Г. Чарноцкій прочиталъ въ залѣ кредитнаго общества публичную лекцію по всеобъемлющей программѣ.
Въ программу лекціи входило: перестройка жилищъ для людей всей Россіи; лѣченіе безъ всякихъ лекарствъ отъ болѣзни горла, печени, почекъ и желудка; проектъ для трудящихся въ городахъ, селахъ и деревняхъ, не имѣ
ющихъ ни одной копѣйки для торговли; русское женское взаимное благотворительное общество; спасаніе людей на землѣ и на водахъ, и пр., и пр., и пр., всего двѣнадцать пунктовъ.
По каждому пункту лекторъ говорилъ ровно пять минутъ, однимъ духомъ разрѣшая вопросъ.
Такія лекціи мы понимаемъ и одобряемъ. У насъ такъ много неразрѣшенныхъ еще вопросовъ, что желательно быстрое, на всѣхъ парахъ, обсужденіе и разрѣшеніе ихъ путемъ публичныхъ лекцій, по самой широкой программѣ.
Для лекцій подобнаго рода мы можемъ намѣтить слѣдующіе, напримѣръ, вопросы:
Пожарный вопросъ, искорененіе мозолей, взысканіе долговъ съ неоплатныхъ должниковъ, правила для игры въ винтъ, квартирный кризисъ, домашнія средства противъ зубной боли, урожаи и неурожаи на хлѣбъ, свиновод
ство, способы истребленія сусликовъ и клоповъ, о друзьяхъ дома, и т. д., и т. д.
*
* *
Говорятъ, что одинъ изъ пѣвцовъ нашей казенной оперы пишетъ оперу на сюжетъ пьесы Островскаго «Дмитрій Самозванецъ».
Это первый примѣръ, что оперу пишетъ пѣвецъ. Драматическіе актеры, тѣ уже давно пишутъ пьесы для себя и для товарищей. А теперь и пѣвцы начнутъ писать оперы...
Пѣвецъ такъ напишетъ оперу, чтобы ее легко и удобно было пѣть... Товарищи по сценѣ очень будутъ благодарить. Но что же будутъ дѣлать драматурги и настоящіе оперные композиторы?
*-*
*
Милліонеры бываютъ скупы.
Въ Таганрогѣ умеръ милліонеръ Вальяно — отецъ, отличавшійся необыкновенной скупостью. Отъ скупости онъ даже ни одной газеты не выписывалъ, а обѣдалъ черезъ день.
Вальяно — сынъ унаслѣдовалъ отъ своего папаши и милліоны, и скупость. Повезъ онъ набальзамированное тѣло своего папаши въ Лондонъ, чтобы помѣстить въ склепѣ на городскомъ кладбищѣ. Но за это потребовали такъ дорого, что Вальяно-сынъ рѣшилъ отказаться отъ своего намѣренія и предпочелъ своего папашу сжечь.
И папаша, навѣрное, одобрилъ бы такой поступокъ.
* *
*
Любителямъ гаванскихъ сигаръ грозитъ большая непріятность: всѣ табачныя плантаціи на островѣ Кубѣ уничтожены частью инсургентами, частью испанскими войсками.
Для кого несчастье, а намъ это на руку: мы можемъ вывозить въ Европу сигары рижскія, либавскія, петербургскія и таганрогскія, которыя, по отзыву спеціали
стовъ, ничуть не уступаютъ сигарамъ гаванскимъ и только благодаря предразсудкамъ не могли вынести соперничества съ настоящими гаваннами.
Въ Гавани, что у насъ на взморьѣ, можно было бы развести табачныя плантаціи и продавать гаваньскія сигары вмѣсто гаванскихъ, да жаль — наводненія часто бываютъ
* *
*
Петербургскія дамы крайне недовольны новыми правилами о пушечной сигнализаціи въ случаѣ наводненія въ Петербургѣ.
По новымъ правиламъ, если вода въ Невѣ поднимется выше 6 футъ, то будутъ дѣлать каждыя четверть часа по выстрѣлу, при подъемѣ воды до 7 футъ — по два выстрѣла, а когда вода достигнетъ 8 футъ, то будутъ стрѣлять черезъ каждыя пять минутъ. Дамы говорятъ:
— Наводненія продолжаются иногда цѣлую ночь... Извольте слушать всю ночь непрерывную пушечную пальбу!.. Совершенно невозможно будетъ заснуть!..
Бѣдныя дамы!- И. Грэкъ.
ТАИНСТВЕННАЯ ВДОВА.
(баллада изъ классическаго древняго быта). На Олимпѣ тревога: нѣтъ старѣйшаго бога,
Громовержецъ куда-то умчался,
И Юнона старуха воетъ жалобно - глухо:
— «Не съ другой ли Зевесь обвѣнчался? Волокита извѣстный — онъ во всей поднебесной
Радъ затѣять амурныя игры. Я больна отъ кручины... Охъ, ужъ эти мужчины! Ихъ добрѣй крокодилы и тигры»...
* *
*
- «Охъ, ужъ эти мнѣ бабы! Обуздать ихъ пора бы!»
Гласъ Зевеса раздался средь неба, — И властитель могучій, вмѣстѣ съ грозною тучей, Появился, мрачнѣе Эреба.
* *
*
Въ настроеніи бурномъ онъ поклялся Сатурномъ
(Ergo, собственнымъ милымъ папашей), Что въ немъ силы воскресли, что убьетъ онъ всѣхъ, если Не насытится... щами и кашей.
** *
Всѣ богини-мамзели ротъ со страху разѣли;
Эскулапъ заворчалъ тихо подъ-носъ:
- «Вижу: пьянъ онъ, какъ стелька... Вамъ го
това-съ постелька, Или ванну принять вамъ угодно-съ?
***
- « Вы напрасно-съ хандрите: миръ на островѣ
Критѣ.. .»
— «Къ чорту — Критъ! Я отъ голоду вою, Выпить хочется тоже... всѣхъ напитковъ дороже Дружба... съ доброй Поповой-вдовою»...
* *
*
- «Нарушитель закона! возопила Юнона: —
Разведусь непремѣнно я съ вами.
Вы сѣдой старикашка, а грѣшите такъ тяжко, Подружась съ молодыми вдовами!
* *
*
Какъ богинь вамъ не стыдно? Мнѣ изъ словъ ва
шихъ видно,
Что плѣнили вы новую Леду...
Я умру отъ печали... Хоть бы вы промолчали, Одержавъ надъ вдовою побѣду!»
* *
*
- «Ты, какъ лунь, посѣдѣла, а болтаешь безъ дѣла.
Былъ я, значитъ, на выставкѣ русской,
Погулялъ также въ Пештѣ, но, — меня хоть за
рѣжьте, Не плѣнился венгерской закуской»...
***
Захихикалъ Меркурій: — «А Кунавинскихъ Гурій
Посѣщали?» — Кутилъ съ ними часто...
Ты, братъ, парень здоровый: сбѣгай къ нимъ за
«Поповой» И купи... Ну, хоть рубликовъ на сто...
***
Во мгновеніе ока (хоть немножко далеко)
Воръ Меркурій съ вдовою примчался, — И подъ звуки свирѣли боги «Барыню» пѣли,
И вдовою Зевесъ угощался.
Барбаросса.
НЕВѢРОЯТНЫЕ РАЗСКАЗЫ. IV.-Роковая находка.
Было 20-е число. Но несмотря на этотъ жизнерадостный для всѣхъ чиновниковъ день, титулярный совѣтникъ Борись Ивановичъ Клецкинъ возвращался домой въ самомъ удрученномъ состояніи духа.
Да и нельзя было не быть удрученнымъ, когда Клецкинъ вмѣсто шестидесяти рублей жалованья получилъ на этотъ разъ всего лишь шесть копѣ
екъ! Все оказалось забраннымъ впередъ и давнымъ давно прокученнымъ.
Положеніе было тѣмъ болѣе скверное, что Бориса Ивановича и особенно его жалованье ожидала дома жена.
- А, будь что будетъ! махнувъ рукой, проговорилъ онъ и, побрякивая шестью копѣйками, побѣжалъ догонять конку.
Вдругъ онъ замѣтилъ, что въ конку вскочилъ какойто тучный господинъ, изъ кармана котораго вывалился не менѣе тучный бумажникъ. Борисъ Ивановичъ остано
вился какъ вкопанный, оглядѣлся по сторонамъ и, не замѣтя никого по близости себя, быстро поднялъ бумажникъ.-
Въ первыя минуты Клецкинъ, отъ охватившаго его волненія, ничего не соображалъ. Онъ шелъ по улицѣ, ли
хорадочно вздрагивая и бросая кругомъ себя безпокойные взгляды.-
Понемногу онъ пришелъ въ себя; зашелъ въ первую попавшуюся портерную, сѣлъ въ заднюю комнату и дро
жащими руками раскрылъ свою находку. Бумажникъ былъ набитъ какими-то счетами, письмами и визитными кар
точками, и только въ одномъ его отдѣленіи красовалась небольшая пачка кредитныхъ билетовъ.
Борисъ Ивановичъ съ жадностью вынулъ ихъ и пересчиталъ.
- Семьдесятъ три рубля! О, счастье!.. Я спасенъ!.. Шестьдесятъ рублей женѣ и тринадцать мнѣ!.. разсуждалъ Клецкинъ, перекладывая деньги въ свой бумажникъ.
Онъ началъ было подробнѣе знакомиться съ остальнымъ содержимымъ найденнаго бумажника, но вошедшіе новые посѣтители помѣшали ему и онъ поспѣшилъ оставить портерную.
— Надо куда-нибудь подбросить бумажникъ, думалъ Борисъ Ивановичъ, шагая домой. — Оставлять у себя опасно! Кину въ Неву! рѣшилъ онъ и, остановившись у перилъ Дворцоваго моста, оглядѣлся по сторонамъ и бросилъ бумажникъ въ воду.
Въ самомъ веселомъ настроеніи духа позвонилъ Клецкинъ у дверей своей скромненькой квартиры, и не успѣлъ войти въ переднюю, какъ былъ заключенъ въ мощныя объятія своей супруги, Ирины Тимофѣевны.
- Боря! Боря!.. Мы... О!.. Мы... восклицала послѣдняя, сжимая подъ-мышкой голову изумленнаго супруга.
- Что случилось?., задыхаясь въ жиру жены, прошепталъ Борисъ Ивановичъ.
- Мы... Я получила отъ дяденьки наслѣдство!.. Сорокъ тысячъ!.. Царствіе ему небесное!.. Утромъ посыльный принесъ мнѣ письмо отъ крестнаго. Онъ въ Петербургѣ и вечеромъ будетъ у насъ. Читай!- Клецкинъ развернулъ письмо.
«Милая крестница! Твой дядя скончался и оставилъ тебѣ все свое состояніе въ сорокъ тысячъ. Сыну своему безпутному онъ ничего не оставилъ. Сегодня вечеромъ привезу тебѣ завѣщаніе».
Супруги заключили другъ друга въ объятія и стали вальсировать но комнатѣ.
- Ну, идемъ дѣлать закупки! предложилъ Борисъ Ивановичъ. — Надо съ трескомъ встрѣтить твоего крестнаго и на славу угостить его! Не пожалѣемъ денегъ.
- Конечно! Что намъ теперь твое жалованье! Идемъ!
Супруги одѣлись и важно вышли на улицу. Къ вечеру въ ихъ квартирѣ пахло самыми разнообразными закусками. Столъ ломился отъ тарелокъ и бутылокъ. Клецкины, разодѣтые, нетерпѣливо ожидали пріѣзда дорогого гостя.
Наконецъ, въ передней раздался давно ожидаемый звонокъ.
Ирина Тимофѣевна и Борисъ Ивановичъ, толкая другъ друга, бросились отворять дверь. Гость заключилъ въ
- Не наша еще буква идетъ, не дошло до насъ... отвѣчаютъ ему.
- Долгонько! А я сейчасъ стомаха ради сбѣгалъ по сосѣдству въ Думскую и опрокинулъ стакашекъ съ букивродцемъ...
- Вотъ, деверекъ любезный, вы съ Сашей-то пріятели считаетесь, такъ уговорите его, чтобъ онъ въ конницу не просился, если попадетъ въ солдаты, обращается къ деверю мать.
- Въ конницу? Не совѣтую, ни за что не совѣтую! отвѣчаетъ дядя.
Это еще отчего? Я тутъ какъ-то казачью шапку примѣрялъ — и очень чудесно ко мнѣ идетъ. Вотъ ежели перья эти на бороденкѣ сбрить, а усы оставить, то вся физіономія будетъ конная.
И ровно ничего это не обозначаетъ. Ты разспроси-ка вонъ Парамонова племянника, каково въ конницѣ-то служить! Онъ служилъ. «Лошадь, гово
ритъ, до смерти замучаетъ. Ты ее чисти, и корми, и пои, и проѣзжай». А пѣхота, какъ свободенъ отъ ученья, такъ сейчасъ и иди къ знакомой кухаркѣ, сообщаетъ дядя.
- Господи! Да неужели ты, Шанечка, по кухаркамъ ходить будешь! восклицаетъ мать.
- А вы слушайте, такъ дяденька и не то еще вамъ наскажетъ!
- Да конечно же, смѣется опять дядя. — Попа
дешь въ солдаты, такъ и кухарку себѣ долженъ завести.
- Зачѣмъ же ему кухарка, коли онъ по прошествіи солдатчины на купеческой дочерѣ женится и даже съ большимъ приданымъ, отозвалась сестра.
- Это потомъ. А кухарка — все равно, что солдатская присяга.
- Братецъ! Да полно тебѣ! остановилъ брата отецъ. — Сходилъ въ Думскую, опрокинулъ и ужъ замололъ мелево! Тебѣ-то сподручно шутить, а ихъ дразнишь. Да и у малаго-то теперь сердце не на мѣстѣ.
- А что жъ, плакать мнѣ, что ли? Плакать хуже. А я его ободряю. Вы вотъ посмотрите потомъ, ка
кую я ему самъ кухарку посватаю! Прелесть! Одинъ глазъ смотритъ на насъ, а другой на Арзамасъ.
- Брось, говорятъ тебѣ! Чего тутъ дифамацію разводить!
- Позвольте... Какая же тутъ дифамація?
- Ну, должно-быть больше одной въ трактирѣ опрокинулъ.
- Вѣрно-съ. Объ одной, такъ хромалъ бы, а только какая же тутъ дифамація! не унимается дядя.
- А такая, что если Сашу гусаромъ одѣть, то на него и не кухарка польстится, защищаетъ брата сестра.
- Постойте, постойте! Не наша ли буква на выкличку пошла? останавливаетъ разговоръ отецъ.
- Нѣтъ, еще не наша, отвѣчаетъ сынъ. - Но скоро.
- Голубчикъ! Дай тебя къ материнскому сердцу прижать! начинаетъ слезливо мать. — Изъ хорошей-то жизни да подъ красную шапку!
- Законъ природы. Всѣ должны служить, откликается сынъ.
- А не вынетъ онъ солдатскаго жребія — большая ему цѣна будетъ! говоритъ про сына отецъ. — Тогда ужъ къ намъ никто меньше какъ съ двадцатитысячной невҍстой и не подступайся. Женихъ молодой и отъ солдатчины чистый... Шутка ли это!
- А попадетъ, такъ только бы въ Питерѣ служить остался! вздыхаетъ мать. — Тогда сполагоря. Тогда я ему сейчасъ въ казармы и самоварчикъ, и подушечку пуховую, и рубашечекъ, и...
- Просись, Шаня, въ писаря... замѣчаетъ сестра. - Постойте, постойте... Кажется, наша буква? прислушивается сынъ, — Наша и есть. Ну, надо поближе къ колесу подходить, говоритъ онъ и направляется къ возвышенію, гдѣ сидитъ воинское присутствіе.
- Счастливо тебѣ, Саша! слышится ему въ догонку.
Мать начинаетъ всхлипывать.
Н. Лейкинъ.
Въ программу лекціи входило: перестройка жилищъ для людей всей Россіи; лѣченіе безъ всякихъ лекарствъ отъ болѣзни горла, печени, почекъ и желудка; проектъ для трудящихся въ городахъ, селахъ и деревняхъ, не имѣ
ющихъ ни одной копѣйки для торговли; русское женское взаимное благотворительное общество; спасаніе людей на землѣ и на водахъ, и пр., и пр., и пр., всего двѣнадцать пунктовъ.
По каждому пункту лекторъ говорилъ ровно пять минутъ, однимъ духомъ разрѣшая вопросъ.
Такія лекціи мы понимаемъ и одобряемъ. У насъ такъ много неразрѣшенныхъ еще вопросовъ, что желательно быстрое, на всѣхъ парахъ, обсужденіе и разрѣшеніе ихъ путемъ публичныхъ лекцій, по самой широкой программѣ.
Для лекцій подобнаго рода мы можемъ намѣтить слѣдующіе, напримѣръ, вопросы:
Пожарный вопросъ, искорененіе мозолей, взысканіе долговъ съ неоплатныхъ должниковъ, правила для игры въ винтъ, квартирный кризисъ, домашнія средства противъ зубной боли, урожаи и неурожаи на хлѣбъ, свиновод
ство, способы истребленія сусликовъ и клоповъ, о друзьяхъ дома, и т. д., и т. д.
*
* *
Говорятъ, что одинъ изъ пѣвцовъ нашей казенной оперы пишетъ оперу на сюжетъ пьесы Островскаго «Дмитрій Самозванецъ».
Это первый примѣръ, что оперу пишетъ пѣвецъ. Драматическіе актеры, тѣ уже давно пишутъ пьесы для себя и для товарищей. А теперь и пѣвцы начнутъ писать оперы...
Пѣвецъ такъ напишетъ оперу, чтобы ее легко и удобно было пѣть... Товарищи по сценѣ очень будутъ благодарить. Но что же будутъ дѣлать драматурги и настоящіе оперные композиторы?
*-*
*
Милліонеры бываютъ скупы.
Въ Таганрогѣ умеръ милліонеръ Вальяно — отецъ, отличавшійся необыкновенной скупостью. Отъ скупости онъ даже ни одной газеты не выписывалъ, а обѣдалъ черезъ день.
Вальяно — сынъ унаслѣдовалъ отъ своего папаши и милліоны, и скупость. Повезъ онъ набальзамированное тѣло своего папаши въ Лондонъ, чтобы помѣстить въ склепѣ на городскомъ кладбищѣ. Но за это потребовали такъ дорого, что Вальяно-сынъ рѣшилъ отказаться отъ своего намѣренія и предпочелъ своего папашу сжечь.
И папаша, навѣрное, одобрилъ бы такой поступокъ.
* *
*
Любителямъ гаванскихъ сигаръ грозитъ большая непріятность: всѣ табачныя плантаціи на островѣ Кубѣ уничтожены частью инсургентами, частью испанскими войсками.
Для кого несчастье, а намъ это на руку: мы можемъ вывозить въ Европу сигары рижскія, либавскія, петербургскія и таганрогскія, которыя, по отзыву спеціали
стовъ, ничуть не уступаютъ сигарамъ гаванскимъ и только благодаря предразсудкамъ не могли вынести соперничества съ настоящими гаваннами.
Въ Гавани, что у насъ на взморьѣ, можно было бы развести табачныя плантаціи и продавать гаваньскія сигары вмѣсто гаванскихъ, да жаль — наводненія часто бываютъ
* *
*
Петербургскія дамы крайне недовольны новыми правилами о пушечной сигнализаціи въ случаѣ наводненія въ Петербургѣ.
По новымъ правиламъ, если вода въ Невѣ поднимется выше 6 футъ, то будутъ дѣлать каждыя четверть часа по выстрѣлу, при подъемѣ воды до 7 футъ — по два выстрѣла, а когда вода достигнетъ 8 футъ, то будутъ стрѣлять черезъ каждыя пять минутъ. Дамы говорятъ:
— Наводненія продолжаются иногда цѣлую ночь... Извольте слушать всю ночь непрерывную пушечную пальбу!.. Совершенно невозможно будетъ заснуть!..
Бѣдныя дамы!- И. Грэкъ.
ТАИНСТВЕННАЯ ВДОВА.
(баллада изъ классическаго древняго быта). На Олимпѣ тревога: нѣтъ старѣйшаго бога,
Громовержецъ куда-то умчался,
И Юнона старуха воетъ жалобно - глухо:
— «Не съ другой ли Зевесь обвѣнчался? Волокита извѣстный — онъ во всей поднебесной
Радъ затѣять амурныя игры. Я больна отъ кручины... Охъ, ужъ эти мужчины! Ихъ добрѣй крокодилы и тигры»...
* *
*
- «Охъ, ужъ эти мнѣ бабы! Обуздать ихъ пора бы!»
Гласъ Зевеса раздался средь неба, — И властитель могучій, вмѣстѣ съ грозною тучей, Появился, мрачнѣе Эреба.
* *
*
Въ настроеніи бурномъ онъ поклялся Сатурномъ
(Ergo, собственнымъ милымъ папашей), Что въ немъ силы воскресли, что убьетъ онъ всѣхъ, если Не насытится... щами и кашей.
** *
Всѣ богини-мамзели ротъ со страху разѣли;
Эскулапъ заворчалъ тихо подъ-носъ:
- «Вижу: пьянъ онъ, какъ стелька... Вамъ го
това-съ постелька, Или ванну принять вамъ угодно-съ?
***
- « Вы напрасно-съ хандрите: миръ на островѣ
Критѣ.. .»
— «Къ чорту — Критъ! Я отъ голоду вою, Выпить хочется тоже... всѣхъ напитковъ дороже Дружба... съ доброй Поповой-вдовою»...
* *
*
- «Нарушитель закона! возопила Юнона: —
Разведусь непремѣнно я съ вами.
Вы сѣдой старикашка, а грѣшите такъ тяжко, Подружась съ молодыми вдовами!
* *
*
Какъ богинь вамъ не стыдно? Мнѣ изъ словъ ва
шихъ видно,
Что плѣнили вы новую Леду...
Я умру отъ печали... Хоть бы вы промолчали, Одержавъ надъ вдовою побѣду!»
* *
*
- «Ты, какъ лунь, посѣдѣла, а болтаешь безъ дѣла.
Былъ я, значитъ, на выставкѣ русской,
Погулялъ также въ Пештѣ, но, — меня хоть за
рѣжьте, Не плѣнился венгерской закуской»...
***
Захихикалъ Меркурій: — «А Кунавинскихъ Гурій
Посѣщали?» — Кутилъ съ ними часто...
Ты, братъ, парень здоровый: сбѣгай къ нимъ за
«Поповой» И купи... Ну, хоть рубликовъ на сто...
***
Во мгновеніе ока (хоть немножко далеко)
Воръ Меркурій съ вдовою примчался, — И подъ звуки свирѣли боги «Барыню» пѣли,
И вдовою Зевесъ угощался.
Барбаросса.
НЕВѢРОЯТНЫЕ РАЗСКАЗЫ. IV.-Роковая находка.
Было 20-е число. Но несмотря на этотъ жизнерадостный для всѣхъ чиновниковъ день, титулярный совѣтникъ Борись Ивановичъ Клецкинъ возвращался домой въ самомъ удрученномъ состояніи духа.
Да и нельзя было не быть удрученнымъ, когда Клецкинъ вмѣсто шестидесяти рублей жалованья получилъ на этотъ разъ всего лишь шесть копѣ
екъ! Все оказалось забраннымъ впередъ и давнымъ давно прокученнымъ.
Положеніе было тѣмъ болѣе скверное, что Бориса Ивановича и особенно его жалованье ожидала дома жена.
- А, будь что будетъ! махнувъ рукой, проговорилъ онъ и, побрякивая шестью копѣйками, побѣжалъ догонять конку.
Вдругъ онъ замѣтилъ, что въ конку вскочилъ какойто тучный господинъ, изъ кармана котораго вывалился не менѣе тучный бумажникъ. Борисъ Ивановичъ остано
вился какъ вкопанный, оглядѣлся по сторонамъ и, не замѣтя никого по близости себя, быстро поднялъ бумажникъ.-
Въ первыя минуты Клецкинъ, отъ охватившаго его волненія, ничего не соображалъ. Онъ шелъ по улицѣ, ли
хорадочно вздрагивая и бросая кругомъ себя безпокойные взгляды.-
Понемногу онъ пришелъ въ себя; зашелъ въ первую попавшуюся портерную, сѣлъ въ заднюю комнату и дро
жащими руками раскрылъ свою находку. Бумажникъ былъ набитъ какими-то счетами, письмами и визитными кар
точками, и только въ одномъ его отдѣленіи красовалась небольшая пачка кредитныхъ билетовъ.
Борисъ Ивановичъ съ жадностью вынулъ ихъ и пересчиталъ.
- Семьдесятъ три рубля! О, счастье!.. Я спасенъ!.. Шестьдесятъ рублей женѣ и тринадцать мнѣ!.. разсуждалъ Клецкинъ, перекладывая деньги въ свой бумажникъ.
Онъ началъ было подробнѣе знакомиться съ остальнымъ содержимымъ найденнаго бумажника, но вошедшіе новые посѣтители помѣшали ему и онъ поспѣшилъ оставить портерную.
— Надо куда-нибудь подбросить бумажникъ, думалъ Борисъ Ивановичъ, шагая домой. — Оставлять у себя опасно! Кину въ Неву! рѣшилъ онъ и, остановившись у перилъ Дворцоваго моста, оглядѣлся по сторонамъ и бросилъ бумажникъ въ воду.
Въ самомъ веселомъ настроеніи духа позвонилъ Клецкинъ у дверей своей скромненькой квартиры, и не успѣлъ войти въ переднюю, какъ былъ заключенъ въ мощныя объятія своей супруги, Ирины Тимофѣевны.
- Боря! Боря!.. Мы... О!.. Мы... восклицала послѣдняя, сжимая подъ-мышкой голову изумленнаго супруга.
- Что случилось?., задыхаясь въ жиру жены, прошепталъ Борисъ Ивановичъ.
- Мы... Я получила отъ дяденьки наслѣдство!.. Сорокъ тысячъ!.. Царствіе ему небесное!.. Утромъ посыльный принесъ мнѣ письмо отъ крестнаго. Онъ въ Петербургѣ и вечеромъ будетъ у насъ. Читай!- Клецкинъ развернулъ письмо.
«Милая крестница! Твой дядя скончался и оставилъ тебѣ все свое состояніе въ сорокъ тысячъ. Сыну своему безпутному онъ ничего не оставилъ. Сегодня вечеромъ привезу тебѣ завѣщаніе».
Супруги заключили другъ друга въ объятія и стали вальсировать но комнатѣ.
- Ну, идемъ дѣлать закупки! предложилъ Борисъ Ивановичъ. — Надо съ трескомъ встрѣтить твоего крестнаго и на славу угостить его! Не пожалѣемъ денегъ.
- Конечно! Что намъ теперь твое жалованье! Идемъ!
Супруги одѣлись и важно вышли на улицу. Къ вечеру въ ихъ квартирѣ пахло самыми разнообразными закусками. Столъ ломился отъ тарелокъ и бутылокъ. Клецкины, разодѣтые, нетерпѣливо ожидали пріѣзда дорогого гостя.
Наконецъ, въ передней раздался давно ожидаемый звонокъ.
Ирина Тимофѣевна и Борисъ Ивановичъ, толкая другъ друга, бросились отворять дверь. Гость заключилъ въ
- Не наша еще буква идетъ, не дошло до насъ... отвѣчаютъ ему.
- Долгонько! А я сейчасъ стомаха ради сбѣгалъ по сосѣдству въ Думскую и опрокинулъ стакашекъ съ букивродцемъ...
- Вотъ, деверекъ любезный, вы съ Сашей-то пріятели считаетесь, такъ уговорите его, чтобъ онъ въ конницу не просился, если попадетъ въ солдаты, обращается къ деверю мать.
- Въ конницу? Не совѣтую, ни за что не совѣтую! отвѣчаетъ дядя.
Это еще отчего? Я тутъ какъ-то казачью шапку примѣрялъ — и очень чудесно ко мнѣ идетъ. Вотъ ежели перья эти на бороденкѣ сбрить, а усы оставить, то вся физіономія будетъ конная.
И ровно ничего это не обозначаетъ. Ты разспроси-ка вонъ Парамонова племянника, каково въ конницѣ-то служить! Онъ служилъ. «Лошадь, гово
ритъ, до смерти замучаетъ. Ты ее чисти, и корми, и пои, и проѣзжай». А пѣхота, какъ свободенъ отъ ученья, такъ сейчасъ и иди къ знакомой кухаркѣ, сообщаетъ дядя.
- Господи! Да неужели ты, Шанечка, по кухаркамъ ходить будешь! восклицаетъ мать.
- А вы слушайте, такъ дяденька и не то еще вамъ наскажетъ!
- Да конечно же, смѣется опять дядя. — Попа
дешь въ солдаты, такъ и кухарку себѣ долженъ завести.
- Зачѣмъ же ему кухарка, коли онъ по прошествіи солдатчины на купеческой дочерѣ женится и даже съ большимъ приданымъ, отозвалась сестра.
- Это потомъ. А кухарка — все равно, что солдатская присяга.
- Братецъ! Да полно тебѣ! остановилъ брата отецъ. — Сходилъ въ Думскую, опрокинулъ и ужъ замололъ мелево! Тебѣ-то сподручно шутить, а ихъ дразнишь. Да и у малаго-то теперь сердце не на мѣстѣ.
- А что жъ, плакать мнѣ, что ли? Плакать хуже. А я его ободряю. Вы вотъ посмотрите потомъ, ка
кую я ему самъ кухарку посватаю! Прелесть! Одинъ глазъ смотритъ на насъ, а другой на Арзамасъ.
- Брось, говорятъ тебѣ! Чего тутъ дифамацію разводить!
- Позвольте... Какая же тутъ дифамація?
- Ну, должно-быть больше одной въ трактирѣ опрокинулъ.
- Вѣрно-съ. Объ одной, такъ хромалъ бы, а только какая же тутъ дифамація! не унимается дядя.
- А такая, что если Сашу гусаромъ одѣть, то на него и не кухарка польстится, защищаетъ брата сестра.
- Постойте, постойте! Не наша ли буква на выкличку пошла? останавливаетъ разговоръ отецъ.
- Нѣтъ, еще не наша, отвѣчаетъ сынъ. - Но скоро.
- Голубчикъ! Дай тебя къ материнскому сердцу прижать! начинаетъ слезливо мать. — Изъ хорошей-то жизни да подъ красную шапку!
- Законъ природы. Всѣ должны служить, откликается сынъ.
- А не вынетъ онъ солдатскаго жребія — большая ему цѣна будетъ! говоритъ про сына отецъ. — Тогда ужъ къ намъ никто меньше какъ съ двадцатитысячной невҍстой и не подступайся. Женихъ молодой и отъ солдатчины чистый... Шутка ли это!
- А попадетъ, такъ только бы въ Питерѣ служить остался! вздыхаетъ мать. — Тогда сполагоря. Тогда я ему сейчасъ въ казармы и самоварчикъ, и подушечку пуховую, и рубашечекъ, и...
- Просись, Шаня, въ писаря... замѣчаетъ сестра. - Постойте, постойте... Кажется, наша буква? прислушивается сынъ, — Наша и есть. Ну, надо поближе къ колесу подходить, говоритъ онъ и направляется къ возвышенію, гдѣ сидитъ воинское присутствіе.
- Счастливо тебѣ, Саша! слышится ему въ догонку.
Мать начинаетъ всхлипывать.
Н. Лейкинъ.