По дѣламъ несостоятельнаго Налетова коммерческій судъ назначилъ присяжнымъ попечителемъ купца Баскова.
Экое счастіе, или, если хотите, несчастье этому купцу Баскову! Прочтите отчетъ о любомъ засѣданіи коммер
ческаго суда и вы непремѣнно вычитаете, что купецъ Басковъ опять, опять и опять назначенъ присяжнымъ попечителемъ по дѣламъ того или другого несостоятельнаго должника.
Что это такое: своего рода профессія, или доброта сердца?
Купецъ Басковъ — всеобщій и всенепремѣнный присяжный попечитель по чужимъ несостоятельностямъ.
Когда же купецъ Басковъ успѣваетъ заниматься своими собственными торговыми дѣлами?
* *
*
Газеты сообщаютъ, что главный врачъ больницы для умалишенныхъ на Удѣльной докторъ Баженовъ внезапно покинулъ свой постъ. Вслѣдствіе скоропостижнаго ухода доктора Баженова больница осталась безъ главнаго врача.
Дѣло въ томъ, что сообщеніе съ Петербургомъ очень удобное. Въ одно прекрасное осеннее утро, докторъ Ба
женовъ, которому надоѣло возиться съ умалишенными, надѣлъ пальто и шляпу, захватилъ съ собой на всякій случай дождевой зонтикъ, взялъ билетъ второго класса по Финляндской желѣзной дорогѣ и черезъ двадцать минутъ былъ въ Петербургѣ.
Такъ умалишенные внезапно лишились своего главнаго врача.
Еще хорошо, что остались младшіе врачи.
Впрочемъ, умалишенные, если они хотятъ быть благоразумными, должны утѣшаться тѣмъ соображеніемъ, что главный ли, младшій ли врачъ, а все-равно умалишенныхъ не вылѣчатъ.
Такъ же разсудилъ, вѣроятно, и докторъ Баженовъ. * *
*
Въ Петербургѣ проектируется грандіозная выставка. Выставка устраивается «обществомъ любителей комнат
ныхъ растеній». Рѣшено пріискать помѣщеніе въ 2 — 3 комнаты въ частной квартирѣ.
Средствъ на выдачу медалей у благороднаго, но бѣднаго общества не хватаетъ. Поэтому постановлено: вы
давать дипломы, соотвѣтствующіе золотымъ и серебрянымъ медалямъ, т. е. дающіе награжденному право купить себѣ золотую или серебряную медаль на собственныя деньги и по собственному вкусу.
Мы находимъ это выставочное нововведеніе весьма удачнымъ. Для выставки — экономія, а награжденному гораздо пріятнѣе сдѣлать себѣ медаль такой величины и такого рисунка, какъ ему нравится. Хоть съ блюдечко себѣ медаль закати и носи на шеѣ.
* *
*
Москвичи счастливѣе петербуржцевъ:
У насъ еле-еле успѣлъ открыться зимній театральный сезонъ, а въ Москвѣ уже поставили на казенной сценѣ новую пьесу. Авторъ — Аенве. Пьеса — «По разнымъ дорогамъ».
Остается добавить, что пьеса г. Аенве такъ провалилась, какъ давно уже не проваливались пьесы даже въ московскомъ Маломъ театрѣ.
Опасаются, не дали ли, послѣ этого провала, стѣны Малаго театра трещинъ.
И. Грэкъ. НОВЫЯ ПРАВИЛА ТЕАТРОВЪ.
Коль не поженишься доселѣ,
Коль не свихнешься, не помрешь, — Тогда надѣйся двѣ недѣли:
Авось, въ театръ ты попадешь.
И-с-а-й Р.
- Осенью, при солнцѣ, гдѣ угодно играетъ. Солнцето въ рѣдкость. Распускайте удочки-то Да ставьте.
- Учи еще! Ты щенокъ, а я охотникъ. На обшивку въ заводьи никогда не беретъ. Вотъ выѣдемъ на быстрину, тогда и поставлю.
- Ей-ей, баринъ, теперь вездѣ беретъ. У насъ съ тятькой третьяго дня вотъ тутъ повыше луды лососокъ взялъ.
- Лососокъ? Да что ты врешь!
- Ей-ей. баринъ, матерый лососокъ. Лососокъ фунтовъ въ семь.
- Да что же вы его мнѣ не показали, черти? - Несчастіе вышло. Взять-то онъ взялъ и зацѣпилъ за крючокъ губой, но...
- Упустили? Ну, такъ это не считается. Нельзя сказать, что взялъ. Да можетъ-быть это былъ и не лососокъ, а просто харіусъ.
- Ей-ей, баринъ, лососокъ.
- Нѣтъ, ты вытащи — вотъ тогда я повѣрю. - Гмъ... Да мы и вытащили, да...
- Не сопи, дьяволъ! Сто разъ тебѣ говорилъ! Высморкайся.
- По теченію потянетъ.
Ванюшка оставилъ весла, высморкался въ руку и опять сталъ гресть.
- Да мы и вытащили, продолжалъ онъ. — Башка даже показалась, засеребрилъ хвостомъ, а потомъ какъ сигнетъ... Я за сачекъ... А тятька гребъ... «Отдай,
говоритъ, Ванюшка, лесу, дай ему уходиться». Я отдалъ съ сажень. Тянетъ неимовѣрно. Вѣдь онъ въ водѣ-то страсть сильный... Спустилъ еще. Думаю, вотъ-вотъ лесу отдастъ — не тутъ-то было. Бросился и тятька... Оставилъ весла. Насъ понесло по теченію. Держимъ за лесу оба. А онъ бурлитъ, что быкъ.
ФЛАГЪ.
(ИЗЪ УѢЗДНАГО БЫТА).
Помѣщикъ Сергѣй Ивановичъ Бѣшенцевъ, проводивъ гостей съ убѣдительными просьбами по
жаловать къ нему въ имѣніе еще и какъ можно скорѣе, — вернулся къ женѣ, заломилъ руки, выка
тилъ бѣлки глазъ и трагическимъ голосомъ сказалъ:
— Любовь Петровна, это возмутительно!
Жена отлично поняла своего супруга и отвѣчала:
- Это не только возмутительно, это ужасно!! Моя кладовая опустѣла, восемнадцати цыплятъ какъ не бывало, мясо, запасенное на недѣлю, истреблено, огромная банка варенья опросталась, вина выпито шесть бутылокъ...
- Какъ ты сказала!?Шестъ бутылокъ!?!?
- Да, шесть, кромѣ графина настойки и жбана съ квасомъ...
- Проклятіе! Это разбой на большой дорогѣ! Это свинство!! Еще одно такое нашествіе господъ сосѣдей, и я сяду въ долговое отдѣленіе или... эмигрирую въ Америку...
- А кто виноватъ!? Я тебѣ давно твержу, чтобы прервать знакомства съ уѣздными чиновниками и окрест
ными помѣщиками! сказала съ торжествомъ Любовь Петровна.
Эта сцена даетъ вѣрное понятіе о томъ, какіе люди были помѣщикъ Бѣшенцевъ и его супруга. Дѣйствительно, трудно встрѣчались подобные скупцы и сква
лыги. Онъ былъ жаденъ, какъ Плюшкинъ, она — какъ самъ Гарпагонъ. Однимъ словомъ, тутъ сошлась такая парочка, что любо-дорого.
Услыхавъ упреки Любовь Петровны, Сергѣй Ивановичъ скрипнулъ зубами и проговорилъ съ досадой:
- Ахъ, матушка, не довершай удара: неужели я самъ давно не порвалъ бы съ этой публикой, если бы у меня
въ прожектѣ не было открыть въ уѣздномъ городѣ складъ сельско-хозяйственныхъ сѣмянъ и принадлежностей!?Тутъ,
голубушка, поневолѣ начнешь водить компанію со всякой гадиной! Ну, я и вожу.,, скрѣпя сердце, вожу, съ пѣной у рта...
- Въ такомъ случаѣ, это зло еще не скоро минуетъ насъ!?
- Мм... не знаю! Я бѣшусь, душа моя, не находя средствъ, какимъ бы образомъ мнѣ, не прерывая ни съ
кѣмъ отличныхъ отношеній, ускальзывать отъ пріема обжорливыхъ гостей? Вотъ задача, которую я разрѣшаю болѣе четырехъ мѣсяцевъ!
- Это задача неразрѣшимая! - Ты думаешь!? - Убѣждена.
Сергѣй Ивановичъ топнулъ ногой и вышелъ пройтись по аллеѣ своего огромнаго англійскаго парка. Злоба ду
шила помѣщика. Оглядывая машинально свой домъ, онъ вдругъ замѣтилъ, что на главной куполообразной крышѣ усадебной постройки высится гигантскій шпиль, на ко
торомъ когда-то, при прежнемъ владѣльцѣ, вился трехцвѣтный флагъ.
Мысль — особая, хитрая и чрезвычайно счастливая — мелькнула въ головѣ скупого помѣщика. Онъ подумалъ, потеръ руки и бросился бѣгомъ домой.
- Любочка, Любочка! началъ звать онъ супругу. — Поди сюда, поскорѣе!
- Иду, иду... Господи, неужели еще гости ѣдутъ!? взволнованно спросила прибѣжавшая Любовь Петровна.
- Нѣтъ! отрывисто отвѣчалъ Сергѣй Ивановичъ. — Слушай... ближе поди ко мнѣ: я изобрѣлъ средство! Я теперь освобожусь отъ хищной стаи... Есть у насъ какой-нибудь флагъ!?
- Флагъ? удивленно спросила madame Бѣшенцева. — На что тебѣ флагъ?
- Нужно, необходимо!
Страсть какъ за лесу тянетъ! Даже держать невозможно.
- Дураки! Можетъ-быть за камень зацѣпили.
- Лодку по теченію несетъ, такъ какой же камень... Онъ тянетъ... И впереди лодки плыветъ. На
конецъ, вѣдь мы башку евонную видѣли и хвостъ видѣли.
— Просто пригрезилось.
- Ахъ, баринъ! Какіе вы невѣроятные!
- Ну, разсказывай, разсказывай... Только не сопи.
- Лодку несетъ, а онъ все равно тянетъ, разсказывалъ Ванюшка. — Да вѣдь какъ! Тятькѣ руки струной перерѣзалъ. Тятька ни живъ, ни мертвъ...
Да и я-то тоже... Думаемъ: пускай его напугается и уходится. А онъ не тутъ-то было. И мнѣ держать не втерпежъ. Тятька опять кричитъ: «отдай лесу». Отдали еще сажени двѣ. «Садись, говоритъ, теперь, дуракъ, на весла и греби къ верху». Я бросился на весла. Гребу. Тятька отдалъ лесы еще съ сажень и сталъ полегоньку вытягивать обратно. Я гребу, а у меня и сердце не на мѣстѣ, такъ и дрожитъ. Очень ужъ лососокъ-то матерый.
- Ну, чѣмъ же кончилось? торопитъ Колывановъ. Говори скорѣй. Чего размазываешь! Тятька пьянъ былъ?
- Тверезый. Онъ пьяный по рыбу не ѣздитъ. - Ну?!
- Только тятька сажени съ полторы лесы выправилъ обратно, вдругъ его, какъ хрясть лесой по рукѣ... Сорвался... Восемь волосъ перервалъ. Изъ восьми волосъ у насъ леса плетена. Сорвался и че
тыре сажена лесы и съ мушкой, и съ крючкомъ уперъ.
- У насъ нѣтъ флага.
- Ты это знаешь навѣрное? - Навѣрное.
- Въ такомъ случаѣ, надо отрядить въ городъ Фалалейку, пусть онъ купитъ красной, бѣлой и синей матеріи, по 3 аршина каждой... Необходимо сшить длинный, яркій, издали кидающійся въ глаза флагъ!
- Да для чего онъ тебѣ нуженъ, этотъ флагъ?!
- Слушай! торжественно проговорилъ Бѣшенцевъ. — Я повѣшу флагъ и распространю слухъ, что когда флагъ развѣвается по вѣтру, тогда мы дома и очень рады ви
дѣть гостей. Когда же флагъ спущенъ, шпиль голъ и одинокъ, значитъ — насъ нѣтъ дома. Вотъ тутъ и заключено наше спасеніе! Подумай и догадайся!
Какъ ни хитра была Любовь Петровна, но не догадалась, въ чемъ тутъ секретъ и спасеніе.
- Въ томъ! возгласилъ Сергѣй Ивановичъ. — Въ томъ, что когда мы будемъ дома, — мы опустимъ флагъ... и ѣдущіе къ намъ гости поворотятъ обратно! А когда насъ не будетъ, флагъ гордо заколыхается въ воздухѣ... Пріѣдутъ гости, а Фалалейка — коего я опредѣлю смотрите
лемъ за флагомъ и тонко растолкую ему его роль — сейчасъ извинится и скажетъ, будто флагъ онъ забылъ опустить... Ну, какъ скажешь? Хорошо придумано? Вѣдь изъ десяти визитовъ развѣ одинъ удастся гостямъ, не правда ли!?
Любовь Петровна боялась повѣрить въ удачу. Тѣмъ не менѣе, флагъ былъ купленъ и повѣшенъ на длинномъ шпилѣ, а Фалалейка такъ ловко выдрессированъ Сергѣемъ Ивановичемъ, что неудачи и быть не могло.
Цѣлую недѣлю ѣздили по гостямъ Бѣшенцевы и объясняли новинку въ ихъ общежитіи. Всѣ слушали и одобряли.
- Да, дѣйствительно, вашъ домъ за три версты видно, а дорога, признаться, подлая... Чѣмъ ломать оси, взглянешь, нѣтъ флага — назадъ, домой! — есть флагъ — валяй въ усадьбу!
- Нѣтъ, а какая красота! расписывалъ Бѣшенцевъ. — Такъ и вьется, такъ и пестрѣетъ... Да вотъ, господа, вы сами увидите...
Съ этихъ поръ гости, въ самомъ дѣлѣ, долго не посѣщали имѣнія Бѣшенцевыхъ. Кто ни ѣхалъ — видѣлъ голый шпиль и поворачивалъ оглобли назадъ.
Но разъ собрался къ Сергѣю Ивановичу помѣщикъ Голопуповъ. Повертывая изъ-за рощи, онъ, къ великой
радости, увидалъ на балконѣ самого Сергѣя Ивановича и его супругу. Ошибиться Голопупову было нельзя, онъ смотрѣлъ въ подзорную трубу, которую случайно выиг
ралъ въ лотерею, и такъ полюбилъ этотъ оптическій ин
струментъ, что всегда бралъ его въ дорогу, а также разглядывалъ издали купающихся въ рѣкѣ бабъ и тому подобные интересные сюжеты.
— Хозяинъ дома! сказалъ Голопуповъ. — Но, чортъ побери, почему же флагъ спущенъ!? Вѣдь, флага нѣтъ... да, одинъ шпиль торчитъ, какъ какой чортовъ коготь!.. Что же это значитъ!
Онъ подъѣхалъ совсѣмъ близко и закричалъ:
- Здравствуйте, Сергѣй Ивановичъ! Мое почтеніе, Любовь Петровна! Вы дома? Отчего же флагъ спущенъ!?
Пораженный Бѣшенцевъ смутился, но наконецъ нашелся и отвѣчалъ:
- Мы только что вернулись... а людишки такіе лѣнтяи! Имъ и дѣла нѣтъ, что нужно поднять флагъ! Лю
бочка, скажи толстяку — Фалалейкѣ, чтобы поднялъ нашъ флагъ...
Толстякъ-Фалалейка, который вѣсилъ не болѣе 2 1/2 пудовъ, не взирая на 30-лѣтній возрастъ, взвилъ флагъ.
Помѣщикъ Голопуповъ восхитился.
- Прелесть, прелесть! сказалъ онъ съ увлеченіемъ. — Остроумно и изящно! Непремѣнно заведу у себя такую же національность!
Затѣмъ, Голопуповъ поѣлъ, попилъ, покурилъ бѣшенцевскаго табаку, а лошади его поѣли овса Сергѣя Ивановича. Вечеромъ сосѣдъ распрощался и уѣхалъ.
Неизвѣстно, что сдѣлалъ Бѣшенцевъ съ Фалалейкой,
- Подлецы! воскликнулъ Колывановъ.
- Сами чувствуемъ, что подлецы, согласился Ванюшка. — Тятька чуть не взвылъ. Сидитъ блѣдный, лесу въ рукахъ держитъ, а у самого на глазахъ даже слезы... Потомъ сидѣлъ, сидѣлъ, да какъ примется меня ругать! Ужъ онъ меня ругалъ, ругалъ...
- Такъ тебя и слѣдуетъ.
- Помилуйте, баринъ, за что же?
- Не сопи. Ты вотъ опять сопишь. А рыба сопѣнья не любитъ. У ней слухъ-то тоньше нашего. - Да вѣдь раньше ловили.
- Что раньше! А тутъ прямо ты напугалъ рыбу своимъ сопѣньемъ. Носъ словно свистулька или фаготъ. Воздержись, дьяволъ, хоть теперь-то!
- Да я, кажется...
Ну, ну... Греби, а то назадъ несетъ. Сейчасъ каменья...
- Вижу. И но сейчасъ тятька и меня, и себя клянетъ, что лососка опустили. Да вѣдь что обидно!
Потомъ въ Гороховѣ съ нашей же лесой и мухой въ губѣ, его баба у берега выловила. - Лососка?
Да. Пришла съ ведрами за водой. А онъ тутъ у бережка измученный и мается. Еле-еле живой... Ну, баба его коромысломъ и изымала. Потомъ продала.
- Не любо, не слушай, лгать не мѣшай, пробормоталъ Колывановъ и крикнулъ Ванюшкѣ:-На
вались на весла! Навались, говорятъ тебѣ! Да главное, не сопѣть носомъ! Сейчасъ лесы спускать буду.
Ванюшка засопѣлъ еще больше и, подскакивая въ лодкѣ, сталъ усиленнѣе выгребать веслами.
Н. Лейкинъ.
Экое счастіе, или, если хотите, несчастье этому купцу Баскову! Прочтите отчетъ о любомъ засѣданіи коммер
ческаго суда и вы непремѣнно вычитаете, что купецъ Басковъ опять, опять и опять назначенъ присяжнымъ попечителемъ по дѣламъ того или другого несостоятельнаго должника.
Что это такое: своего рода профессія, или доброта сердца?
Купецъ Басковъ — всеобщій и всенепремѣнный присяжный попечитель по чужимъ несостоятельностямъ.
Когда же купецъ Басковъ успѣваетъ заниматься своими собственными торговыми дѣлами?
* *
*
Газеты сообщаютъ, что главный врачъ больницы для умалишенныхъ на Удѣльной докторъ Баженовъ внезапно покинулъ свой постъ. Вслѣдствіе скоропостижнаго ухода доктора Баженова больница осталась безъ главнаго врача.
Дѣло въ томъ, что сообщеніе съ Петербургомъ очень удобное. Въ одно прекрасное осеннее утро, докторъ Ба
женовъ, которому надоѣло возиться съ умалишенными, надѣлъ пальто и шляпу, захватилъ съ собой на всякій случай дождевой зонтикъ, взялъ билетъ второго класса по Финляндской желѣзной дорогѣ и черезъ двадцать минутъ былъ въ Петербургѣ.
Такъ умалишенные внезапно лишились своего главнаго врача.
Еще хорошо, что остались младшіе врачи.
Впрочемъ, умалишенные, если они хотятъ быть благоразумными, должны утѣшаться тѣмъ соображеніемъ, что главный ли, младшій ли врачъ, а все-равно умалишенныхъ не вылѣчатъ.
Такъ же разсудилъ, вѣроятно, и докторъ Баженовъ. * *
*
Въ Петербургѣ проектируется грандіозная выставка. Выставка устраивается «обществомъ любителей комнат
ныхъ растеній». Рѣшено пріискать помѣщеніе въ 2 — 3 комнаты въ частной квартирѣ.
Средствъ на выдачу медалей у благороднаго, но бѣднаго общества не хватаетъ. Поэтому постановлено: вы
давать дипломы, соотвѣтствующіе золотымъ и серебрянымъ медалямъ, т. е. дающіе награжденному право купить себѣ золотую или серебряную медаль на собственныя деньги и по собственному вкусу.
Мы находимъ это выставочное нововведеніе весьма удачнымъ. Для выставки — экономія, а награжденному гораздо пріятнѣе сдѣлать себѣ медаль такой величины и такого рисунка, какъ ему нравится. Хоть съ блюдечко себѣ медаль закати и носи на шеѣ.
* *
*
Москвичи счастливѣе петербуржцевъ:
У насъ еле-еле успѣлъ открыться зимній театральный сезонъ, а въ Москвѣ уже поставили на казенной сценѣ новую пьесу. Авторъ — Аенве. Пьеса — «По разнымъ дорогамъ».
Остается добавить, что пьеса г. Аенве такъ провалилась, какъ давно уже не проваливались пьесы даже въ московскомъ Маломъ театрѣ.
Опасаются, не дали ли, послѣ этого провала, стѣны Малаго театра трещинъ.
И. Грэкъ. НОВЫЯ ПРАВИЛА ТЕАТРОВЪ.
Коль не поженишься доселѣ,
Коль не свихнешься, не помрешь, — Тогда надѣйся двѣ недѣли:
Авось, въ театръ ты попадешь.
И-с-а-й Р.
- Осенью, при солнцѣ, гдѣ угодно играетъ. Солнцето въ рѣдкость. Распускайте удочки-то Да ставьте.
- Учи еще! Ты щенокъ, а я охотникъ. На обшивку въ заводьи никогда не беретъ. Вотъ выѣдемъ на быстрину, тогда и поставлю.
- Ей-ей, баринъ, теперь вездѣ беретъ. У насъ съ тятькой третьяго дня вотъ тутъ повыше луды лососокъ взялъ.
- Лососокъ? Да что ты врешь!
- Ей-ей. баринъ, матерый лососокъ. Лососокъ фунтовъ въ семь.
- Да что же вы его мнѣ не показали, черти? - Несчастіе вышло. Взять-то онъ взялъ и зацѣпилъ за крючокъ губой, но...
- Упустили? Ну, такъ это не считается. Нельзя сказать, что взялъ. Да можетъ-быть это былъ и не лососокъ, а просто харіусъ.
- Ей-ей, баринъ, лососокъ.
- Нѣтъ, ты вытащи — вотъ тогда я повѣрю. - Гмъ... Да мы и вытащили, да...
- Не сопи, дьяволъ! Сто разъ тебѣ говорилъ! Высморкайся.
- По теченію потянетъ.
Ванюшка оставилъ весла, высморкался въ руку и опять сталъ гресть.
- Да мы и вытащили, продолжалъ онъ. — Башка даже показалась, засеребрилъ хвостомъ, а потомъ какъ сигнетъ... Я за сачекъ... А тятька гребъ... «Отдай,
говоритъ, Ванюшка, лесу, дай ему уходиться». Я отдалъ съ сажень. Тянетъ неимовѣрно. Вѣдь онъ въ водѣ-то страсть сильный... Спустилъ еще. Думаю, вотъ-вотъ лесу отдастъ — не тутъ-то было. Бросился и тятька... Оставилъ весла. Насъ понесло по теченію. Держимъ за лесу оба. А онъ бурлитъ, что быкъ.
ФЛАГЪ.
(ИЗЪ УѢЗДНАГО БЫТА).
Помѣщикъ Сергѣй Ивановичъ Бѣшенцевъ, проводивъ гостей съ убѣдительными просьбами по
жаловать къ нему въ имѣніе еще и какъ можно скорѣе, — вернулся къ женѣ, заломилъ руки, выка
тилъ бѣлки глазъ и трагическимъ голосомъ сказалъ:
— Любовь Петровна, это возмутительно!
Жена отлично поняла своего супруга и отвѣчала:
- Это не только возмутительно, это ужасно!! Моя кладовая опустѣла, восемнадцати цыплятъ какъ не бывало, мясо, запасенное на недѣлю, истреблено, огромная банка варенья опросталась, вина выпито шесть бутылокъ...
- Какъ ты сказала!?Шестъ бутылокъ!?!?
- Да, шесть, кромѣ графина настойки и жбана съ квасомъ...
- Проклятіе! Это разбой на большой дорогѣ! Это свинство!! Еще одно такое нашествіе господъ сосѣдей, и я сяду въ долговое отдѣленіе или... эмигрирую въ Америку...
- А кто виноватъ!? Я тебѣ давно твержу, чтобы прервать знакомства съ уѣздными чиновниками и окрест
ными помѣщиками! сказала съ торжествомъ Любовь Петровна.
Эта сцена даетъ вѣрное понятіе о томъ, какіе люди были помѣщикъ Бѣшенцевъ и его супруга. Дѣйствительно, трудно встрѣчались подобные скупцы и сква
лыги. Онъ былъ жаденъ, какъ Плюшкинъ, она — какъ самъ Гарпагонъ. Однимъ словомъ, тутъ сошлась такая парочка, что любо-дорого.
Услыхавъ упреки Любовь Петровны, Сергѣй Ивановичъ скрипнулъ зубами и проговорилъ съ досадой:
- Ахъ, матушка, не довершай удара: неужели я самъ давно не порвалъ бы съ этой публикой, если бы у меня
въ прожектѣ не было открыть въ уѣздномъ городѣ складъ сельско-хозяйственныхъ сѣмянъ и принадлежностей!?Тутъ,
голубушка, поневолѣ начнешь водить компанію со всякой гадиной! Ну, я и вожу.,, скрѣпя сердце, вожу, съ пѣной у рта...
- Въ такомъ случаѣ, это зло еще не скоро минуетъ насъ!?
- Мм... не знаю! Я бѣшусь, душа моя, не находя средствъ, какимъ бы образомъ мнѣ, не прерывая ни съ
кѣмъ отличныхъ отношеній, ускальзывать отъ пріема обжорливыхъ гостей? Вотъ задача, которую я разрѣшаю болѣе четырехъ мѣсяцевъ!
- Это задача неразрѣшимая! - Ты думаешь!? - Убѣждена.
Сергѣй Ивановичъ топнулъ ногой и вышелъ пройтись по аллеѣ своего огромнаго англійскаго парка. Злоба ду
шила помѣщика. Оглядывая машинально свой домъ, онъ вдругъ замѣтилъ, что на главной куполообразной крышѣ усадебной постройки высится гигантскій шпиль, на ко
торомъ когда-то, при прежнемъ владѣльцѣ, вился трехцвѣтный флагъ.
Мысль — особая, хитрая и чрезвычайно счастливая — мелькнула въ головѣ скупого помѣщика. Онъ подумалъ, потеръ руки и бросился бѣгомъ домой.
- Любочка, Любочка! началъ звать онъ супругу. — Поди сюда, поскорѣе!
- Иду, иду... Господи, неужели еще гости ѣдутъ!? взволнованно спросила прибѣжавшая Любовь Петровна.
- Нѣтъ! отрывисто отвѣчалъ Сергѣй Ивановичъ. — Слушай... ближе поди ко мнѣ: я изобрѣлъ средство! Я теперь освобожусь отъ хищной стаи... Есть у насъ какой-нибудь флагъ!?
- Флагъ? удивленно спросила madame Бѣшенцева. — На что тебѣ флагъ?
- Нужно, необходимо!
Страсть какъ за лесу тянетъ! Даже держать невозможно.
- Дураки! Можетъ-быть за камень зацѣпили.
- Лодку по теченію несетъ, такъ какой же камень... Онъ тянетъ... И впереди лодки плыветъ. На
конецъ, вѣдь мы башку евонную видѣли и хвостъ видѣли.
— Просто пригрезилось.
- Ахъ, баринъ! Какіе вы невѣроятные!
- Ну, разсказывай, разсказывай... Только не сопи.
- Лодку несетъ, а онъ все равно тянетъ, разсказывалъ Ванюшка. — Да вѣдь какъ! Тятькѣ руки струной перерѣзалъ. Тятька ни живъ, ни мертвъ...
Да и я-то тоже... Думаемъ: пускай его напугается и уходится. А онъ не тутъ-то было. И мнѣ держать не втерпежъ. Тятька опять кричитъ: «отдай лесу». Отдали еще сажени двѣ. «Садись, говоритъ, теперь, дуракъ, на весла и греби къ верху». Я бросился на весла. Гребу. Тятька отдалъ лесы еще съ сажень и сталъ полегоньку вытягивать обратно. Я гребу, а у меня и сердце не на мѣстѣ, такъ и дрожитъ. Очень ужъ лососокъ-то матерый.
- Ну, чѣмъ же кончилось? торопитъ Колывановъ. Говори скорѣй. Чего размазываешь! Тятька пьянъ былъ?
- Тверезый. Онъ пьяный по рыбу не ѣздитъ. - Ну?!
- Только тятька сажени съ полторы лесы выправилъ обратно, вдругъ его, какъ хрясть лесой по рукѣ... Сорвался... Восемь волосъ перервалъ. Изъ восьми волосъ у насъ леса плетена. Сорвался и че
тыре сажена лесы и съ мушкой, и съ крючкомъ уперъ.
- У насъ нѣтъ флага.
- Ты это знаешь навѣрное? - Навѣрное.
- Въ такомъ случаѣ, надо отрядить въ городъ Фалалейку, пусть онъ купитъ красной, бѣлой и синей матеріи, по 3 аршина каждой... Необходимо сшить длинный, яркій, издали кидающійся въ глаза флагъ!
- Да для чего онъ тебѣ нуженъ, этотъ флагъ?!
- Слушай! торжественно проговорилъ Бѣшенцевъ. — Я повѣшу флагъ и распространю слухъ, что когда флагъ развѣвается по вѣтру, тогда мы дома и очень рады ви
дѣть гостей. Когда же флагъ спущенъ, шпиль голъ и одинокъ, значитъ — насъ нѣтъ дома. Вотъ тутъ и заключено наше спасеніе! Подумай и догадайся!
Какъ ни хитра была Любовь Петровна, но не догадалась, въ чемъ тутъ секретъ и спасеніе.
- Въ томъ! возгласилъ Сергѣй Ивановичъ. — Въ томъ, что когда мы будемъ дома, — мы опустимъ флагъ... и ѣдущіе къ намъ гости поворотятъ обратно! А когда насъ не будетъ, флагъ гордо заколыхается въ воздухѣ... Пріѣдутъ гости, а Фалалейка — коего я опредѣлю смотрите
лемъ за флагомъ и тонко растолкую ему его роль — сейчасъ извинится и скажетъ, будто флагъ онъ забылъ опустить... Ну, какъ скажешь? Хорошо придумано? Вѣдь изъ десяти визитовъ развѣ одинъ удастся гостямъ, не правда ли!?
Любовь Петровна боялась повѣрить въ удачу. Тѣмъ не менѣе, флагъ былъ купленъ и повѣшенъ на длинномъ шпилѣ, а Фалалейка такъ ловко выдрессированъ Сергѣемъ Ивановичемъ, что неудачи и быть не могло.
Цѣлую недѣлю ѣздили по гостямъ Бѣшенцевы и объясняли новинку въ ихъ общежитіи. Всѣ слушали и одобряли.
- Да, дѣйствительно, вашъ домъ за три версты видно, а дорога, признаться, подлая... Чѣмъ ломать оси, взглянешь, нѣтъ флага — назадъ, домой! — есть флагъ — валяй въ усадьбу!
- Нѣтъ, а какая красота! расписывалъ Бѣшенцевъ. — Такъ и вьется, такъ и пестрѣетъ... Да вотъ, господа, вы сами увидите...
Съ этихъ поръ гости, въ самомъ дѣлѣ, долго не посѣщали имѣнія Бѣшенцевыхъ. Кто ни ѣхалъ — видѣлъ голый шпиль и поворачивалъ оглобли назадъ.
Но разъ собрался къ Сергѣю Ивановичу помѣщикъ Голопуповъ. Повертывая изъ-за рощи, онъ, къ великой
радости, увидалъ на балконѣ самого Сергѣя Ивановича и его супругу. Ошибиться Голопупову было нельзя, онъ смотрѣлъ въ подзорную трубу, которую случайно выиг
ралъ въ лотерею, и такъ полюбилъ этотъ оптическій ин
струментъ, что всегда бралъ его въ дорогу, а также разглядывалъ издали купающихся въ рѣкѣ бабъ и тому подобные интересные сюжеты.
— Хозяинъ дома! сказалъ Голопуповъ. — Но, чортъ побери, почему же флагъ спущенъ!? Вѣдь, флага нѣтъ... да, одинъ шпиль торчитъ, какъ какой чортовъ коготь!.. Что же это значитъ!
Онъ подъѣхалъ совсѣмъ близко и закричалъ:
- Здравствуйте, Сергѣй Ивановичъ! Мое почтеніе, Любовь Петровна! Вы дома? Отчего же флагъ спущенъ!?
Пораженный Бѣшенцевъ смутился, но наконецъ нашелся и отвѣчалъ:
- Мы только что вернулись... а людишки такіе лѣнтяи! Имъ и дѣла нѣтъ, что нужно поднять флагъ! Лю
бочка, скажи толстяку — Фалалейкѣ, чтобы поднялъ нашъ флагъ...
Толстякъ-Фалалейка, который вѣсилъ не болѣе 2 1/2 пудовъ, не взирая на 30-лѣтній возрастъ, взвилъ флагъ.
Помѣщикъ Голопуповъ восхитился.
- Прелесть, прелесть! сказалъ онъ съ увлеченіемъ. — Остроумно и изящно! Непремѣнно заведу у себя такую же національность!
Затѣмъ, Голопуповъ поѣлъ, попилъ, покурилъ бѣшенцевскаго табаку, а лошади его поѣли овса Сергѣя Ивановича. Вечеромъ сосѣдъ распрощался и уѣхалъ.
Неизвѣстно, что сдѣлалъ Бѣшенцевъ съ Фалалейкой,
- Подлецы! воскликнулъ Колывановъ.
- Сами чувствуемъ, что подлецы, согласился Ванюшка. — Тятька чуть не взвылъ. Сидитъ блѣдный, лесу въ рукахъ держитъ, а у самого на глазахъ даже слезы... Потомъ сидѣлъ, сидѣлъ, да какъ примется меня ругать! Ужъ онъ меня ругалъ, ругалъ...
- Такъ тебя и слѣдуетъ.
- Помилуйте, баринъ, за что же?
- Не сопи. Ты вотъ опять сопишь. А рыба сопѣнья не любитъ. У ней слухъ-то тоньше нашего. - Да вѣдь раньше ловили.
- Что раньше! А тутъ прямо ты напугалъ рыбу своимъ сопѣньемъ. Носъ словно свистулька или фаготъ. Воздержись, дьяволъ, хоть теперь-то!
- Да я, кажется...
Ну, ну... Греби, а то назадъ несетъ. Сейчасъ каменья...
- Вижу. И но сейчасъ тятька и меня, и себя клянетъ, что лососка опустили. Да вѣдь что обидно!
Потомъ въ Гороховѣ съ нашей же лесой и мухой въ губѣ, его баба у берега выловила. - Лососка?
Да. Пришла съ ведрами за водой. А онъ тутъ у бережка измученный и мается. Еле-еле живой... Ну, баба его коромысломъ и изымала. Потомъ продала.
- Не любо, не слушай, лгать не мѣшай, пробормоталъ Колывановъ и крикнулъ Ванюшкѣ:-На
вались на весла! Навались, говорятъ тебѣ! Да главное, не сопѣть носомъ! Сейчасъ лесы спускать буду.
Ванюшка засопѣлъ еще больше и, подскакивая въ лодкѣ, сталъ усиленнѣе выгребать веслами.
Н. Лейкинъ.