славная ты у меня, Маруся! Удивительная ты женщина. Другія супруги сейчасъ сцену мужу норовятъ за
катить, а ты... ты сама обо мнѣ заботишься. Ну, что же, такъ я поѣду...
- Конечно! Конечно, поѣзжай!
Пока мужъ занимался своимъ туалетомъ, Маруся успѣла написать записку, а ловкая горничная помчалась
извѣстить кого слѣдуетъ, что барыня дома и однѣ..
Восхищенный благородствомъ Маруси Драницынъ нѣжно цѣловалъ ея руки, хвалилъ свою милую умницу жену, и, выдавая деньги на хозяйство, прибавилъ четвертную.
- Зачѣмъ, Костя? Ты думаешь, у меня есть передержка? Ни-ни! Я аккуратно веду хозяйство.
- Знаю, моя дорогая, голубка моя! Неужели, ты думаешь, не знаю я, не вижу, не чувствую?? Нѣтъ, эти 25 руб
лей тебѣ на шляпку... Помнишь, ты говорила, понравилась тебѣ...
- Ахъ, какой ты милый, Костя! Да, ты самый милый, самый лучшій мужъ на свѣтѣ. Не деньги мнѣ дороги, ты понимаешь, дорого вниманіе...
Супруги обмѣнялись нѣжнымъ поцѣлуемъ и разстались, взаимно довольные другъ другомъ.
- Онъ — поѣхалъ къ Антонову, а оттуда — къ хорошенькой вдовушкѣ, содержавшей нѣчто въ родѣ игорнаго дома. Она — осталась ожидать кузена Поля.
Счастливая парочка умѣетъ жить наслаждаясь, но сохраняя декорумъ.
* *
*
Этажомъ выше въ томъ же многонаселенномъ столичномъ домѣ происходитъ другая сцена.
- Куда это ты собираешься? сурово спрашиваетъ молодая, но блѣдная и усталая женщина, замѣчая, что мужъ подошелъ къ комоду и достаетъ чистую сорочку. — Отчего ты не отвѣчаешь, Вася? добавила она съ раздраженіемъ.
- Я? Ты про меня? Да такъ. Гм... Пройдусь немножечко. Усталъ я, признаться, за недѣлю... Сидишь, си
дишь по десяти часовъ въ сутки, просто одурь возьметъ. Усталъ я, Анюта...
- А я, по твоему, не устала? Нѣтъ? Я мало работаю? Ахъ, да отвѣчай же, Василій!
- Полно тебѣ, Анюта, развѣ я отрицаю? Я такъ... Просто къ слову пришлось, вотъ я про себя и сказалъ...
- Но про меня забылъ, какъ водится! Ты вотъ въ гости собираешься, отдохнуть хочешь, но обо мнѣ — у тебя нѣтъ заботы... Ты — уйдешь, а я должна одна остаться!
- Пойдемъ вмѣстѣ...
Анна Ивановна горько засмѣялась.
- Вмѣстѣ? Къ Петровымъ? Гдѣ всѣ разодѣты по модному?! Гдѣ ты станешь ухаживать за противною Женькой! Не желаю.
- Я? Ухаживать? И не стыдно тебѣ, Анюта? Такого мужа, какъ я, — поискать надо...
- Еще бы! Развѣ ты забудешь себя похвалить! Ты и то, и другое, и третье.. Ха, ха, все ты, вездѣ ты!.. Мои труды — ничтожество... Подумалъ ли ты когда-нибудь меня побаловать, потѣшить? Нѣтъ! А вѣдь мы — по любви женились.., Дружно, счастливо живемъ... Ахъ, что въ этой дружбѣ и любви, если...
Анна Ивановна отвернулась и заплакала. Конотоповъ не чувствовалъ себя виноватымъ, но онъ стоялъ присты
женнымъ, робкимъ и не смѣлъ начать вдѣвать запонки и взять галстукъ.
Правда, онъ могъ уйти, не обращая вниманія на слезы жены, на жалкія слова и отправиться къ Петровымъ, гдѣ можно отдохнуть, набраться новыхъ силъ, но...
Но жаль ему Анюту.
Въ ея жалобахъ много справедливаго, быть можетъ узко-эгоистичнаго, но все-таки вѣрнаго.
Кромѣ того, они-любятъ другъ друга, — они вѣрные супруги и оба работаютъ для семьи.
Но, странно: отчего такъ невыносимо тяжело ихъ идеальное счастье, которому всѣ завидуютъ?
Василій Петровичъ вздохнулъ и... Остался дома.
Анюта обрадовалась. Она стала ласкать мужа, благодарила его, старалась занимать какъ ребенка. Она послала за его любимыми булочками, достала варенье, уго
щала чаемъ, и заводила спеціальные разговоры, интересующіе только его. Все напрасно.
Мужъ сидитъ дома, но онъ скученъ, сосредоточенъ и, въ свою очередь, поддерживаетъ разговоръ исключительно ради нея.
Взаимныя жертвы отлично сознаются обоими, но ничего кромѣ нравственной тоски не приносятъ.
Анна заговорила о служебныхъ интересахъ мужа, она тонко и ловко льститъ ему, но все, что нравится въ теченіе недѣли, не удовлетворяетъ въ субботу.
Молодая женщина разсказываетъ о своихъ дѣлахъ, выбирая самые пріятные факты, сообщаетъ о хозяйствѣ,
хвалитъ даровитость дѣтей и, наконецъ, пускается въ мечтанія о возможности черезъ годъ поѣхать въ Крымъ...
Все напрасно.
Василій Петровичъ мрачно, стаканъ за стаканомъ, пьетъ чай, и отвѣчаетъ односложно. Анна Ивановна не выдерживаетъ.
- Ты скучаешь, по Женькѣ скучаешь! съ раздраженіемъ замѣчаетъ она, и, подавленная логичностью лич
ныхъ соображеній, говоритъ: — Иди къ ней, пожалуйста! Иди!
- Поздно! возражаетъ Конотоповъ. — Пора спать...
Съ выраженіемъ безмолвнаго протеста онъ срываетъ галстукъ, сбрасываетъ домашній пиджакъ и, съ покорной злобой, повторяетъ:
- Лучше выспаться подольше!
И дѣйствительно, въ перекорахъ прошелъ драгоцѣнный вечеръ субботы, и хотя супруги провели его вмѣстѣ, но далеки, страшно далеки они были все это время.
Счастливая парочка, — но какое горькое и печальное существованіе создаетъ такая любовь! * *
*
Прошелъ вечеръ, миновала ночь, наступило утро.
Вдоволь покутившій вернулся Драницынъ и только на разсвѣтѣ заснетъ онъ, пріятно утомленный.
Такъ же, если не позже, — заснетъ Конотоповъ, но его ощущенія далеко не похожи на впечатлѣнія Драницына.
Безпокойная совѣсть перваго не нарушитъ его сладостнаго сна, а второму — не спится, хотя совѣсть его можетъ быть спокойна..
Все ему думается, что могло бы быть, если... а такія думы въ теченіе безсонныхъ ночей совершаютъ грандіозные перевороты въ жизни людей.
«Чистая, честная, трудовая жизнь... Да что же въ ней толку, если и сами, и любимое существо, и дѣти — всѣ обречены на страданіе?»
«Нѣжная преданность и взаимная любовь... Да кому же тепло отъ нихъ, если ссоры чередуются съ поцѣлуями, если каждая улыбка куплена слезами?»
- Не такъ надо поступать! Не такъ жить надо! съ горечью шепчетъ Конотоповъ въ мракѣ ночи и мало помалу обрываются нити, связывавшія дѣятеля со студен
томъ юношей, поклонявшимся своему Богу. — «Надо жить какъ всѣ... Поглупилъ! Будетъ!»
Страшный выводъ... Жестокій приговоръ...
Прошло нѣсколько времени.
Въ квартиру Драницына заглянула подагра, появились долги, неоплаченные векселя, начались недохватки денегъ
и продолжать веселую, беззаботную жизнь становилось мудрено.
Теперь мужъ чаще оставался дома, Маруся рѣже могла видѣть Поля и внѣшне-счастливая парочка превратилась въ идеально вѣрныхъ супруговъ, но... но... Они стали ссориться, враждовать и упрекать другъ друга...
Взаимной виновности, во имя которой они уступали одинъ другому, — теперь не существовало и, скованные на всю жизнь, они подчеркивали обоюдные недостатки, раздувая всякій пустякъ.
Свою вѣрность, свою вынужденную порядочность Драницыны считали героизмомъ и, злобствуя, что никто не восхваляетъ ихъ, дѣлались несносными порицателями.
* *
У Конотоповыхъ произошла иная перемѣна. Василій Петровичъ «поумнѣлъ».
Онъ усвоилъ способность проживаться, наживаясь, и теперь Анна хвалитъ его, восхищается его умомъ, балуетъ и угождаетъ.
Теперь Конотоповъ могъ бывать всюду, гдѣ ему хотѣлось, и возвращаться на разсвѣтѣ.
Анна не скучала. Ее развлекалъ кузенъ Мишель, появившійся въ ихъ квартирѣ вмѣстѣ съ достаткомъ и съ новымъ строемъ жизни.
Радостное настроеніе и счастье царятъ въ домѣ Конотоповыхъ и всѣ завидуютъ ихъ семейному очагу.
Въ безсонныя ночи, которыхъ Василій Петровичъ попрежнему боится, — ему вспоминается прежняя, трудовая, но чистая жизнь.
онъ любовно останавливается на нѣкоторыхъ мелочахъ, но... и не хочетъ и страшится возврата минувшаго.
Показное счастье кажется ему милѣе дѣйствительнаго. И въ самомъ дѣлѣ, ему стало лучше!
Работавшій до полнаго переутомленія, онъ видѣлъ дома только недостатки да недовольство; честный и вѣрный,
онъ встрѣчалъ подозрѣнія и укоры, а теперь, теперь Анна мила, добра, уступчива.
Она закрываетъ глаза на недостатки мужа и пользуется каждымъ поводомъ восхвалять его.
Но Конотоповъ самъ придерживается такой же политики и потому хорошо знаетъ дѣйствительную цѣнность ея одобреній, хотя...
Онъ все-таки счастливъ!
Взаимно виновные, они щадятъ другъ друга, правые, — отравляли существованіе и ревниво мучили одинъ другого...
«Въ чемъ же счастье? Въ чемъ оно?» съ тоскою спрашиваетъ себя иногда Конотоповъ и злобно, и точно негодуя на кого-то, шепчетъ:
— Въ несчастьи... Въ обманѣ!..
К. Назарьева.

АВГУСТЪ НА ДАЧҌ.

Сегодня дождь и завтра дождь...
Бѣжитъ въ канавахъ грязь ручьями И вѣтеръ, какъ суровый вождь, Идетъ побѣдно съ облаками.
Куда за строемъ новый строй
Сбираетъ властью онъ могучей? А дачникъ этою порой
И самъ глядитъ ненастной тучей. Ползутъ гуськомъ подводы вновь,
Давая поводъ мыслямъ мрачнымъ: Они и дачную любовь
Увозятъ вмѣстѣ съ скарбомъ дачнымъ. Тоже поэтъ.

НЕВѢРОЯТНЫЕ РАЗСКАЗЫ.

I. Мужъ.
Былъ второй часъ ночи. Евгеній Ивановичъ Ватрушкинъ, нагруженный, какъ двугорбый верблюдъ, всевозможными корзинками, узлами и пакетами, шелъ по пыль
ной дачной дорогѣ, устало волоча ноги. Онъ только что вернулся изъ города.
Подойдя къ своей дачѣ, Евгеній Ивановичъ увидѣлъ, что окно спальни освѣщено и на сторѣ колеблется чьято тѣнь.
- Не спитъ женушка, — ждетъ меня! подумалъ онъ, тронутый позднимъ бодрствованіемъ жены.
Но не успѣлъ Ватрушкинъ миновать окна спальни, какъ услыхалъ чмоканье, похожее на поцѣлуй. Онъ вздрогнулъ, остановился и сталъ прислушиваться... Чмоканье повторилось, еще и еще... Евгеній Ивановичъ все понялъ.
- Такъ вотъ зачѣмъ она завалила меня такой массой порученій! Понимаю!.. О, коварная! ты думала, что я не успѣю всего этого исполнить и останусь ночевать въ городѣ!.. Понимаю! говорилъ самъ съ собою Ватрушкинъ, укоризненно смотря на окно. — Хорошо же!.. Наказанью весь міръ ужаснется!.. Довольно я плясалъ подъ твою дудку, — теперь ты попляшешь подъ мою палку!..
Оскорбленный супругъ сложилъ на скамейку всѣ покупки, снялъ для удобства пальто и сюртукъ, засучилъ рукава и, стиснувъ сучковатую палку, тихо взошелъ на балконъ. Онъ осторожно отворилъ дверь, прошелъ нѣсколько комнатъ и на цыпочкахъ подошелъ къ спальнѣ.
Желая въ одинъ мигъ сорвать всѣ запоры и поймать жену на мѣстѣ преступленія, Евгеній Ивановичъ со всего размаха ударилъ плечомъ въ дверь.
Дверь легко распахнулась и Ватрушкинъ грузно растянулся среди комнаты.
Надъ нимъ мелькнули чьи-то босыя ноги и кто-то съ ловкостью акробата выскочилъ изъ окна.
-Стой, безнравственный Донъ-Жуанъ! громовымъ голосомъ крикнулъ Евгеній Ивановичъ, съ трудомъ поднимаясь съ пола.
- Кто тутъ? Что случилось?., послышались голоса и въ спальню вбѣжала супруга Ватрушкина въ сопровожденіи кухарки.
Первая была вооружена ухватомъ, вторая — кочергой.
- Бррр! задрожалъ Евгеній Ивановичъ при видѣ разрушительнаго оружія.
- Онъ пьянъ!!. Ахъ, негодяй! Ты гдѣ шатался? крикнула жена, наступая на мужа.
- А ты гдѣ была, ко...ко...коварная? запинаясь, прошепталъ супругъ.
- Что?!. Ахъ, ты, пьяница!. Шатаешься до двухъ часовъ ночи, а я мучаюсь, терзаюсь! Вѣдь ты знаешь, что я боюсъ одна спать! Изъ-за тебя, полуночника, мнѣ пришлось на кухнѣ ночевать!.. Варваръ!..
- А...а... кто тутъ былъ?.. Съ кѣмъ ты... цѣловалась?.. А?.. Ну-ка, отвѣчай?..
- Ишь, до чего допился! Сумасшедшій алкоголикъ!.. А я еще о немъ позаботилась, наливку на ночь пригото
вила... Какъ?!.. Да ужъ ты ее всю выпилъ?!. Каковъ? Пилъ, пилъ и свалился! воскликнула супруга, увидя на столѣ, передъ кроватью пустую бутылку.
Ватрушкинъ вытаращилъ глаза и, не долго думая, все понялъ:
Его любимую наливку, чмокая, смаковалъ дачный воръ!.. - Гдѣ твой сюртукъ? Пальто твое гдѣ?.. Гдѣ покупки, которыя я велѣла тебѣ сдѣлать? А? Гдѣ все это?.. кричала жена, тряся ошеломленнаго супруга за плечи.
- Ахъ, чортъ возьми! придя въ себя, вспомнилъ Евгеній Ивановичъ и бросился въ садъ.
Онъ подбѣжалъ къ скамейкѣ, поблѣднѣлъ и безпомощно опустился на нее.
Кругомъ все было чисто...
- Тебя спрашиваю: гдѣ покупки? Пальто гдѣ? Сюртукъ? повторяла супруга, вбѣгая вслѣдъ за мужемъ.
- Сюртукъ!.. Деньги!.. Все! все!.. заголосилъ Ватрушкинъ, ломая руки.
- Неужели все пропилъ?!. О, злодѣй!..
Въ ночной тишинѣ раздались гулкія пощечины и далекимъ эхомъ разнеслись по окрестностямъ...
II. Ревнивая сценка.
Василій Сергѣевичъ Николаевъ сидѣлъ въ креслѣ и просматривалъ покойниковъ въ «Новомъ Времени». Не
далеко отъ него лежала на диванѣ его жена, Ольга Дмитріевна, углубленная въ чтеніе какого-то романа.
- Князь Загребъ-Зарывный! Вотъ странная фамилія! замѣтилъ Василій Сергѣевичъ, обращаясь къ женѣ.
- Что случилось? испуганно спросила послѣдняя неожиданно оторванная отъ чтенія на самомъ интересномъ мѣстѣ.
Умеръ, отвѣтилъ мужъ, подозрительно взглянувъ на жену.
Кто?!. Окончательно испугавшись, спросила Ольга Дмитріевна.
- Князь Загребъ-Зарывный... А что?..
Супруга ничего не отвѣтила и снова углубилась въ чтеніе, закрывъ ладонями уши.
Василій Сергѣевичъ пристально посмотрѣлъ на жену.
Князь Загребъ-Зарывный!.. Почему ее такъ поразило и испугало извѣстіе объ его смерти? думалъ Ни
колаевъ, хмуря брови и продолжая испытующе смотрѣть на Ольгу Дмитріевну.
Вдругъ онъ замѣтилъ, что по ея щекамъ потекли слезы.
У Василія Сергѣевича ревниво сжалось сердце. Глаза его сверкнули недобрымъ огонькомъ...
Ольга Дмитріевна закрыла руками лицо и глухо зарыдала.
- Что съ тобой?.. О чемъ ты плачешь? подымаясь съ кресла, спросилъ супругъ.
Умеръ!.. Умеръ!.. Какой онъ былъ славный, милый! не отнимая отъ лица рукъ, бормотала жена.
- Тебѣ его жалко?.. Значитъ, ты... А?!.
Конечно! онъ такой честный, идеальный!.. Напрасно ты находишь, что всѣ эти романы глупость, — я безъ нихъ жить не могу...
- Какой откровенный цинизмъ!.. Ха-ха-ха!.. Будь ты проклята, бѣшено крикнулъ мужъ, подходя къ дивану.