USDBCTH41 О»БА: ПРеПоДЛХ.. ГРАФИЧ. ИСКУССТВЬ 385 СтЪны монастыря оградили дупгу, передъ образомъ встревоженныя очи поставили; строг‘ ликъ да огонь свфчи — воть и мфъ весь. А за ‘стЪнами родина таинетвенна и печальна лежитъ, и все въ ней такъ глубоко молит- венно. Какъ могли вырасти города въ такой странЪ, гдЪ естественны лишь монастырекля стфны да скиты? И влечется душа на сфверъ, въ затерянные среди премучихъ лБеовъ скиты, поискать „пресвЪтлый градъ Китежъ“, городъ святой, такъ таинственень и святъ вокругь пейзажъ; ‘городъ, ‘красотою украшенный, какой нЪтъ ужъ` нигдЪ, о которой томится душа, монастырь старый полюбивъ... Сосны и ели окружили старыя перковныя етЪны. Въ суровыхъ лишяхъ ихъ очертан!й есть что-то аскетическое, родетвенное старинной душ$ жизни монастырской. Острыми вершинами, къ небу уходящими, безтрепетностью вЪтвей перелъ натискомъ вЪтра, онф точно говорятъ о строгой волЪ, о высо- комъ порывЪ души, жизни волненями не побЪжленномъ. ВЪчно. спокойныя, въ неизмЪнной. одеждЪ, точно всегда на молитвЪ, стоятъ онЪф у стБнъ мона- стырей—иноки, природы. И весну ob прив$тетвуютъь не пышнымъ цвфтешемъ, не яркостью нЪжной листвы— тонкими свфчечками, ароматъ струящими, убираются. Въ темныхъ поляхъ узвыя окнё монастыря освЪтились. Тамъ, надъ’ вЪч- ной книгой, двЪфнадцать разъ въ нынЪшиЙ вечеръ раскрываемой, склонили головы священнослужители-монахи; свфчи, освЪтивъ лицо, открыли игру морщинъ сфдого монаха; то письмена долгой жизни озарились. Старыя слова, полныя вЪковой мудрости, словно полные колосья передъ жатвой, проникали въ сердце, озаряли темныя, смутныя мысли долгихъ будней; тъхъ колосьевъ нельзя сжать времени: каждая жатва лишь обогащаетъ жнеца — и сама не оскудЪваетъ. Страница павней славянской рЪчи шелест$ла въ жадной до звука тишин$; у источника жаждущй пилъ и источникъ не бЪднЪлъ. Понуро, спокойно внимали монахи— живые образы. прошлаго—и грустно вздыхали, крестились м!ряне. Золотые огни свфчей зажигались въ успокоен- ныхъ рукахъ, размножались въ сумрачномъ соборз—и меркли, и снова заго- рались, и опять нотухали. Колокола вели счетъ неспфшнымъ чтешямъ. Въ темныхъ весеннихъ даляхъ церковь далекая — сирота полей — звономъ тихо гудЪла, дружа съ сосфдними колокольнями. И другая церковь среди селешя — мать скосившихся хижинъ — огни на талый снфгь черезъ окна кидала и колоколъ ея — гласъ церковный —медленнаго счета гудящую вЪфсть въ поле заносилъ. А вЪтеръ весеный, душистый и теплый, по равнинЪ метался, въ лЪсу вЪтвями игралъ, послЪдй снфгъь съ нихъ стряхивалъ, По оврагамъ вода спшила, ручьи свои пени звенфли, на, пути недол- гомъ къ рзкЪ наиграться спфшили. На лугахъ вода землю’ поила. РЪка двигала послдейя льдины, на затонувшихъ берегахъ опочивъ. А вокругъ— дрему забыла весенняя ночь многошумная, полная пфсенъ и всплесковъ воды, и журчанй овраговъ. Свирфль весны. рокотала, плакала, молила, и звенЪфла) Старый монастырь на горЪ молился. Колокольня—колыбель п5вучихъ колоколовъ—шатровыми верхами царитъ надъ равнинами, издалека путнику указуетъ святое м$сто обители. Семья мфдныхъ глашатаевъ всегда готова дружно и весело прославить торжествен- ный чаеъ или возвфетить далекимъ полямъ и жилью о часЪ печальномъ. ЭдЪсь виситъ старина—колоколъ, украшенный рядами тайныхъ письменъ, вылитый усердемъ добрфйшаго царя Алекс$я Михайловича, бросившато въ плавильню золото, деньги и запястья свои; царственное золото восприняла и поглотила, звучная мфль. И воть среди башенныхъ стЪнъЪ явился плавный