43 (606)

литературная газета № наследство-оружне борьбы за будущее писателей защиты куль - го или иного параграфа. Мы ниво гда не отрицали нашей преемствен ной связи с лучшим, что внесло жизнь третье сословие. В этом, ка и во всем другом, мы резко расходни. ми корпоративного государства, Дія нас Французская революция не блуждение человечества», а XIX век - не «глупый век». Сравнивая «Д кларацию прав человека» с новой со- ветской Конституцией, можно уви- деть, как, отталкиваясь от буржула. ной конституции свободы человека, новому, более мы пришли к высово- му утверждению этой свободы. М отвергли право на собственность, по- скольку оно означало право на плоатацию. Тем самым мы смоган уо- тановить новое право, это - право на труд, которое не знает, да и на может знать никакая конституция классового общества, это - правона творчество. Отказ от признания уста. новленных дотоле прав помог нам со злать новое, куда более совершеннов право. Наша энциклопедия должна дат прошлое, освешенное по-новому; этом все значение нашей работы, Мы должны внести в нее подлинную страсть. Великая энциклопедия сыгра- ла отромную роль в деле раскрепоще. ния человечества, потому что она ро- ждена страстью. Ее тома эвучали, ка прокламации. Эта страсть кажется о- лодной: таков был тонус эпохи, Так называемый холодный разум, реля- тивизм, скепоис были таранами, кс- торыми буржуазные вольнолюбцы разрушали средневековые твердын У нас другие цели, другие чувства другое оружие, но в наше дело мн должны вложить то же неистовство 981 Культурное наследство не крепость которую надо защищать. Это арсенал, это оружие, - оно нам помогает в нашей борьбе за будущее. (Аплодис- менты). О культурном наследстве теперь м- ворят все: и мы, и почтенные ава демики, и даже те, кто во имя этому культурного наследства сжигает вни ги и сажает писателей в концлагери Эти разговоры неспроста. Прошло зимой возле Лилля я видел рабочи, которые отстаивали фабрику от ван дализма капиталистов. Союз фабра кантов, желая поднять цены на т кстиль, решил продать машинын лом. Рабочие этому воспрепятствова ли. Вот наши союзники в деле з щиты культуры. Вот те наследнин которым предстоит унаследовать куль- турные ценности человечества. (Апл дисменты). ван Го енс 6) K 8880 тәра 3 тель доя

 

Культурное

РОМЭН РОЛЛАН МЫ ЖИВЕМ В ЭПОХУ ГЕРОИЗМА… На-днях критик А. М. Лейтес лучил письмо из Вилльнева от Ро- мэн Роллана. Прилагая к письму очерк, по- священный немецкому коммунисту, погибшему в фашистском застенке, великий фрацузский писатель пи- шет: «…Мы, несомненно, живем в эпо- ху героизма, когда героика, словно электричество, насыщает атмосфе- ру. «Новый Плутарх» в том смысле, в каком вы его трактуете, может стать аккумулятором этой энергии для грядущих эпох… …У немецких эмигрантов уже возникла идея написать книгу, по- священную биографиям их героев. Я написал об одном из таких ма- лоизвестных героев - о Франце Штенцере, человеке очень скром- ном, который без шума отдал свою жизнь за пролетарское дело. Я по- сылаю вам эти страницы, и если вы найдете их полезными, опубли- куйте в советском издании. * по- кладбищу, 500 товарищей провожали к могиле его изуродованное тело. Его изображают спокойным и рас- судительным человеком большой доб- роты к близким и друзьям; несмотря на бесчисленные трудности и на ни- щету, он сохранил до конца могучую веру в жизнь: когда, например, у не- го родились близнецы, он, смеясь, говорил: «Одним человеком больше, это во всяком случае нечто хорошее». Он был арестован 30 мая 1933 г. и помещен в районное отделение штур- мовиков на Эдтштрассе (Мюнхен), а оттуда переведен в концентрацион- ный лагерь в Дахау… Стоит ли гово- рить о тех гнусных насилиях, кото- рым его, как и стольких других, под- вергали с каким-то методическим зверством изо дия в день, из ночи в почь! Я содрогаюсь при одной мыс- ли об этом. И я не могу простить пре- дательства иных «честных людей» во Франции, которые из похвального, конечно, желания сохранить мир это высшее благо человечества - превращают этот мир в бесчестие, бо- язливо отворачиваясь от жертв, при- творяясь, что ничего о них не зна- ют, и не обращая внимания на окро- вавленные руки убийц… Три месяца пыток. А после пы- ток - обычные подлые предложения покончить жизнь самоубийством: ибо эти малодушные, не останавливаю- щиеся ни перед каким преступлени- ем, останавливаются перед публичной ответственностью за преступления. Как известно, начальник этих убийц осмелился недавно публично заявить одному французскому журналисту, послушно записавшему это заявле- ние, что его режим не стоит Герма- нии «ни единого покушения». Но жертва стоически продолжала жить, и ее всетаки пришлось убить. Произошло это однажды ночью, в лесу, неподалеку от лагеря, произо- шло согласно обычаю, установивше- муся с убийства Либкнехта, т. е. под предлогом бегства. Хорошо еще, что убийцы не надумали пока ссылать- ся на то, что они подверглись напа- дению! Что выиграли убийцы? Простому и прямому человеку, честная работа которого осталась бы, вероятно, безы- мянной, они, вместе с могилой, от- крыли путь к бессмертию. Они под- няли авторитет иден, для служения которой лучшие люди идут на стра- дания и на смерть. A

РЕЧЬ тов. И. ЭРЕНБУРГА на заседании секретариата «международной ассоциации ТУРЫ» В ЛОНДОНЕ - Я должен был выступить на дневном заседании с докладом о культурном наследстве. Меня попро- сили уступить слово г. Уэлсу, что я охотно и сделал. Я полагал, что г. Уэлс пришел к нам, чтобы работать с нами. (Смех). Впрочем, я никак не жалею о том, что уступил слово г. Уэлсу: слушая его, я многому на- учился. Мы все сторонники широкого об единения писателей. Однако г. Уэлс напомнил нам, что даже са- мое широкое об единение имеет свои границы. Я хочу поблагодарить Эллиса Ро- берта, который с таким волнением, о такой искренней скорбью говорил о смерти Максима Горького. Мы все полны сейчас свежим чувством этой потери. Может быть, если А. М. Горь- кий был бы сейчас здесь среди нас, ммногое в наших спорах о культур- ном наследстве стало бы ясным. Невольно я сопоставляю живую ве- ру Горького со скептицизмом Уэлса. Горький работал с нами, как друг, как товарищ, как равный, Г-н Уэле пришел, чтобы сказать нам: «На что вы годны?…» Несколько дней назад т. Уэле в интервью сказал, что он сожалеет о том, что не понял Горь- кого. Как бы не пришлось Уэлсу вскоре выступить с новым заявле- нием -- о том, что он не понял всего движения современной литературы. Г-н Уэло с великодержавным през- тением говорил о «каких-то чехосло- вацких писателях». Я полагаю, что срисутствующая здесь делегатка Че- хословакии ответит г. Уэлсу. Мне хо- чется указать г-ну Уэлсу, что нет ни малых народов, ни малых литератур. (Аплодисменты). Не статистика наро- донаселения определяет художествен- ные возможности народа, но его под - ем, волнение, исторический пафос. Г-н Уэлс позабавил нас анекдо- том о трех портных, которые посме- ли говорить от имени империи. Он сравнил нас с этими тремя портны- ми. Я не оскорблен его сравнением. Когда-то на даче Горького тоже со- бирались «три портных». Может быть, они были не портными, но металли- стами, сапожниками или типографа- ми. Прошло несколько лет, и эти люди стали с полным правом гово- рить от имени великой страны, ко- торая до того называлась «Россий- ской империей». Их признали и де- факто и де-юре. Так что лучше, г. Уэлс, с меньшим презрением го- ворить о трех портных. (Аплодисмен ты). Вопрос о работе над энциклопедией следует обсудить не только на столь широком собрании, но и в рабочих комиссиях. Мы должны здесь уста- новить только некоторые принципы. Они тесно связаны с проблемой куль- турного наследства. Я не стану сей- час говорить о том, с какой любовью, о каким вниманием относится моя ро- дина к охране культурного наслед- ства, - надеюсь, это известно всем. Известно также, кто теперь занят уничтожением наследства. Дело не в культурном уровне. Среди русских рабочих до октября 1917 г. было не- мало таких, которые никогда не слы- хали имен Пушкина или Шекспира. Я допускаю, что в Германии имеются фашисты, которые шопотом повторя- ют своим возлюбленным стихи Гей- не. Дело не в сумме познаний, но в мироощущении. Фашизм не выно- сит соприкосновения с историей, как больной склерозом не выносит горно- го воздуха. Что такое фашизм, как не попытка остановить ход времени, про- длить неустойчивое равновесие? Лю- ди, которые боятся будущего, не сме- ют задуматься над прошлым. Понятие прогресса несовместимо с их правом на существование. Мы живем буду- щим, и поэтому прошлое для нас не вражеский стан, не зачумленное клад- бище, но поле для разбега. Нам не по пути с фашистами, кото- рые уничтожают культурное наслед- ство. Нам также не по пути с теми, которые равнодушно его регистри- руют. Мвогое отделяет меня от Жюльена Бенда, но я горячо привет- ствую его выступление. Он защищал право на отбор, право на отказ, в этом и есть творческое усвоение культур- ниго наследства. Я вспоминаю двух туристок во флоренгийском музее Уф- фиции. Одна держала в руке «беде- кер» и читала: «Портрет Бронзино звездочка, мадонна Боттичелли … две звездочки». Другая отвечала: «Здесь». Тогда та, что держала «беде- кер», карандашом ставила крестик: все в порядке. Она даже не подыма- ла глаз, чтобы поглядеть на карти- ны. Она верила и наслаждалась, (Смех). Не кажется ли вам, что отромное большинство представителей господ- ствующего класса, включая сюда ака- демиков, историков искусств, профес- соров, похожи на эту даму с «беде- кером»? Они тоже проверяют, на ме- сте ли все достижения человечества, отмеченные звездочками. Для них все в прошлом равноцен- но: это поихология коллекционера, но не творца. У каждого писателя своя тема, своя тема и у каждой эпохи. Мы равнодушно прохорим ми- мо одного, с негодованием отворачи- ваемся от другого, входновляемся тре- тьим. Колечно, романтики прошлого века, путешествуя по Испании, заме- чали нищету Андалузии и Эстрамаду- ры. Но поданная в живописном, то есть непривычном для них, окруже- нии, эта нищета их умиляла. Для них нищие Мурильо были реально- стью, а лохмотья на батраке - вы- соким искусством. Там, где они апло- дировали, нам хочется свистеть. Люди моего возраста присутство- вали при переоценке многих ценно- стей. Мы ушли от Греко к Гойе, от Малларме к Рембо. Мы все бережем, но мы далеко не все любим в куль- наследстве человечества. турном Понятие наследства как-то неволь- но связывается с буржуазным пред- ставлением об обогащении. Поэтому мне хочется сказать, что иногда луч- ше унаследовать долги, нежели ка- питалы. Говоря «долги», я думаю об обязательствах мыслителя или худож- ника, по условиям эпохи невыпол- Я приведу пример из другой обла- сти. Многие либеральные буржуазные юристы утверждают, что новая Кон- мституция СССР предотавляет дефор- ненных им до конца. Разрыв не исключает преемствен- ности. Маяковский начал с отрица- ния, В поэзию символистов, абстракт- ную и бесплотную, он внес вес, гу- стоту поэтических деталей. Он соз- дал новую поэзию. Конечно, он не- мыслим без народной поэзии, без Пушкина, но в момент зачатия ху- дожественного произведения худож- ник должен отвергать все искусство, существовавшее до него. мированное переиздание любой бур- жуазно-демократической конституции. Они занимаются сопоставлением то- .

Рис. худ. Кейля

Сироты войны ГАСЕМ ЛАХУТИ Добродушны вы были, милы и приветливы, Временами лукавы, наивны порой. Головенки всклокочены, лица обветрены… Как живые, стоите вы все предо мной. От зари до зари неустанные шалости, Беготня и борьба, звонкий посвист и смех, И поодаль, подобранный вами из жалости, Я, свидетель безмолвный шумливых потех. Чуть прохожий к убежищу вашему сунется, Замолчите вы тотчас, улыбки согнав. Смотришь, этот заплачет, а тот пригорюнится… Ни одной не забыл я из ваших забав. Я в жару любовался на вас с наслаждением: Среди вас были дети всех стран и племен, Курдов, турок, болгар и евреев смешение, Интернациональное братство имен.  Вы во всех закоулках имели приятелей, Был несчетен в Стамбуле голодный ваш рой. Человеческих мыслей и чувств обладателей, Как щенят, задушил вас общественный строй. Гибли юные силы, достойные творчества, Что могли бы так много постичь и суметь. На убогое, горькое ваше отрочество. Неотступно охотились язвы и смерть. Целый месяц больной, распростертый на улице, Я у вас для добычи приманкою был. Все же век ваша ласка душой не забудется, Не погаснет в груди благодарности пыл. Живо помню, из банки консервной, заржавленной Вы горячим поили меня молоком… Не изгладится след, в этом сердце оставленный Вашей нежной заботой и добрым смешком. Будто в явь предо мною картина та ожила, Как в бреду ваш товарищ один умирал, А другой у его изголовья, встревоженный, Тщетно в рот ему хлеба кусочки совал. Было грустно и сладко смотреть, как старательно Гриша голову брил Мухетдину стеклом. И, любуясь любовью такой замечательной, Думал я: их отцам услыхать бы о том! Тем далеким отцам, что в чаду, ослепленные, По приказу врагов целят в братьев своих, По вине чьей так горестно в ночи бессонные Стонут жены и матери о дорогих. Эти дети, что дружбу хранят благородную, Словно братья в семье нераздельной одной, - Сыновья тех отцов, что за «веру» и «родину», За проклятые басни кидаются в бой. Эти дети, что с жаром таким безыскусственным Краем стеклышка темя друг другу скребут, - Сыновья тех отцов, что железом бесчувственным Колют, режут друг друга, и гонят, и бьют. Тех отцов, что под стягом единым создателей, Всюду плечи с плечами должны бы сомкнуть, А теперь для наживы своих угнетателей, Поражают, безумцы, товарищей в грудь… Эти мысли кружились в мозгу чуть мерцающем, Я метался, и лоб мой сильнее пылал, Но порою, слетая виденьем сверкающим, Сон мой нежил коммуны родной идеал. И свершился, стал явью мой сон ослепительный. С той поры прошумело четырнадцать лет. На шестой части мира стал Труд победителем И народным правителем -- славный Совет. Стерт рукою Труда след былого уродливый, Сникли черные тени господ и царя. Всем приют здесь готовит хозяин заботливый, - Не бывать бесприютным в стране Октября! Одиноким убежище тут не развалины, Не на улице жиэнь их угрюмая ждет, Покровитель им - партия Ленина-Сталина, Им пристанище - школа, совхоз и завод. О, когда б из Стамбула на крыльях мгновения В том же возрасте перенеслись вы сюда. Пионерами были б вы все, без сомнения, Здесь, на родине славной наук и труда. Вместе с нами бы тут и трудились вы, Чтобы ленинским светом весь мир озарить. Мир меняя, и сами бы здесь изменились вы, Возвращенные к жизни и счастью творить. В мире новом у нас поколения юные Не зависят от жизни и смерти родных. С неусыпною матерью - мощной Коммуною Ни одна не погибнет из сил молодых.

Сила убеждения проверяется го- товностью к жертвам. Коммунизм блестяще выдержал испытание кровью. Под топором Гитлера и его палачей коммунизм породил столько мучеников и героев, сколько никогда не порождала ни одна идея. Подбе- рем их окровавленные тела, Мы на их останках возведем храмы нового общества, выстроим новый Пантеон. Я принесу в этот Пантеон воспо- минание об одной из тех многочи- сленных жертв, которые доказывают непобедимую истинность своего иде- ала; пожертвовать своей жизнью ка- залось им самым в жизни высоким и прекрасным, как об этом пишет в своем последнем письме 37-летний боец, которому посвящены эти стро- ки. «Бороться и страдать, жертвовать собой и развивать в себе мужество для служения чему-то высшему, чем собственное «я», - это дает жизнен- ные силы, лишь это способно придать жизни смысл, лишь для это- го стоит жить…» Звали его Франц Штенцер. Он пи- сал эти бессмертные строки в тю- ремной камере, в промежутке между пытками, незадолго до своей смерти, к которой он был готов, ибо он знал фюреров; он предупрежлал жену: «есхи меня возьмут, мы больше не увидимся, фюреры истребляют всех». Это был человек простой и пря- мой. Он ничем не отличался от сво- их товарищей по убеждениям и то- варищей по смерти за эти убежде- ния. Именно поэтому он будет их свидетелем перед судом истории. Лучшее, что было в их и в его жиз- ни, запечатлено в этих цитирован- ных мною строках, которые мне бы хотелось видеть когда-нибудь вы- гравированными на их памятнике. Он родился в Мюнхене в 1896 г. в глубокой нищете. Очень рано освобо- дившись от всяческих предрассудков B. он с молодых лет примыкает к рабо- чему движению и сражается в 1917г. в рядах красных революционных мо- ряков, а в 1919 г. - за Баварскую ссветскую республику. Он работает сперва строителем на верфи Штори бергокого озера, затем в железнодо- рожных мастерских. Ему не было еще и 24 лет, когда железнодорожни- ки избрали его делегатом в заводской совет. Вскоре после этого он стал ру- ководящим работником коммунисти- ческой партии, Свое политическое образование он закончил в высшей партийной школе. В ближайшие годы после оконча- ния школы он был избран муници- пальным советником Пазинга в Мюн- хене, а затем депутатом в баварский ландтаг. Вся Южная Германия знала его и любила и осталась ему верна и после его смерти: несмотря на круп- ные полицейские силы, стянутые к

дописывал эти строки, когда уви- дел в «Дефанс» - органе француз- ской секции МОПР - портреты трех девочек Штенцера воспитывающихся сейчас в СССР, в детском доме име- ни Стасовой. И я вспомнил последнее письмо их отца, в котором он, без малейшего страха за себя, беспокоился лишь о жене и о детях. Он сокрушался при мысли о том, что тяжелая судьба выпадет им, быть может, на долю; он с болью в сердце представлял их себе покинутыми и бездомными, странст- вующими по чужим семьям… Как бы он был благодарен, если бы мог ви- деть, что они приняты в великую меледународную семью детей, рошите- ли которых терпеливо и героически страдали для грядущего счастья че- ловечества! …Что же касается этих трех не- випных девочек с круглыми лицами и с тлазами, в которых еще светит- ся тревога, навеянная трагическими тенями прошлого, то пусть они зна- ют цену завещанного им почетного наследства! Пусть они всю жизнь с гордостью и волнением вспоминают последние слова Франца Штенцера: «Передайте моей жене и детям, что я сдержал слово: любовь и верность ей, детям и рабочему классу». Перевод с французского Э. ЛИТАУЭР

муна Вил Бил Поса 1935



3

Го

«Готов к «миру»

Рисунок худ. Лимбах -

Перевод БАНУ

вый хулы

ют свои работы в самые отдален рабочие клубы и дома Франции. повсеместно, иногда незаметно, да малозаметно растет движение п тив войны, против фашизма. «за мир» становится кличем наро Франции и Испании. Люди, которы хотят «сидеть в тени у тихой рев уландышей, должны выбирать, ваз образом охранить свой покой, посы что «ландыши» мотут быть растоп ны фашизмом ко всем чертям. В нун испанских боев и в разгар передовые деятели культуры кусства на Западе прнимают тельнейшие решения. Там н ших глазах рвутся многие даз связи, идет перегруппировка Один лагерь выстраивается другим. Это ощущение строящи масс, ощущение глухого гула, об пыли над толпами, необозриын толпами Европы, не покидает когда вы видите Западную Ввр Найдутся и люди, которые повел кусты Будут намены и предате ва. Но гигантские человеческие сивы для которых фашнам это ная волнь, солдатиниа Ле о свете 10,10 Ra Уыл герть своре Тый, болта решающих испытании ближаются. Ряд вещей нам р еще выверить, яснее и отчети увидеть цели и маршруты в све творчестве. В наших рядах есть пр дах есть люди обленившиеся. встряхнуть, им надо напомнить об васто своей дард прия  обязанности. Советская литер должна итти к 1937 году как зин носец мировой литературы. В пре дении новой борьбы нужно, каждый глубоко, внутрение себя нашей страны по-настоящему пр товил себя к задачам обороны, шие пусть подумают о том, чтоновы будут еще серьезн те, которые были 22 года назад лодые пусть готовятся принять ю поршию житейской нагру ред которой многие их бытовые тературные дела покажутся соверш  но незкачительными.

ДВАДЦАТЬ ДВА ГОДА Вс. ВИШНЕВСКИЙ полны военных. В субботний день школьная гимназическая молодежь в холщевых защитных рубахах с ран- цами, с катками идет в поля. И там люди, пригнувшись, делают перебеж- ки, стараются перехитрить друг дру- га, лезут в болота, в воду и вновь, как двадцать два года тому назад, орут и хрипят в самозабвении «ура». Война наложила нензгладимый от- печаток на мысли, на быт всего чело- вечества. Под ружье было призвано свыше 50 миллионов мужчин: в Евро- пе, Азии, Африке, Америке и Авст- ралии. Из них было убито 10 миллио- нов. Все остальные были так или ина- че поколечены физически или мо- рально; что хуже - не знаю. Во Франции сейчас полтора миллиона ка- лек, полтора миллиона инвалидов. Они стоят у дверей музеев, сидят в табачных лавочках, открывают двери рукой, Франции, в деревне, я увидел челове- ка. Он в ехал в лес на тяжелой фуре, соскочил на землю и скривился, веро- сом тела и протезами. В лес прибежа- ли потом его ребятишки. У этого ин- валида было достаточно сил, чтобы жить, работать, любить. Разговор с этим человеком останется в памяти, как некий итог той войны, и как раз- говор кануна новой войны. Что-либо об яснять, в чем-либо убеждать ком- батанта, у которого сохранилась толь-  «Но другая?» «Да». на будет?» «Да». Силы, противодействующие войне, в Европе огромны. Они рождались в тот же день, когда начиналась война 1914 года, Эти силы остаются даже в виде холодного, залитого сырым под- вальным светом памятника Жоресу в парижском Пантеоне. Гид коротко го- ворит об этом человеке: «Он был про- тив войны». О войне говорят, как о большой ошибке, о каком-то трагиче- Двадцать два года тому назад, в первые дни августа, началась мобили- вация десятков контингентов наиболее здоровых, крепких и обученных муж- чин Европы. В первые же дни было поднято до 15--20 миллионов запаса первой очереди. Одна Россия подняла сразу до 5 миллионов… Пять тысяч эшелонов передвигались по этой ги- тантской стране, сквозь весь материк Азии и Восточной Европы. Эти дни никогда не уйдут из памяти. Обыч- ное железнодорожное движение было парализовано везде - унас и в Евро- пе. Пассажирские поезда были отве- дены в тупики. Там же мычал пере- возимый скот. Было жарко, нехвата- ло воды, фуража. А рядом сквозь станции, сквозь узловые пункты шли полуопьяненные эшелоны, которые без устали гремели «ура». Восточноси- бирские стрелковые бригады, подня- тво по мобидрнния старого весь октябрь. Эшелоны шли тяжко, медленно. Улюдей были сорваны голо- са. Офицеры и фельдфебеля уже сипе- ских стрелков хватило дыхания до- тянуть это непрерывное трехмесячное «ура» до боев у Лодзи и у Бялы. Двадцать два года спустя я был на местях этих боев, чтобы поклониться людям, которые навсегда закопаны там, поклониться русским и немецким пехотинцам. Ничего не осталось на ме- сте этих боев. В новом жестоком, во- цев и всех иных. И это сделано не по- тому, что следы войны - старые, нерекосившиеся блиндажи, окопы - совестить людей. могут тревожить и Если бы это было так! Я смотрел на Польшу, которая вновь разворачивалась передо мной, от самых Столбцов до границы с Гер- Денно и нощно преследовали образы, напоми- Поезда ском недоразумении. Есть люди, кото- рые вообще отказываются вспоминать о ней. В Париже в день 1 мая на экранах показывали питлеровские па- рады и - в ответ весенние бульвары Парижа, на которых торгуют фиалка- ми и ландышами. Люди хотят мира, покоя, труда, довольства. В Англии был проведен референдум, его устро- ила одна обществентая организация. За исключеннем военно-прюфессно- пальных убийц, «мясников», тортов- цев оружием и некоторых застаре- лых, больных печенью людей, - все голосовали за мир. Но мир достается -- и он достанет- ся!--дорогой ценой. Эта жадная, но смутная, неоформленная тяга к миру, то выражаемая как пацифизм, то как индивидуальный протест, то как ак- тивный, но малодейственный группо- вой протест, не сможет остановить праблняжениия повой воплы, вадел, ких парадов. Тут противопоставлять ландыши смешно. И огромные свро- пейские массы с их тягоit на берег на новые фронты, что они даже не успеют опомниться. Это будет так, ес- ли не вмешается революционный про- петариат. Вот о нем и его роли надо говорить стократ. Надо итти и видеть, смотреть и понимать изучать каждое реальное, действенное движение и выступление против войны на Запа- де. родила такой протест, который нами еще как следует не уяснен. От первых выступлений большевиков в Государ- ственной Думе, через протест Либк- нехта, к книге Барбюса «Огонь», к зарождению «Спартака», к брата- нию - шел этот протест, разразив- шийся ударом, от которото мир сдви-На нулся со своих старых основ.   Война родила особую литературу- военный роман и военную пьесу Вой-

на родила новый вид искусства - новую острую кинематографию, пол- ную раздумья, гнева, поисков. По-раз- ному в ряды этого нового искусства, рожденного протестом против войны, входили люди разных возрастов, раз- ных дарований, но люди единой судь- бы. То это были французы, то это были англичане, то это были немцы, то - русские. Имена авторов круп- нейших произведений у всех в памя- ти. Одни, как Барбюс находили ленин- ский выход нз длительной, грязной человекоубойной работы. Другие, как Роллан, взывали к совести и чистоте. Третьи,как Ремарк, Селин или Оль- дингтон травмированные шарахались вужасе от всего происхолящего и ле- тели куда попало, как новобранцы, впервые попавшие под заградитель- ный огонь. Как испытанные старые солдаты, которые знают, как исполь- зовать каждую складку местности, выступили писатели новой страны, Это быша Россия, советская Россияты, первая прекратившая старую вой- ни превратившая ее в защиту прав мн но пуг, шкурный пацифизм и озлоблен- ное наплевательство по отношению ко всему окружающему. Мы, советские конца У нас отсутствует та пытливая, ши- рокая, жадная, знающая критика, ко- торая могла бы охватить единство со- ветской литературы и единство воз- действия этой литературы на мир. У нас нет критики, которая показа- ла бы, как советская литература торая показала бы, как наша лите- ратура, начав свое движение, пове- ла вслед за собой и кинематографию, и как в сложном мировом процессе взаимодействия наши слова, лозун- ти, идеи, приемы распространились повсеместно. Западе рассматривая одну сто- рону общественной жизни за другой, проникая то в трущобу, то в ново- рожденные Дома культуры, то в

ды воздействия на массу, пущенные   в ход в Берлине, достигают крайних точек: они действуют в бывших гер- манских колониях, иногда даже на островах Тихого океана. Все бьет в одну цель - против нас, против Со- ветского Союза, против наших друзей, против народного фронта, грозно по- дымающегося во Франции, Испании и других странах. Геринговские и геб- бельсовские литературные, кинемато- графические и иные выступления приобретают черту настойчивой, гип- нотической обработки. Они кричат в сотиях тысяч пунктов о неотврати- мости германского удара, «все сме- тающего». Они говорят о стратегии, которая поправит ошибки, допущен- ные в осуществлении шлиффеновско- го плана Они говорят о «новой разя- щей авиохимической стратегии», ко- торая «опрокинет стратегию назем- ных укреплений», «наземных полос обороны» и т. д. Германией дан ло- зунг: «Бросим в бой 20 тысяч само- летов!». «Германскийнарод народ летчиков». Ежеденно, ежечасно в семье, в школах, в казармах, в редак- црях, вико, Внекрах влазбливают- тивника. Декларируется отравлениеСроки водных источников - рек, озер,-от- равление посевов. Мы присутствуем при зарождении горячечных и опас- Ответ всех элементов, для которых тет в Европе, все убыстряясь. Энер- гия, которую развивают писатели, ки- нодеятели и художники - сторонни- ки революции, враги фашизма, уси- ливается динамически. Горечь от смерти Барбюса и Горькото смягча- ется притоком новых людей в ряды экранылародных антифашистских ор- шагают сейчас в демонстрирующих колоннах рабочего фронта. К именам Мальро, Жан-Ришар Блока, Арагона, лида и других в самые недавние дни прибавились имена ПикассоЛажеиспытания Брака и Матисса. Эти четыре метра мировой французской живописи ор- беско-т выставку для народного фронта. Лэже заявляет, что его искус- ство нужно рабочим и что его поймут. Названные мастера и люди, работаю- щие с ними, демонстративно посыла

ламенты, то в театры, то в ветхоза- ветные салоны и пр. и пр., видишь, ощущаешь непрерывность воздейст- вия нашего бытия, пашей системы, наших идей на зарубежный мир. Мы могли бы сделать гораздо больше, ес- ли бы все вспомогательные средства- издательства, литературные агент- ства, кинопредставительства, редак- ции, переводчики, конторы, почта- действовали бы с такой же горячей динамической устремленностью, с ка- кой действуют творцы советских произведений. Увы, здесь нет и речи о равном устремлении и приложе- нии сил. Мы могли бы делать в де- сятки раз больше, если бы советские книги, пьесы и фильмы распростра- нялись активнее, чем это делают на- ши вспомогательные распространи- тельские организации. Если рядовые наши рабочие, такие, как, например Стаханов, могут внезапно, продумав необходимость предельного напряже- ния сил, давать мировые результа- то почему угрюмо и тускло в (не- которых) наших издательствах пред- ставительствах и т. д.? Ни я, никто но сбиенит, потему Чехословакии, которая будет делить с нами многое в жизни,-на экранах 130 немецких фашистских фильмов как необходимое «санационное средст- во». Немецкий агитационный аппарат работает с напряжением которое ос- тавляет позади любые показатели прежних времен. На службу постав- лены музыкальные средства, порно- трафия, радно, театр, литература Книжный рынок, сцены, ны этой всепроникающей, ядовитой немецкой продукции. Оналюбымн средствами поворачивает дело в сто- рону новой войны. То это венская кинооперетта о прелести военных и войны, то это слезоточивый фильм об итало-германской дружбе, то это подобранная хроника, то это нечные мстительные рассказы немец- ких офицеров. пар-Немецкая литература и другие ви-

, зыка