— Почем балык нынчег

— Балык нынче кусается, папаша, —
ответил Митька ему, как нестоющему
покупателю.

И Митька, и приказчичье его равноду-
шие к „человеку, который приценяетея
только, но ничего не купит, — все в этот
раз не обидело Маркела Шевелева. Больше
всего было скуки. Приходил сюда он обыч-
но, влекомый привычною силой, послушать
цены, неодобрительно покивать на порядки,
которыми правилось ныне дело, поставлен-
ное им самим. Митька, Воробьев ушел пить
чай, и Маркел Шевелев остался один ереди
безголовых рыб, так же равнодушно пре-
давших его, как предал его Митька. Скучно
	зажигались огни в‘сизеющем городе, тор-
	говорядская чужая собака. подошла к входу
	ий смотрела на него сучьими неверными.
глазами, не решаясь войти. Тогда он вы-
	шел из лавки и пошел вдоль. рядов, став-
ших вдруг тесными и нескончаемо сторо-
живших его возвращение. С реки несло
	холодом, суда стояли в затонах, как обычно,
	чтобы по весне выйти на широкую воду,
уйти в Рыбинск и в Астрахань. Снова
тяжело стал он подниматься Ha OTKOC.
Небо, полное сумерек, ложилось на кре-
млевские стены. Маркел Шевелев остана-
вливался, чтобы отдышалься, и шел дальше.
Наконец одолел он откос. У крыльца
церкви чистили снегом ковер, церковь была
открыта, пуста и разверета для покаяния.
Маркел вошел в церковь, снял. шапку
обеими руками. Перковь эту строили купцы,
была и его доля в ней, и отец Авдей,
в тучном золоте встречавший обыкновенно
	строителей, запахнув теперь евой тощий
	зимний и многократно чиненный подрясник,
сказал:
— Церковь закрываем, `Маркол `Ивано-
вич. Ко всенощной приходи. :
Ои потушил две скудные свечки, жидко
	и не торжественно горевшие в сумраке. и
	Маркел Шевелев пошел за ним и ждал.
	пока вешал тот на церковные двери замок.
	— Скучно мне, отец Авдей, — сказал он
затем, глядя не мигая на, священническую
	рыжую-и вылинявшую бородку и па бабъи
	его рувава, в которые прятал тот руки.
— Скука есть распадение духа,— ответил
отец Авдей с привычной быстротою и не
	  Say MEIBASICb)—COOHPATh себя надо, Маркел
`Иванич- -
	Он торопился домой, и несвоевременный
посетитель мог быть докучлив. В былые
времена иначе встречал он. кунечеетво,
	ныне задерживал его человек со своей
	скукой, и Маркел Шевелев пошел один
дальше. Пусто и выморожевнно стояла
церковь на, кремлевском откосе. Строители,
строившие ее для благолепия и для еоб-
	ственного облегчения, давно продолжали-
	жизнь в угрюмом упразднении и уже нн
в чем не участвуя. И церковь была по-
строена впустую и зря, никого она не
облегчила в нечали, был вейчаю ей не ну:
жен и он, Маркел Шевелев, и в церкви
этой лежали те же сорок три тода его
жизни, когда стоялоон в рыбном деле-и
влалычествовал, и не номышлял ни о чем,
кроме напраеного этого владычества. Отец,
Авдей шел. по улице впереди, поспешая,
чтобы не нагнал его он и не задержал
повестью-о скуке, Был он: до сих пор: тощ
и по-бабьему стянут в поясе, и для купе-
чества, чтобы казалься дороднее, надеват
три подрясника-под низ. Отец Авдей ушел,
болтая пустыми рукавами, улица. была
пустынца, только поводырь вел’ слепую
нищую бабу. Поводырь остановил бабу,
дождалея Маркела, и баба, запела, отчаян-
ный и дикий стих перадивого Лазаря. По
	юродетву. своему,. обратив незрячие бельма  
к небу, вопила она, неистовый этот стих, и
поводырь вторил ей овечьим мальчитеским
голосом. H Маркелу Шевелеву показалось,
что издевается баба над ним, над тем,
что заставит его подать ей копейку, он
перешел на другую еторону и шел, не
вынимая лица из мокрого воротника,
а баба все продолжала петь, провожая
ero © такой скукой, еловно хотела, зако-
лотить в него этот покаянный стих. По
улице шел фонарщик и зажигал фонари.
Он становился на, лесенку и вдувал жел-
тую слабую душу в фонари, ничего не
освещавшие, `а только обозначавшие линии
улиц. Фонарщик нес на плечах зимний
вечер и скуку обозначенных улиц, которые
дотоле все же обещающе терялись в инее
и синеве. Из ворот вышел Сережка Агра-
маков и постукал но снегу щегольскими
сапогами. Давно омрачил Сережка, старую
аграмаковскую фамилию, значившуюся. в
числе строителей церкви, лихим делом,
страстью к вину и славою вора. Сережка
вгляделея, жеребячья новая куртка была
на. нем распахнута, и’сказал

— Куда поснешаешь, Маркел?

И в том, что назвал он его только по
имени, была равнодушная обида, ему, но
Маркел Шевелев не обиделся, —дорог ему
был в шалой скуке предетоящего вечера
человеческий толое. Он остановилея и
сказал ему мирно:

— Хожу—гуляю, морозец хорош... Как
ты прыгаешь?

Но Сережка не слушал ero, вгляды-
валея. он старательно в улицу, как бы
подбитую галуном фонарей. В конце улицы
свистнули, подзывая его, и Сережка, пре-
небрежительно сказал на ходу:

— Некогда, толковать в тобою, Маркел.

Сапоги его ловко заскрипели, веселая
компания поджидала, Сережку, и сейчас же
развалилась и пошла, тянуть песенный лад
тармоника. После гармоники и. компании’
еще гуще сомкнулась скука. Маркел Ше-
велев пошел к дому. Вспомнил он опять о
	толенастых . велосипедных ногах человека
	и о Лизиных вымытых необычайно: ще-
ках,—но ненависти в этот раз не почув-
ствовал. Прожил жизнь’ он скучно и зря,
никого не порадовав, не выйдя ни разу из
рыбного ряда, чтобы поглядеть, как живут
другие, не предпочтя ни. разу человече-
ского’ лица, рыбьей узконовой и распялен-
ной морде. Был бы он’ сейчас ради годе:
настому человеку, и вымытым и неверным
щекам Лизы, и он вошел в дом и долго
отстукивал валенками, чтобы никого не
спугнуть. В доме было сине и пусто, нена-
читая ‘лампадка, потухала, искажая и ко-
веркая лик, лишившийся благолепия н
нодмигивавший новгородским неистовым
	глазом. Эа досчатой перегородкой прита-
	ились, никто не вышел навстречу.
— Лизанька,—нозвал он в пустоту.
Ему не ответили.

_ = Лизанька,—сказал он опять,— пе та-

ись... Одно прошу, веселей моего проживи
	` се вою жизнь, Лизанька! Иона сво чреве кита
	Не ск “Golan как. я.
И сей ‘час же опять завонила во дворе
	‘слепая баба, разрушительный: стих Лазаря,
	древнюю песнь, от которой испытал Мар-
кел`Шевелев восторг отчаяния н скуки и,
выбежав на крыльцо, © воспаленною
яростью обрушилея он на, бабу и на пово-
дыря и погнал их прочь, кляня и кусая
мокрый свой меховой воротник, назойливо
незший в рот, в глотку, в самое сердце.
чтобы залщекотать на-смерть вытертым,
ржазым и некогда, великолепным бобром.
. В» Лидин
	Старость к Маркелу Шевелеву пришла
придирчиво и скучно. В зимний белевый
лень, шествуя с одышкой и без цели по
снеговому откосу, он остановился у желез-
ной решетки оглядеть городской знакомый
простор. Сизо и загруженно лежал город
в дневной этот час, множество морозных
дымов прямо и как бы красуясь осанкой
шли в небо, повествуя о чужом и Gec-
страстном тепле. В старых, с молодых лет
знакомых домах тесно и нелюдимо продол-
жали жить люди, давно утратившие былые
достатки и имена, известные всему городу.
Опустошенные торговые ряды с выбитыми
стеклами сызнова, починили и перекрасили,
и те, без которых казалось немыслимым
нродолжение жизни, остались существо-
вать впустую и лишь по привычке жить.
Маркел Шевелев ‘долго и яростно. глядел
на город, на его сизые дома, которые
<троилиеь при нем, разрушались и созда-
вались вновь. Была во всем этом, как в
голенастом молодом человеке, на углах
дожидавшемея Лизу, как в вымытых необы-
чайно щеках Лизы, дочери, какая-то не-
скрываемая равнодушная обида, ему: Голе-
наотые велосипедные ноги в-кожаных кра-
гах, серую щеголеватую кепку—возненави-
дел он упрямо и тупо. Дымы неподвижно
и сыто поднирали небо, простертое на
тысячи верст. Маркел Шевелев продолжил
<вой путь: надо было двигаться, жить. Он
миновал откос и спуетилея к торговым
рядам по откатанной до  крахмального
блеска, дороге. Здесь бегал он мальчиком,
выписывая из жестяного чайника, вось-
мерки. В сырых полутемных ущельях ла-
базов и складов создавались миллионы, и
каждого купца, сидевшего десятилетиями
на своем месте, знал-он.в лицо. Он про-
ходил мимо-дверей лабазов и лавок, всюду
на, старых местах были новые. люди, никто
не узнавал его, никто не окликал по имени.
и не снимал картуза. Упрямо. и медленно
он шел мимо лавок; старая, некогда пре-
восходная шуба на, еноте. вытерлась и
обвисла на нем, стертый бобер был мокр
от воспаленного его дыхания, на палку в
его руке настораживались торговорядские
©обаки; не знал его пикто. Он-прошел ве-
тошный и скобяной: ряды и вышел к рыб-
ному ряду. Здесь еще попадались знакомые
приказчики, служившие © мальчишеских
‘лет; могуче и щедро протянут был рыбный
ряд’некогла славный своими садками, и те-

>
	же рыбные белужьи. и осетровые туши.
	висели на железных крюках. Давняя рыб-
ная вонь несокрушимо стояла в рядах. Так
дошел Маркел Шевелев до рыбного -гнез-
дилища, где некогда  владычествовал и
правил он сорок три года. В темновалом
ущелье все было по-старому, в боченках
и кадках ржавела сельдь, те же. икряные
голубоватые пустые коробки означали пи-
рамидой избыток, и люди с кошелками
приходили за живой рыбой, за, севрюжи-
ной, за балыком. Митька Воробьев, слу-
живший у него еще в мальчиках, волоча
за, хвост осетра, сказал на-ходу равнодут-
но, с усмешечкой: — Маркелу Иванычу!
Bee было ‘попрежнему здесь, попрежнему
торчали под картузом Митьки красные
уши. Был Митька теперь в’`его, Mapresa
Шевелева, рыбном деле старшим и мог
говорить с ним снисходительно. И Маркелу
Шевелеву стало вдруг скучно, что сорок
три года, впустую он етоял 3a прилавком,
	пропах насквозь рыбой. не видел. ничего: в
	своей жизни, креме этого рыбного: ряда, и
предсмертная белужья. улыбка была для
него дороже улыбки человеческой. Митька
перетащил- за хвост осетра, и Маркел
спросил у него:
	ВНИМАНИЮ ПОДПИСЧИКОВ

В виду сокращения ‚срока. хранения эксиедиционных ‘документов, Изд-во п просит все претензии на неполучение изданий по

PAY 0 Oren: oem nee: se.
	индивидуальной подписке заявлять по месту сдачи подписки НЕ ПОЗЖЕ ДВ
Жалобы, поступившие позже 2 месяцев, приниматься к исполнению не 6
	сдачи подписки НЕ ПОЗЖЕ ДВУХ МЕСЯЦЕВ со дня выхода. данного издания.
приниматься к исполнению не будут, и Изд-во в переписку по ним не вступает.