ственныя произведенія» нашего «извѣстнаго» поэта, написанныя въ итальянскомъ, въ византійскомъ и въ иныхъ стиляхъ, могутъ оказаться, по ближайшемъ разсмотрѣніи, заимствованными изъ чужого. «Фабрики Чужого», какъ острятъ любители курить чужія папиросы.
Молодой поэтъ съ достоинствомъ оправдывается, что онъ-де не буквально перевелъ, а «кое - что» измѣнилъ, выдумалъ изъ собственной головы фамиліи героевъ, присочинилъ къ первой новеллѣ вторую и назвалъ все сочиненіе «Двѣ новеллы».
А все-таки, какъ хотите, такъ благородные декаденты не поступаютъ!-* * *
Мы съ вами скоро поѣдемъ изъ Петербурга въ Китай по желѣзной дорогѣ пить чай.
Возьмемъ свой самоваръ, захватимъ сахару, да и поѣдемъ.
Вы уже, конечно, читали о новой русско-китайской желѣзной дорогѣ, которая пойдетъ отъ западной границы Хэй-лунъ-цзянской провинціи до восточной границы Гириньской провинціи.
Если всѣ станціи на русско-китайской желѣзной дорогѣ будутъ называться въ родѣ Хэй-лунъ-цзянъ, то ихъ перепутаешь.
Впрочемъ, главная станція, для обѣденной остановки, будетъ, по слухамъ, называться Цзинъ-лунь.
Мы можемъ высказать только одно пожеланіе: чтобы на новой желѣзной дорогѣ, по крайней мѣрѣ на первое время, не было катастрофъ. А то китайцы, вообще недо
вѣрчиво относящіеся къ европейскимъ новшествамъ, сразу разочаруются въ желѣзныхъ дорогахъ, и намъ съ вами, читатель, не придется поѣхать по желѣзной дорогѣ въ Пекинъ — пить чай.
* *
*
Очень оригинальное «открытіе».
«Открытіе» въ серединѣ сезона, широко оповѣщенное афишами и газетными объявленіями, блестящее «открытіесостоявшееся съ «роскошнымъ» завтракомъ, при музыкѣ, съ участіемъ репортеровъ, актеровъ, поэтовъ, художниковъ, профессоровъ и пр., и пр.
Это — открытіе новыхъ бань въ Казачьемъ переулкѣ, бывшихъ «егоровскихъ», получившихъ названіе «Центральныхъ».
Купцу Егорову, выстроившему когда-то эти бани, было предсказано гадалкой, что онъ умретъ, если откроетъ
бани. Купецъ Егоровъ бань не открылъ, а все-таки умеръ. Гадалка оказалась на половину права.
Теперь бани попали уже въ третьи руки и, наконецъ, дождались торжественнаго «открытія», которому могъ бы позавидовать любой загородно-увеселительный садъ.
Одинъ изъ присутствовавшихъ на «открытіи» бань, репортеръ пришелъ въ неистивый восторгъ отъ «роскоши и великолѣпія» бань. Онъ же говоритъ, что «увы! (почему «увы»?) надо было потратить добрыхъ три часа времени, чтобы совершить самое поверхностное обозрѣніе безчисленныхъ комнатъ».
Увы, репортеръ, видимо, такъ наугощался на открытіи, что потерялъ представленіе о времени и пространствѣ.
Это дѣлаетъ честь хлѣбосольству хозяина.
Присутствовавшимъ на открытіи было предложено гостепріимнымъ хозяиномъ попариться, но гости отказались.
Одинъ изъ «номеровъ» бань весь расписанъ художникомъ г. Каразинымъ.
Послѣднее слово живописи: расписывать стѣны въ банныхъ номерахъ.-* * *
Петербургскія дамы могутъ завидовать московскимъ дамамъ:
По сообщенію французскихъ газетъ, русскій ученый В. С. Соловьевъ учреждаетъ въ Москвѣ «общество для улучшенія женскаго костюма». Главная цѣль общества будетъ борьба съ корсетомъ.
Въ Москвѣ замѣчена въ послѣднее время усиленная наклонность къ корсету, чего раньше николи не бывало. Даже десятипудовыя московскія купчихи засупониваются въ корсетъ, повреждая себѣ почку, селезенку и прочія внутренности.
Московскіе профессора обратили вниманіе на столь печальное явленіе, и имѣя во главѣ профессора Соловьева, учреждаютъ анти-корсетную лигу.
Московскія дамы защеголяютъ въ русскихъ балетныхъ сарафанахъ безъ корсета.
Надо надѣяться, что и петербургскія дамы въ скоромъ времени переймутъ профессорскіе сарафаны.
И. Грэкъ.
- Ну, что сабака, которую я прислалъ? перемѣнилъ разговоръ баринъ.
- А въ лучшемъ видѣ. Сидитъ на цѣпи и лаетъ. А только, Василій Иванычъ, будемъ такъ говорить: это не собака.
— Какъ не собака?
- Да какая же это собака, помилуйте. Злобы въ ней настоящей нѣтъ. Теперича, ежели ее спустить, она вора не перерветъ. А намъ такую собаку надо, чтобы воръ ее боялся. Эта собака, бу
демъ такъ говорить, звонокъ. Только звонокъ. Она заслышитъ чужого и зазвонитъ лаемъ, а больше отъ нея ужъ ничего не жди. Вотъ если бы мы у того цыгана тогда купили собаку, то была бы первый сортъ. Я тогда предлагалъ вашей милости, но вы не захотѣли. И тогда цыганъ ее съ заговоромъ отъ волка отдавалъ. Такой заговоръ наложенъ, что ни одинъ волкъ ее не тронетъ. А у насъ нешто собака! Это такъ себѣ... для блезиру... Тлезоръ — и больше ничего.
- Врешь. Собака эта самая настоящая, цѣпная, волчьей породы.
- Породы-то она, можетъ быть, и волчьей, а на дѣлѣ — овца. Мы ее и маханиной для злобы кормили — ничего не беретъ.
... Оставь же старыя изданья И не жалѣй о ихъ судьбѣ: Пучину гордаго познанья Взамѣнъ открою я тебѣ.
«Народъ» услужливый, не дерзкій, Я приведу къ твоимъ стопамъ
И «Русь» — что продалъ князь Мещерскій — Тебѣ, красавица, я дамъ!
Листкомъ баталинскаго «Утра» Тебя я на ночь усыплю;
Въ обложкѣ, ярче перламутра Тебѣ я «Жизнь» преподнесу; И вслухъ статьи передовыя
Читать я въ «Гласности» готовъ, И «Отголоски Міровые
Куплю тебѣ безъ дальнихъ словъ; Съ «Лучемъ» грядущаго заката Уединиться можешь ты,- Его бумага розовата,
Какъ всѣхъ издателей мечты!..
Д. К. ПОДЪ ДВУМЯ НАСТРОЕНІЯМИ.
Петръ Петровичъ Ивановъ, небогатый помѣщикъ, получилъ отъ своего столичнаго знакомаго письмо, въ которомъ тотъ пи
шетъ, что дѣло Петра Петровича въ окружномъ судѣ окон
чилось и Петръ Петровичъ можетъ получить исполнительный листъ для ввода во владѣніе землей, бывшей много лѣтъ въ тяжбѣ. Вся семья Ивановыхъ возликовала, и Петръ Петровичъ поспѣшилъ въ столицу за документомъ. Жена напекла ему въ дорогу вкусныхъ пирожковъ и просила привезти на платье; дѣти, прощаясь, крѣпко цѣловали папу и просили привезти игрушекъ.
- Всего привезу, милые! радостно говорилъ Петръ Петровичъ и покатилъ гуськомъ на своей тройкѣ, на станцію.
Все окружающее улыбалось Петру Петровичу, на всемъ лежалъ какой-то мягкій, нѣжный колоритъ. Лошадки везли такъ добросовѣстно, что Петръ Петровичъ пожалѣлъ ихъ и велѣлъ кучеру ѣхать потише.
- Зачѣмъ ихъ гнать, бѣдныхъ, Егоръ!
Егоръ сдерживалъ тройку. Петръ Петровичъ любовно смотрѣлъ въ широкую спину кучера, въ его заиндевѣвшій затылокъ. «Добрый малый», думалъ онъ про него.
- Я тебѣ, Егоръ, изъ Петербурга новую шапку привезу!
- Покорнѣйше благодаримъ, весело отвѣчалъ Егоръ, сдергивая сосульки на бородѣ и подхлестывая передняго коня.
Черезъ дорогу пробѣжалъ заяцъ. «Хорошенькій, безобидный звѣрекъ», подумалъ Петръ Петровичъ. — «Гложетъ осинку, копается въ озимяхъ, прячется въ глубокую, теплую снѣговую норку.., и, по своему, счастливъ»..
На станціи Петръ Петровичъ дружелюбно простился съ Егоромъ и засѣлъ въ вагонъ, положивъ саквояжъ на полку. Въ вагонѣ шли разговоры, слышался смѣхъ. Петръ Петровичъ познакомился съ сосѣдями и тоже ве
село болталъ. Иногда онъ взглядывалъ вверхъ на саквояжъ, набитый домашней снѣдью, и ему дѣлалось еще веселѣе при воспоминаніи пирожковъ, жены, поцѣлуевъ дѣтей. Но главной основой такому расположенію духа служила поступившая въ его владѣніе земля, прекрасная лѣсная пустошь, стоящая хорошихъ денегъ.
Пріѣхавъ въ столицу, Петръ Петровичъ съ радостно бьющимся сердцемъ ѣхалъ на извозчикѣ въ окружной судъ. Дорогой онъ читалъ вывѣски магазиновъ, слѣдилъ за уличной суетней и все радовало и тѣшило его, какъ провинціала, давно не видавшаго жизни большого города. Но главною радостью опять-таки была постоянная мысль: «моя земля, моя, моя!»
- Прекрасная собака. Ты знаешь, на выставкѣ она медаль взяла.
- Все можетъ статься, баринъ, да человѣка-то она не перерветъ.
- Зачѣмъ же намъ человѣка рвать?
- А это ужъ такая обязанность, чтобы она хозяйское добро караулила, воровъ отгоняла.
- Для караула караульщикъ есть. Онъ не долженъ спать.
- А ежели воръ сонное слово скажетъ, что тогда?
- Какое сонное слово?
- Есть такія сонныя слова. Воръ, коли онъ настоящій воръ, и сонныя слова знаетъ. Безъ словъ ему нельзя. Скажетъ слово — и ни одинъ карауль
щикъ не выдержитъ — сейчасъ заснетъ. Надо только, чтобы по вѣтру пришлось. Слово прилетитъ — и го
тово, воруй что хочешь. А собака наша господская потѣха и ничего больше.
- Ну, что у насъ новаго въ деревнѣ?
- Господа охотники пріѣзжали. Лося подняли. Облава была.
- Я про усадьбу спрашиваю.
Въ окружномъ Петръ Петровичъ отыскалъ столъ, гдѣ находилось его дѣло, и просилъ секретаря показать опредѣленіе суда, чтобы снять копію.
- Дѣло Иванова! крикнулъ секретарь писцу, возившемуся у шкафа.
Тотъ подалъ дѣло.
- Вы сами истецъ или повѣренный? спросилъ секретарь, перелистывая дѣло.
- Самъ истецъ... Мнѣ исполнительный листъ получить...
- Какой же листъ? Вѣдь вы — Петръ Петровичъ Ивановъ?
- Да, я самый... то-есть истецъ...
- Такъ вѣдь дѣло-то вами проиграно... Листъ ужъ получилъ вашъ противникъ, Соколовъ.
- Позвольте, заволновался Петръ Петровичъ, — но мнѣ знакомый писалъ, что тяжба окончилась въ мою пользу.
Секретарь только пожалъ плечами.
- Тутъ еще есть дѣло Иванова, и тоже о землѣ, сказалъ писецъ, подавая другое дѣло.
- Вотъ-съ по этому дѣлу, ткнулъ секретарь пальцами въ бумаги, — резолюція вышла въ пользу истца, Петра Афанасьевича Иванова. Вѣроятно, кто справлялся — пе
репуталъ, что очень легко могло быть, такъ какъ имя и фамилія одинаковы.
Петръ Петровичъ дрожащими руками перелисталъ оба дѣла и воочію удостовѣрился въ ошибкѣ знакомаго. Унылымъ вышелъ онъ изъ суда и сейчасъ же поѣхалъ
обратно на вокзалъ. Тратить деньги на гостинцы, въ виду такихъ обстоятельствъ, онъ считалъ неблагоразумнымъ. Съ отвращеніемъ смотрѣлъ Петръ Петровичъ на улич
ную жизнь столицы. «Вертепъ, бездушный городъ, пош
лые люди», шепталъ онъ, пряча носъ въ приподнятый воротникъ шубы.
Въ вагонѣ, на вопросъ сосѣда: - Куда вы изволите ѣхать? Петръ Петровичъ отвѣчалъ:
- А вамъ это необходимо знать?
На такія слова сосѣдъ конфузливо отвернулся, а Петръ Петровичъ угрюмо, ни съ кѣмъ не разговаривая, си
дѣлъ и дремалъ на своемъ мѣстѣ. Когда онъ взглядывалъ на опорожненный отъ снѣди саквояжъ, въ душѣ его
поднималось тяжелое чувство, при мысли, что саквояжъ долженъ бы быть наполненъ гостинцами для семьи.
Егоръ съ широкою улыбкою на красномъ обмороженномъ лицѣ встрѣтилъ барина и радостно суетился около лошадей. На его низкій поклонъ Петръ Петровичъ молча
едва кивнулъ головой. «Экая ахальная рожа! И чему
онъ радуется?» думалъ Петръ Петровичъ про кучера. — «Откормилъ дармоѣда, лѣнтяя и пьяницу». И онъ всю дорогу съ ненавистью смотрѣлъ на толстую, бычачью
шею Егора, и все ругалъ, что тотъ тихо ѣдетъ, хотя отъ лошадей уже давно шелъ паръ.
- Чего ты жалѣешь лошадей, скотина! Тебѣ лучше барина заморозить?.. Овса и сѣна жрутъ чортъ знаетъ
сколько... валишь зря... а тутъ и проѣхать порядкомъ нельзя...
- Помилуйте, началъ Егоръ.
Но Петръ Петровичъ такъ закричалъ на него, что онъ только крякнулъ и погналъ лошадей вскачь.
На опушкѣ лѣса промелькнулъ заяцъ. «Экая несчастная и вредная тварь», подумалъ про него Петръ Петровичъ, — «портитъ деревья, хлѣба... живетъ на морозѣ, въ холодную темную ночь гдѣ-нибудь подъ кустомъ... бррр»...
Показалась усадьба. Непривѣтливо глядѣли на Петра Петровича полинялый голубоватый домъ, потемнѣвшія отъ времени службы, голый садъ... На всемъ лежалъ колоритъ какой-то скуки и запущенности...
При воспоминаніи о женѣ и дѣтяхъ у Петра Петровича сердце больно сжалось, и затѣмъ онъ почувствовалъ приливъ неудержимой злобы. «Пирожки», думалъ онъ, —
«булочки, котлетки напихала въ дорогу... дѣти нюни распустили, лебезятъ тоже, подлыя... а изъ-за чего все: изъ-за гостинцевъ, изъ-за того, что мужъ и отецъ бо
гаче сталъ... Любовь... вотъ и увидимъ ихъ любовь...
Ждутъ гостинцевъ, исполнительнаго листа на землю... а я, вотъ, и безъ гостинцевъ, и безъ листа... Вотъ и увидимъ, и досмотримъ какъ встрѣтятъ, увидимъ какъ любятъ»...
Съ ехидной улыбкой Петръ Петровичъ вылѣзаетъ изъ саней и идетъ въ свой домъ навстрѣчу семьи, выбѣжавшей на крыльцо...
Дятелъ.
- Все обстоитъ благополучно. Только новый оголовокъ у насъ украли. И съ возжами...
- Какъ украли? Кто укралъ? быстро спросилъ баринъ.
- Лихіе люди. А собака — не уберегла. Вотъ ежели бы была настоящая собака, а не Тлезоръ, она бы вора доказала,
— Да вҍдь собака на дворѣ сидитъ, а оголовокъ долженъ былъ висѣть въ запертомъ сараѣ, а сарай...
- Ничего не обозначаетъ. Вѣдь мы ее на ночь спускаемъ. Коли бы она была настоящая собака, она бы сейчасъ — тяфъ, тяфъ — ну, мы и почувствовали бы, что воръ.
- Чтобъ оголовокъ былъ у меня разысканъ! строго сказалъ баринъ. — Какъ это можно украсть изъ запертого сарая съ англійскимъ замкомъ!
- Я ужъ и то къ колдуну ходилъ. Обѣщается разыскать вора и указать. Только, говоритъ, рубль принеси.
- Ну, ты и дай ему отъ себя хоть десять рублей, а чтобъ оголовокъ и возжи были налицо. Вѣдь сарай былъ запертъ? — Запертъ.
- Замокъ цѣлъ?
- Онъ цѣлъ, изволите видѣть, но какъ будто...
Молодой поэтъ съ достоинствомъ оправдывается, что онъ-де не буквально перевелъ, а «кое - что» измѣнилъ, выдумалъ изъ собственной головы фамиліи героевъ, присочинилъ къ первой новеллѣ вторую и назвалъ все сочиненіе «Двѣ новеллы».
А все-таки, какъ хотите, такъ благородные декаденты не поступаютъ!-* * *
Мы съ вами скоро поѣдемъ изъ Петербурга въ Китай по желѣзной дорогѣ пить чай.
Возьмемъ свой самоваръ, захватимъ сахару, да и поѣдемъ.
Вы уже, конечно, читали о новой русско-китайской желѣзной дорогѣ, которая пойдетъ отъ западной границы Хэй-лунъ-цзянской провинціи до восточной границы Гириньской провинціи.
Если всѣ станціи на русско-китайской желѣзной дорогѣ будутъ называться въ родѣ Хэй-лунъ-цзянъ, то ихъ перепутаешь.
Впрочемъ, главная станція, для обѣденной остановки, будетъ, по слухамъ, называться Цзинъ-лунь.
Мы можемъ высказать только одно пожеланіе: чтобы на новой желѣзной дорогѣ, по крайней мѣрѣ на первое время, не было катастрофъ. А то китайцы, вообще недо
вѣрчиво относящіеся къ европейскимъ новшествамъ, сразу разочаруются въ желѣзныхъ дорогахъ, и намъ съ вами, читатель, не придется поѣхать по желѣзной дорогѣ въ Пекинъ — пить чай.
* *
*
Очень оригинальное «открытіе».
«Открытіе» въ серединѣ сезона, широко оповѣщенное афишами и газетными объявленіями, блестящее «открытіесостоявшееся съ «роскошнымъ» завтракомъ, при музыкѣ, съ участіемъ репортеровъ, актеровъ, поэтовъ, художниковъ, профессоровъ и пр., и пр.
Это — открытіе новыхъ бань въ Казачьемъ переулкѣ, бывшихъ «егоровскихъ», получившихъ названіе «Центральныхъ».
Купцу Егорову, выстроившему когда-то эти бани, было предсказано гадалкой, что онъ умретъ, если откроетъ
бани. Купецъ Егоровъ бань не открылъ, а все-таки умеръ. Гадалка оказалась на половину права.
Теперь бани попали уже въ третьи руки и, наконецъ, дождались торжественнаго «открытія», которому могъ бы позавидовать любой загородно-увеселительный садъ.
Одинъ изъ присутствовавшихъ на «открытіи» бань, репортеръ пришелъ въ неистивый восторгъ отъ «роскоши и великолѣпія» бань. Онъ же говоритъ, что «увы! (почему «увы»?) надо было потратить добрыхъ три часа времени, чтобы совершить самое поверхностное обозрѣніе безчисленныхъ комнатъ».
Увы, репортеръ, видимо, такъ наугощался на открытіи, что потерялъ представленіе о времени и пространствѣ.
Это дѣлаетъ честь хлѣбосольству хозяина.
Присутствовавшимъ на открытіи было предложено гостепріимнымъ хозяиномъ попариться, но гости отказались.
Одинъ изъ «номеровъ» бань весь расписанъ художникомъ г. Каразинымъ.
Послѣднее слово живописи: расписывать стѣны въ банныхъ номерахъ.-* * *
Петербургскія дамы могутъ завидовать московскимъ дамамъ:
По сообщенію французскихъ газетъ, русскій ученый В. С. Соловьевъ учреждаетъ въ Москвѣ «общество для улучшенія женскаго костюма». Главная цѣль общества будетъ борьба съ корсетомъ.
Въ Москвѣ замѣчена въ послѣднее время усиленная наклонность къ корсету, чего раньше николи не бывало. Даже десятипудовыя московскія купчихи засупониваются въ корсетъ, повреждая себѣ почку, селезенку и прочія внутренности.
Московскіе профессора обратили вниманіе на столь печальное явленіе, и имѣя во главѣ профессора Соловьева, учреждаютъ анти-корсетную лигу.
Московскія дамы защеголяютъ въ русскихъ балетныхъ сарафанахъ безъ корсета.
Надо надѣяться, что и петербургскія дамы въ скоромъ времени переймутъ профессорскіе сарафаны.
И. Грэкъ.
- Ну, что сабака, которую я прислалъ? перемѣнилъ разговоръ баринъ.
- А въ лучшемъ видѣ. Сидитъ на цѣпи и лаетъ. А только, Василій Иванычъ, будемъ такъ говорить: это не собака.
— Какъ не собака?
- Да какая же это собака, помилуйте. Злобы въ ней настоящей нѣтъ. Теперича, ежели ее спустить, она вора не перерветъ. А намъ такую собаку надо, чтобы воръ ее боялся. Эта собака, бу
демъ такъ говорить, звонокъ. Только звонокъ. Она заслышитъ чужого и зазвонитъ лаемъ, а больше отъ нея ужъ ничего не жди. Вотъ если бы мы у того цыгана тогда купили собаку, то была бы первый сортъ. Я тогда предлагалъ вашей милости, но вы не захотѣли. И тогда цыганъ ее съ заговоромъ отъ волка отдавалъ. Такой заговоръ наложенъ, что ни одинъ волкъ ее не тронетъ. А у насъ нешто собака! Это такъ себѣ... для блезиру... Тлезоръ — и больше ничего.
- Врешь. Собака эта самая настоящая, цѣпная, волчьей породы.
- Породы-то она, можетъ быть, и волчьей, а на дѣлѣ — овца. Мы ее и маханиной для злобы кормили — ничего не беретъ.
ОТРЫВОКЪ.
... Оставь же старыя изданья И не жалѣй о ихъ судьбѣ: Пучину гордаго познанья Взамѣнъ открою я тебѣ.
«Народъ» услужливый, не дерзкій, Я приведу къ твоимъ стопамъ
И «Русь» — что продалъ князь Мещерскій — Тебѣ, красавица, я дамъ!
Листкомъ баталинскаго «Утра» Тебя я на ночь усыплю;
Въ обложкѣ, ярче перламутра Тебѣ я «Жизнь» преподнесу; И вслухъ статьи передовыя
Читать я въ «Гласности» готовъ, И «Отголоски Міровые
Куплю тебѣ безъ дальнихъ словъ; Съ «Лучемъ» грядущаго заката Уединиться можешь ты,- Его бумага розовата,
Какъ всѣхъ издателей мечты!..
Д. К. ПОДЪ ДВУМЯ НАСТРОЕНІЯМИ.
Петръ Петровичъ Ивановъ, небогатый помѣщикъ, получилъ отъ своего столичнаго знакомаго письмо, въ которомъ тотъ пи
шетъ, что дѣло Петра Петровича въ окружномъ судѣ окон
чилось и Петръ Петровичъ можетъ получить исполнительный листъ для ввода во владѣніе землей, бывшей много лѣтъ въ тяжбѣ. Вся семья Ивановыхъ возликовала, и Петръ Петровичъ поспѣшилъ въ столицу за документомъ. Жена напекла ему въ дорогу вкусныхъ пирожковъ и просила привезти на платье; дѣти, прощаясь, крѣпко цѣловали папу и просили привезти игрушекъ.
- Всего привезу, милые! радостно говорилъ Петръ Петровичъ и покатилъ гуськомъ на своей тройкѣ, на станцію.
Все окружающее улыбалось Петру Петровичу, на всемъ лежалъ какой-то мягкій, нѣжный колоритъ. Лошадки везли такъ добросовѣстно, что Петръ Петровичъ пожалѣлъ ихъ и велѣлъ кучеру ѣхать потише.
- Зачѣмъ ихъ гнать, бѣдныхъ, Егоръ!
Егоръ сдерживалъ тройку. Петръ Петровичъ любовно смотрѣлъ въ широкую спину кучера, въ его заиндевѣвшій затылокъ. «Добрый малый», думалъ онъ про него.
- Я тебѣ, Егоръ, изъ Петербурга новую шапку привезу!
- Покорнѣйше благодаримъ, весело отвѣчалъ Егоръ, сдергивая сосульки на бородѣ и подхлестывая передняго коня.
Черезъ дорогу пробѣжалъ заяцъ. «Хорошенькій, безобидный звѣрекъ», подумалъ Петръ Петровичъ. — «Гложетъ осинку, копается въ озимяхъ, прячется въ глубокую, теплую снѣговую норку.., и, по своему, счастливъ»..
На станціи Петръ Петровичъ дружелюбно простился съ Егоромъ и засѣлъ въ вагонъ, положивъ саквояжъ на полку. Въ вагонѣ шли разговоры, слышался смѣхъ. Петръ Петровичъ познакомился съ сосѣдями и тоже ве
село болталъ. Иногда онъ взглядывалъ вверхъ на саквояжъ, набитый домашней снѣдью, и ему дѣлалось еще веселѣе при воспоминаніи пирожковъ, жены, поцѣлуевъ дѣтей. Но главной основой такому расположенію духа служила поступившая въ его владѣніе земля, прекрасная лѣсная пустошь, стоящая хорошихъ денегъ.
Пріѣхавъ въ столицу, Петръ Петровичъ съ радостно бьющимся сердцемъ ѣхалъ на извозчикѣ въ окружной судъ. Дорогой онъ читалъ вывѣски магазиновъ, слѣдилъ за уличной суетней и все радовало и тѣшило его, какъ провинціала, давно не видавшаго жизни большого города. Но главною радостью опять-таки была постоянная мысль: «моя земля, моя, моя!»
- Прекрасная собака. Ты знаешь, на выставкѣ она медаль взяла.
- Все можетъ статься, баринъ, да человѣка-то она не перерветъ.
- Зачѣмъ же намъ человѣка рвать?
- А это ужъ такая обязанность, чтобы она хозяйское добро караулила, воровъ отгоняла.
- Для караула караульщикъ есть. Онъ не долженъ спать.
- А ежели воръ сонное слово скажетъ, что тогда?
- Какое сонное слово?
- Есть такія сонныя слова. Воръ, коли онъ настоящій воръ, и сонныя слова знаетъ. Безъ словъ ему нельзя. Скажетъ слово — и ни одинъ карауль
щикъ не выдержитъ — сейчасъ заснетъ. Надо только, чтобы по вѣтру пришлось. Слово прилетитъ — и го
тово, воруй что хочешь. А собака наша господская потѣха и ничего больше.
- Ну, что у насъ новаго въ деревнѣ?
- Господа охотники пріѣзжали. Лося подняли. Облава была.
- Я про усадьбу спрашиваю.
Въ окружномъ Петръ Петровичъ отыскалъ столъ, гдѣ находилось его дѣло, и просилъ секретаря показать опредѣленіе суда, чтобы снять копію.
- Дѣло Иванова! крикнулъ секретарь писцу, возившемуся у шкафа.
Тотъ подалъ дѣло.
- Вы сами истецъ или повѣренный? спросилъ секретарь, перелистывая дѣло.
- Самъ истецъ... Мнѣ исполнительный листъ получить...
- Какой же листъ? Вѣдь вы — Петръ Петровичъ Ивановъ?
- Да, я самый... то-есть истецъ...
- Такъ вѣдь дѣло-то вами проиграно... Листъ ужъ получилъ вашъ противникъ, Соколовъ.
- Позвольте, заволновался Петръ Петровичъ, — но мнѣ знакомый писалъ, что тяжба окончилась въ мою пользу.
Секретарь только пожалъ плечами.
- Тутъ еще есть дѣло Иванова, и тоже о землѣ, сказалъ писецъ, подавая другое дѣло.
- Вотъ-съ по этому дѣлу, ткнулъ секретарь пальцами въ бумаги, — резолюція вышла въ пользу истца, Петра Афанасьевича Иванова. Вѣроятно, кто справлялся — пе
репуталъ, что очень легко могло быть, такъ какъ имя и фамилія одинаковы.
Петръ Петровичъ дрожащими руками перелисталъ оба дѣла и воочію удостовѣрился въ ошибкѣ знакомаго. Унылымъ вышелъ онъ изъ суда и сейчасъ же поѣхалъ
обратно на вокзалъ. Тратить деньги на гостинцы, въ виду такихъ обстоятельствъ, онъ считалъ неблагоразумнымъ. Съ отвращеніемъ смотрѣлъ Петръ Петровичъ на улич
ную жизнь столицы. «Вертепъ, бездушный городъ, пош
лые люди», шепталъ онъ, пряча носъ въ приподнятый воротникъ шубы.
Въ вагонѣ, на вопросъ сосѣда: - Куда вы изволите ѣхать? Петръ Петровичъ отвѣчалъ:
- А вамъ это необходимо знать?
На такія слова сосѣдъ конфузливо отвернулся, а Петръ Петровичъ угрюмо, ни съ кѣмъ не разговаривая, си
дѣлъ и дремалъ на своемъ мѣстѣ. Когда онъ взглядывалъ на опорожненный отъ снѣди саквояжъ, въ душѣ его
поднималось тяжелое чувство, при мысли, что саквояжъ долженъ бы быть наполненъ гостинцами для семьи.
Егоръ съ широкою улыбкою на красномъ обмороженномъ лицѣ встрѣтилъ барина и радостно суетился около лошадей. На его низкій поклонъ Петръ Петровичъ молча
едва кивнулъ головой. «Экая ахальная рожа! И чему
онъ радуется?» думалъ Петръ Петровичъ про кучера. — «Откормилъ дармоѣда, лѣнтяя и пьяницу». И онъ всю дорогу съ ненавистью смотрѣлъ на толстую, бычачью
шею Егора, и все ругалъ, что тотъ тихо ѣдетъ, хотя отъ лошадей уже давно шелъ паръ.
- Чего ты жалѣешь лошадей, скотина! Тебѣ лучше барина заморозить?.. Овса и сѣна жрутъ чортъ знаетъ
сколько... валишь зря... а тутъ и проѣхать порядкомъ нельзя...
- Помилуйте, началъ Егоръ.
Но Петръ Петровичъ такъ закричалъ на него, что онъ только крякнулъ и погналъ лошадей вскачь.
На опушкѣ лѣса промелькнулъ заяцъ. «Экая несчастная и вредная тварь», подумалъ про него Петръ Петровичъ, — «портитъ деревья, хлѣба... живетъ на морозѣ, въ холодную темную ночь гдѣ-нибудь подъ кустомъ... бррр»...
Показалась усадьба. Непривѣтливо глядѣли на Петра Петровича полинялый голубоватый домъ, потемнѣвшія отъ времени службы, голый садъ... На всемъ лежалъ колоритъ какой-то скуки и запущенности...
При воспоминаніи о женѣ и дѣтяхъ у Петра Петровича сердце больно сжалось, и затѣмъ онъ почувствовалъ приливъ неудержимой злобы. «Пирожки», думалъ онъ, —
«булочки, котлетки напихала въ дорогу... дѣти нюни распустили, лебезятъ тоже, подлыя... а изъ-за чего все: изъ-за гостинцевъ, изъ-за того, что мужъ и отецъ бо
гаче сталъ... Любовь... вотъ и увидимъ ихъ любовь...
Ждутъ гостинцевъ, исполнительнаго листа на землю... а я, вотъ, и безъ гостинцевъ, и безъ листа... Вотъ и увидимъ, и досмотримъ какъ встрѣтятъ, увидимъ какъ любятъ»...
Съ ехидной улыбкой Петръ Петровичъ вылѣзаетъ изъ саней и идетъ въ свой домъ навстрѣчу семьи, выбѣжавшей на крыльцо...
Дятелъ.
- Все обстоитъ благополучно. Только новый оголовокъ у насъ украли. И съ возжами...
- Какъ украли? Кто укралъ? быстро спросилъ баринъ.
- Лихіе люди. А собака — не уберегла. Вотъ ежели бы была настоящая собака, а не Тлезоръ, она бы вора доказала,
— Да вҍдь собака на дворѣ сидитъ, а оголовокъ долженъ былъ висѣть въ запертомъ сараѣ, а сарай...
- Ничего не обозначаетъ. Вѣдь мы ее на ночь спускаемъ. Коли бы она была настоящая собака, она бы сейчасъ — тяфъ, тяфъ — ну, мы и почувствовали бы, что воръ.
- Чтобъ оголовокъ былъ у меня разысканъ! строго сказалъ баринъ. — Какъ это можно украсть изъ запертого сарая съ англійскимъ замкомъ!
- Я ужъ и то къ колдуну ходилъ. Обѣщается разыскать вора и указать. Только, говоритъ, рубль принеси.
- Ну, ты и дай ему отъ себя хоть десять рублей, а чтобъ оголовокъ и возжи были налицо. Вѣдь сарай былъ запертъ? — Запертъ.
- Замокъ цѣлъ?
- Онъ цѣлъ, изволите видѣть, но какъ будто...