неотъемлемымъ свойствомъ его художественной природы, что драматическия
черты ея наиболЪе «удивили» зрителей Малаго театра, когда они убЪдились
въ существовании ихъ. Но если бы еще оставался въ живыхъ кто-нибудь
изъ STHXb зрителей, видфвиий Васильева въ течене всей его сценической
дфятельности, съ перваго дебюта до послдняго выхода, онъ, вЪроятно, при-
знался бы намъ, что никто изъ тогдашнихъ московскихъ артистовъ, исклю-
чая Садовскаго, не «удивлялъ» въ такой степени, не давалъ такихъ не-
ожиданныхь впечатлфвй, какъ Васильевъ. Въ московской публикЪ, гор-
дившейся имъ, какъ и другими блестящими дарованями своей сцены, Ва-
сильева, чаше чфмъ другихъ, называли «самородкомъ». Если мы вспомнимъ,
что онъ попаль на сцену не случайно, безъ всякой подготовки, а былъ
 ученикомъ Московскаго театральнаго училища и началь, и окончилъ свою
дФятельность на подмосткахъ Малато театра, то въ этомъ опредфлени за-
ключается характерная оцЪфнка его, принадлежащая самой публикф. Садов-
сюй болфе заслуживалъ бы это назван1е, потому что онъ явился изъ про-
винши и никакой школы не проходилъ, а, между тфмъ, «самородкомъ» любили
называть не его, а Васильева. Причина такого отношен!я заключалась, вфроятно,
въ томъ, что Садовсюй скорЪе занялъ видныя роли, скорЪе могъ проявить свое
дароване, ч$мъ водевильный ]еппе ргепиег Васильевъ. Онъ такъ долго пока-
зывался передъ публикой въ роляхъ разныхь Жужу и Бижу, что, когда
онъ появлялся въ серьезныхъ комическихъ роляхъ оригинальнаго репертуара
и обнаруживаль при этомъ несомнфнный и крупный творчесый талантъ,
публика всегда бывала поражена своимъ впенатлЪ5н1емъ. Она не могла отрф-
шиться отъ своей привычки видфть Васильева въ рыжемъ парикЪ, въ голу-
бомъ фрак$ и желтомъ жилетф, и, зам$чая въ немъ превосходное воплоще-
не Бородкина, приписывала такое превращен!е какимъ-то необычайнымъ
качествамъ дарован!я артиста. Она не ошибалась въ размфрахь этого даро-
ваня и высоко ставила его, но упорно считала его чфмъ-то безсознатель-
нымъ, не зависящимъ отъ воли художника.

Такое отношен1е къ нему держалось почти до самаго конца его карьеры.
Отчасти оно зависфло отъ того, что Васильевъ все время продолжалъ зани-
мать разнообразныя «амплуа» и, создавая типы Островскаго, не переставалъ
играть «цирюльниковъ-стихотворцевъ» и «храбрыхь любовниковъ», и отъ того
еще, что талантъ его въ посл5дье годы разростался съ особенной силой и

быстротой. Каждая роль его, оть мелкихь до -крупныхъ, была «созлашемъ»
	въ настоящемъ смыслЪ этого техническаго театральнаго выражен1я. Эти