СЭРИВАНЬ-ВАТУМ
	moar. А. Шаихета
	B Батумской гавани
	эриванская гидро-зэлектрическая станция
	Путевые наброски Панама Hempamu
	стихотворений: „автомобили, тракторы и
радио“.

Чайные плантации, камфарные деревья,
финиковые пальмы, бамбуки, молодые ман-
дариновые деревья, согнувшиеся нод тя-
жестью золота, японские курмы, лишен-
ные листьев и отягощенные краеными
лакированными плодами. В середине де-
кабря нежное и настойчивое. солнце про-
гревает спину, у ног плещется теплое
синее море, & вдали, на фоне прозрачного
горизонта, высятся недоступные таин-
ственные и спокойные в холодном величии
гигантские вершины Кавказа, Это Балум.
Я хожу по звонкому песку в тропическом
саду и чувствую даже сквозь бананы и
магнолии ласковые и волнующие вздохи
	моря. .
В окрестностях Батума два года тому
назад находился большой мандариновый
	Эривань. Много лет тому назад я видел
на старом пергаменте персидскую миниа-
‘ юру: молодая женщина, сросшиеся бро-
	ви над темными, продолговатыми глазами, — _
	лежит на берегу ручья цвета, бирюзы. В
одной руке у нее ярко-желтая канарей-
ка, в другой—яблоко цвета крови. Сегодня,
прогуливаясь по берегу реки, я вздрогнул
от неожиданности. Передо мной знакомая
мне персидская миниатюра. Эривань рас-
стилается по берегу реки, украшенному
цветами осени.

Пышные абрикосовые деревья осыпаны
цветами, цвета желтой канарейки, и спу-
скаются по пологому склону, вплоть до
изумрудной ‘реки, а по ту сторону ее взби-
раются на гору, на Ласточкину крепость,
и доходят до стены сардарских бойниц.
По земле раскинуто золото.

Как долго тянется осень в этом году по
всему Кавказу, не желая расставалься с
ним! Я видел, как она родилась однажды
вечером в тифлисских садах, я видел ее в
Боржоме, в каштановых рощах, среди бе-

ез и дубов, ‘я следовал за. ней по горам

меретии и Мингрелии, и в жаркой до-
лине Алазана. Я пробирался за ‘нею в
багровых виноградниках Кахетии, и вот
теперь она, все еще здесь, склонившгись над
водою реки, любуется, как большой золо-
той павлин.

Поднявшись до самого высокого места,
широкой шоссейной дороги, которая окру-
жает столицу Армении, я внезапно увидел
залитую лучами заходящего солнца Эри-
вань и не смог удержать восторженного
возгласа: я увидал базар с толчеей ослов
и груды фруктов, я увидел маленькие узкие
улицы, залитые синей тенью, и надо всем
этим скопищем, над убогими полуразру-
шенными дДомишками, отмеченными  пе-
чалью восточной нечистоплотности,—бирю-
зовый купол, гордый и острый, как шлем
воина.

Мой товарищ—Ашот Цопаниан—стано-
вится нетерпеливым. Все эти „эстетиче-
ские наслаждения“ кажутся ему потерей
времени, и даже больше-—преступным рас-
точительством тех минут, которые даны
нам для построения социализма на земле.
Ой любит искусство, но искусство рево-
люционное, массовое, побуждающее к кол-
лективному ‘творчеству, братству проле-
тариата. Он слатает пролетарские стихи,
он бледен, и глаза, его горят. Я запомнил
только первую строчку одного из его
	сах. Тенерь маленький, очень умный, юркий
инженер, с пламенными глазами, взобрав-
шись на камень, показывает широким же-
стом на чудесное перевоплощение: все
мандариновыедеревья выкорчеваны. Только
два из них остались стоять, погрузив
ствол в белую кашу извести; повсюду
суетятся рабочие, устанавливаются огром-
ные железные фермы, подвозятся малпипы,
встает одетый в железобетон новый нефте-
рафинажный завод. Целый год работает
	здесь 600 человек. В конце зимы если
	не помешают дожди, работы будут закон-
чены. _

Инженер говорит: .

— Мы провели второй трубопровод из
Баку в Балтум, на расстояний 840 км.
Мы истратили па это 40 млн. рублей, но`
с‘окономили гораздо больше. Мы перево-
зим ежегодно  150 млн. пудов нефти —
120 млн. но трубопроводу и 30 млн. по же-
лезной дороге; транспорт одного пуда по
железной дороге стоит 22 кон., а по тру-
бопроводу 41. коп.

Оп счастлив и говорит безумолчно:
	— Все в железобетоне, все в железе,
быстрота, экопомия, экспорт.
	Мне хочется подразнить его немножко,
и я говорю ему:

— Товарищ инженер, а вам не жалко
было мандариновых деревьев? Вы их ере-
зали, когда, они были в цвету.
	Ето губы скривились в насмешливую
улыбку. Он сказал:
	— Ох, мандарины в цвету, это старые
сказки. Вот нала весна. И, протявув руку
гордым жестом, он указал мне на, строя-
щийся завод, на машины и на армию. ра-
бочих
	Проезжая по СССР, я часто испытывал
одно и то же чувство. Шаг человечества
слышен здесь более четко. Окровавлен-
ное животное начинает пробивать дорогу
к человеку. В СССР впервые за, историю
мира человек сделал шаг вперед. Он пе-
решахнул за грамь, отделяющую его от
зверя, и рот его очистилея от крови. Он
начинает видеть поверх географических
границ и классовой розни красную зарю
нового человечества,

Tanaum Hempamu