Десятилѣтіе репортеры, одиннадцатилѣтніе фельетонисты, двѣнадцатилѣтніе обозрѣватели иностранной по
литики, тринадцатилѣтніе театральные и музыкальные критики!!
Редакторомъ будущей дѣтской газеты называютъ «извѣстнаго педагога».
«Извѣстный педагогъ», очевидно, былъ немножко «подъшефе», когда напалъ на такую затѣю.
Лучше всего, что «дѣтскую газету», сочиняемую малолѣтними писателями, предполагается, въ видѣ благодѣянія, даромъ раздавать бѣднымъ дѣтямъ. Новѣйшая филантропія.
* *
*
Панаевскій театръ доживаетъ послѣдній сезонъ. Только что театру улыбнулось счастье и онъ увидѣлъ сборы, какъ хозяинъ, натерпѣвшись убытковъ за минувшіе годы, рѣшилъ передѣлать его подъ отель.
Отель предполагается устроить въ Панаевскомъ театрѣ исключительно для пріѣзжающихъ въ Петербургъ амери
канскихъ милліонеровъ. Комнаты будутъ отъ десяти до двухсотъ рублей въ сутки!!
Такія цѣны не снились даже самымъ жестокимъ бенефиціантамъ.
Но нельзя не предположить, что владѣлецъ Панаевскаго театра, задумавъ устроить такой дорогой отель, дѣй
ствуетъ въ состояніи черной меланхоліи, развившейся подъ вліяніемъ послѣдовательныхъ театральныхъ краховъ. Американскіе милліонеры на перечетъ. Да и навѣщаютъ они Петербургъ въ столѣтіе разъ. Кто же будетъ жить въ двухсотрублевыхъ номерахъ?
Хозяинъ лучше бы сдѣлалъ, если бы предложилъ купить театръ городу, для устройства филіальнаго отдѣле
нія арестнаго дома. Вотъ ужъ можно сказать, что тогда Панаевскій театръ не пустовалъ бы.
* *
*
Дамы стыдливы. Стыдливость есть лучшее украшеніе женскаго пола (не считая сережекъ, брошей, браслетовъ и фиговыхъ листиковъ).
«Русское общество взаимной помощи» въ Петербургѣ рѣшило не пускать на свои собранія репортеровъ и вообще скрывать отъ печати все то, что происходитъ въ нѣдрахъ общества.
Это дѣлаетъ честь дамамъ.
А можетъ быть, подобная стыдливость объясняется тѣмъ, что ничего путнаго въ средѣ взаимно-благотвори
тельныхъ дамъ и не происходитъ. Такъ, пустопорожняя дамская болтовня. Дамскій языкъ съ горошкомъ сплетенъ.
* * *
Нашъ сотрудникъ А. Н. Будищевъ издалъ книжку своихъ разсказовъ, подъ названіемъ «Степные волки».
Разсказы г. Будищева отличаются жизненной правдивостью. Они проникнуты гуманнымъ отношеніемъ къ «меньшему брату» и носятъ на себѣ поэтическій колоритъ въ описаніяхъ природы.
Привѣтствуемъ молодого беллетриста и желаемъ ему побить рекордъ пожилыхъ беллетристовъ.
И. Грэкъ.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЭХО.
«Англичанинъ-мудрецъ» путь морской чрезъ Суэцъ
Захватить бы не прочь въ свои лапы... Говорятъ, упекутъ Альбертини подъ судъ;
На судьбу слышны жалобы папы...
Криспи очень сердитъ и судебной грозитъ
Волокитой газетѣ «Secolo»... Съ венгромъ вновь австріякъ не поладитъ никакъ:
Всякъ изъ нихъ хочетъ властвовать solo... Подготовясь къ войнѣ, янки ждетъ въ тишинѣ,
Чѣмъ окончится Кубы возстанье;
За живое задѣтъ, на морской свой бюджетъ
Обратилъ нѣмецъ, съ болью, вниманье...
Знать японцы сильны, коль съ Европой войны
Обсуждаютъ возможные шансы... Турки вновь бьютъ армянъ, ищетъ денегъ султанъ, Чтобъ поправить плохіе финансы...
Н. К.
ную половину какъ-нибудь послѣ десятаго числа. Тогда бы я взялъ половину жалованья впередъ.
- Тогда иди къ мяснику и уговаривайся съ нимъ самъ. Это такой нахалъ! Такой нахалъ, что я и не видывала! Онъ осрамитъ.
- За квартиру развѣ уплатить только половину? - Дворникъ половины не приметъ. Помнишь, тогда? «Нѣтъ, говоритъ, я не имѣю права. Идите сами къ хозяину».
Корузновъ почесалъ затылокъ.
- Хозяинъ-то жаденъ, какъ Кощей Безсмертный, сказалъ онъ. — Вѣдь условіе-то какое заставилъ под
писать! Если въ теченіе трехъ дней за мѣсяцъ не уплачу, тогда штрафъ, каждый день по два рубля неустойки.
- Ахъ, да... спохватилась жена. — Зачѣмъ я къ тебѣ пришла-то... Я пришла сказать, что у насъ дровъ нѣтъ. Всѣ дрова вышли.
- Здравствуйте! Только этого не хватало! Одно къ одному! воскликнулъ Корузновъ, отодвинулъ съ шумомъ кресло отъ стола и въ волненіи заходилъ по комнатѣ.
- Чего жъ ты сердишься! Вѣдь дрова и такъ долго шли.
- Полно врать, матушка! Словно ѣдите вы дрова! Двухъ мѣсяцевъ еще не прошло, какъ я купилъ пять саженъ, и вдругъ дровъ нѣтъ!


ИСПЫТАНІЕ.


Въ домѣ Алексѣя Ивановича Перушкина происходило нѣчто странное: единственная дочь Перушкина, красавица Наташа, пла
кала навзрыдъ, ея мать Дарья Михайловна сидѣла, надувшись и насупившись, а самъ Перушкинъ, старичекъ съ взъерошенными сѣ
дыми волосами и острыми, какъ два шильца, глазками, чуть не приплясывалъ и весело говорилъ:
- Отлично, чудесно, превосходно!
- Ничего здѣсь нѣтъ превосходнаго, отвѣчала жена. — Сраму много, матеріалу для сплетенъ, и только!
- Какъ только, какъ — только!? накинулся Перушкинъ на жену, — Да опомнитесь, Дарья Михайловна! Я обнару
жилъ скверный характеръ этого молодца, я спасъ дочь
свою! Вѣдь онъ, этотъ Зюзюнскій, вкрался къ намъ въ домъ, какъ волкъ въ овечьей шкурѣ! Предложишь, бывало, ему выпить — мерси, не пью-съ! Спросишь его про кафе
шантанъ — извините-съ, ни разу тамъ не былъ-съ! И все въ такомъ же духѣ отвѣтъ держалъ.. А какъ посадилъ я его въ винтикъ по сотой, — такъ подлецъ-то и обнаружился, волкъ въ капканъ и вляпался!
- Все это одна твоя фантазія... Ничего нѣтъ мудренаго, если Зюзюнскій, потерявъ терпѣніе, тебя выругалъ! возразила жена. — Вѣдь, ты такъ впился въ несчастнаго молодого человѣка, что онъ тебя едва не ударилъ!..
- Вотъ, вотъ, вотъ именно я этого и добивался! потеръ руки Алексѣй Ивановичъ. — Я только туда и гнулъ, чтобы исчерпать скрываемые оттѣнки характера мсье Зюзюнскаго!.. Я его пилилъ за винтомъ умышленно. Онъ не вынесъ моего испытанія и показалъ звѣриные зубы... И я радъ, что моя дочь не выйдетъ за такого злодѣя! Не плачь, Натаня, не плачь, родная! Неужели ты его любишь?
- Ахъ, папочка, Зюзюнскій мнѣ очень нравился!..
- Да не оттого она плачетъ, что Зюзюнскій пересталъ быть ея женихомъ, вступилась мать. - Такъ отчего же?
- Отъ огласки, отъ скандала! Подумай, третьему жениху мы отказываемъ, и все по твоей милости... Ты не знаешь, не слышишь, — а вѣдь про тебя самая ужасная слава идетъ. Въ кругу знакомыхъ тебя, мой другъ, тибетскимъ бульдогомъ прозвали!..
- Гм... Тибетскимъ? Не остро! Даже глупо. А впрочемъ, мнѣ все равно! Пожалуй, я и бульдогъ своей единственной дочери. Я сторожу ея счастіе.
- Ужъ не знаю, голубчикъ, что выйдетъ изъ твоей затѣи, а пересуды до насъ доходятъ и волнуютъ до слезъ...
- Вздоръ! Пустяки! За то Наташа не вышла замужъ за обманщиковъ. Вспомните, напримѣръ, перваго женишка, Капернаумова? Такой лисой прикинулся — упаси Господи! А чуть я его сталъ подвергать испытанію, — сорвался и закусилъ удила! Такъ и Вышкинъ, такъ и
Зюзюнскій... Всѣхъ вывелъ на свѣжую воду! И впредь буду держаться своего остроумнаго плана! Клятву даю... такъ вы это и знайте!
Исторія, дѣйствительно, была презанятная. Дѣло въ томъ, что Алексѣй Ивановичъ, въ сущности предобрый старикашка, любилъ иногда мудрствовать лукаво. Желая добра своей дочкѣ, онъ въ особенности хотѣлъ, чтобы будущій супругъ Наташи отличался добрымъ, уступчи
вымъ и невозмутимымъ характеромъ. Но какъ узнать характеръ современныхъ молодыхъ людей? Всѣ они при
личны, тактичны, вѣжливы, даже умны... Но есть ли въ нихъ искренность? не притворяются ли они сахарами медовичами? не имитируютъ либеззлобивыхъ голубковъ? — вотъ эти вопросы и желалъ какъ можно лучше разрѣ
шить Перушкинъ. И онъ, наконецъ, придумалъ пробный камень для жениховъ Наташи. Зная, что нигдѣ, какъ въ картахъ, не сказывается характеръ человѣческій, Перушкинъ усаживалъ жениха играть съ собой въ винтъ и, не стѣсняясь другими партнерами, привязывался къ будущему зятю, шпынялъ его, кололъ, какъ булавками, язвилъ, какъ язвица-землеройка, даже ругался, притво
ряясь бѣшенымъ винтеромъ, у котораго всякая вина виновата.
Женихъ, очутившись въ осадномъ положеніи, сначала уступалъ, сдерживался, но подконецъ терялъ хладнокровіе. Тутъ-то хитрый старичекъ, внутренно ликуя, напиралъ
на жениха еще сильнѣе, еще азартнѣе. Черезъ минуту будущіе родственники такъ сцѣплялись, что ихъ разводили силой.
- Лаптеплетъ! Глиняные мозги! оралъ Перушкинъ. — Васъ надо повѣсить за заднія ноги... или отодрать морскимъ линькомъ!
- А васъ надо отправить въ сумасшедшій домъ! Или отвезти въ лѣчебницу къ Пастеру! отвѣчалъ женихъ.
- Молчать, винтовое недомысліе!
- Сами молчите, выжившая изъ ума сѣдая крыса! Гдѣ моя шляпа?
- Ага! Понялъ! Догадался! Вонъ изъ моего дома... вы болѣе не женихъ моей дочери!!
Такое «испытаніе» примѣнилъ старичекъ уже къ тремъ женихамъ, — и всѣ не выдержали этого пробнаго камня, всѣхъ взорвало. Домашніе Перушкина были всегда въ
уныніи, а Перушкинъ ликовалъ. Перушкинъ былъ такъ радъ, что говорилъ иногда сущіе пустяки.
- Счастливѣйшій день въ моей жизни сегодня! кричалъ онъ каждый разъ, послѣ испытанія съ женихомъ. — Я такъ радъ, что будь я велико-океанскій дикарь, я бы принесъ жертву!..
- Слышите, люди добрые? изумлялась жена. — Нѣтъ, правильно про тебя говорятъ, что ты рехнулся!.. О, несчастный!..
Красота Наташи, однако, служила сильнымъ магнитомъ, — явился четвертый женихъ, нѣкто Илья Ильичъ. Розанчиковъ, очень богатый человѣкъ и весьма недурной, начинавшій входить въ моду архитекторъ. Онъ влюбился въ Наташу и деликатно сдѣлалъ предложеніе.
Наташѣ архитекторъ тоже нравился, пожалуй, еще больше Зюзюнскаго, но она запнулась, говоря — да.
- Надѣюсь, вашъ папаша ничего противъ меня не имѣетъ? освѣдомился архитекторъ нѣжнымъ тономъ.
— Благословляю обѣими руками! вынырнулъ изъ-за двери Перушкинъ.
Онъ подслушалъ объясненіе четвертаго жениха почти съ наслажденіемъ. Лицо старца сіяло. Въ глазахъ же родня, умудренная горькимъ опытомъ, читала приблизительно такую фразу:
«Погоди, дружокъ, еще выдержишь ли ты мое испытаніе!?»
И вотъ, архитекторъ сталъ бывать каждодневно. Онъ носилъ Наташѣ бонбоньерки и оказался такимъ изящ
нымъ джентльменомъ, что очаровалъ самого Алексѣя Ивановича.
«Съ тѣмъ большимъ, удовольствіемъ я испытаю васъ, мой блестящій будущій зятюшка!!» думалъ сладострастно старичекъ и, дѣйствительно, сдѣлалъ первый опытъ.
Какъ-то сошлись гости, составился винтъ. Жена и дочь Перушкина съ ужасомъ слѣдили за своимъ домашнимъ повелителемъ. Послѣдній свое дѣло зналъ. Выждавъ ошибку архитектора, онъ сказалъ:
- Такъ, милостивый государь, играютъ одни арестанты! Архитектора передернуло, но онъ отвѣчалъ:
- Простите, это, въ самомъ дѣлѣ, грубая винтовая ошибка!
- «А отчего же тебя передернуло?» подумалъ ехидно старецъ. — «Нѣтъ, братъ, меня не проведешь! Ты у меня вынеси кое-что поострѣе, тогда я, можетъ быть, тебѣ повѣрю»...
И онъ напалъ на архитектора, какъ тигръ. Однакожъ архитекторъ съ честью вынесъ испытаніе и до самаго ужина кротко молчалъ.
- Слава Богу! вздохнули Наташа и Дарья Михайловна. Кажется, кончился этотъ проклятый винтъ,..
Но старичекъ былъ ужасно подозрителенъ. Послѣ ужина онъ опять засадилъ будущаго зятя на одинъ робберокъ, на «гоноровый», какъ сказалъ тутъ же случившійся польскій панъ.
Послѣдній робберъ служилъ послѣднимъ испытаніемъ архитектору.
- Выдержитъ — значитъ, рубашка парень! И ужъ больше я его не трону! Слово даю! говорилъ про себя Перушкинъ. — Только еще разочекъ кусну...
Игра началась. Перушкинъ совсѣмъ преобразился въ заплечнаго мастера. Фразы «вы съ ума сошли», «васъ четвертовать слѣдуетъ», «бейте мнѣ физіономію, но чортъ васъ подери съ такой игрой!» такъ и сыпались. Наконецъ, старичекъ совсѣмъ сорвался съ цѣпи.
- Вы, батюшка, не архитекторъ, а олухъ царя небеснаго!! прорычалъ онъ. — Олухъ и телятина!!
Женихъ закусилъ губы... но — ни слова!
- Да чѣмъ же я-то виновата, Ильюша?
- За хозяйствомъ плохо смотришь. Кухарка безъ пути жжетъ плиту, въ комнатахъ безъ нужды нажариваютъ печи. Жарятъ и не закрываютъ во-время.
- Да вѣдь ты знаешь, что у насъ печки угарныя, ихъ нельзя закрывать, пока онѣ всѣ не остынутъ.
- Въ первый разъ слышу, чтобъ у насъ печки угарныя были! Присмотра нѣтъ. Пять саженъ дровъ въ два мѣсяца! Это ужасъ!
- Да вѣдь теперь зима. У насъ дѣти.
- Что такое дѣти? Ҍдятъ развѣ дѣти дрова? Вздоръ. Присмотра нѣтъ. Ну, откуда я теперь возьму денегъ на дрова!
Жена слезливо заморгала глазами.
- Меньше бы по трактирамъ ходилъ съ пріятелями послѣ службы, такъ деньги были бы, сказала она.
- Что? Ахъ, ты глупая, глупая женщина! И ты еще смѣешь меня упрекать трактиромъ! Да разочти сначала мой приходъ и расходъ, а потомъ и говори. Вотъ тебѣ цифры, вотъ... Смотри. Каждый мѣсяцъ у тебя расходовъ больше и больше. По трактирамъ! На какой-нибудь двугривенный, да и то не каждый день, позволяю я себѣ съ пріятелями выпить, а ты попрекаешь!
- На прошлой недѣлѣ ты пришелъ домой, такъ
отъ тебя совсѣмъ ужъ не двугривеннымъ пахло. Даже языкъ заплетался.
- Довольно!
— Нечего: довольно! Я правду говорю. И наконецъ, если бы и дѣйствительно ты только по двугривенному издерживалъ, то все-таки, сидя въ трактирѣ, время даромъ теряешь. Чѣмъ сидѣть въ трактирѣ, лучше бы искалъ себѣ вечернихъ занятій.
- Молчи! Ты глупа, и потому молчи! - Не стану я молчать!
- Ну, тогда я уйду изъ дома, отправлюсь въ трактиръ и не двугривенный истрачу. Смотри, хуже будетъ.
- Кому же хуже-то? Тебя же за долги потянутъ къ мировому.
Корузновъ поломалъ пальцы рукъ, тяжело вздохнулъ и сказалъ женѣ:
- Ну, уйди ты, пожалуйста... Оставь меня въ покоѣ. Уйди... Дай мнѣ сообразить, какъ могу я хоть сколько-нибудь выпутаться изъ своего положенія.
Онъ понизилъ тонъ, упрашивалъ.
— Дуракъ! произнесла сердито жена и вышла изъ комнаты.
Н. Лейкинъ