названіемъ «Призраки счастья». Тогда къ ней г. Крыловъ (не баснописецъ, а пьесописецъ) руку приложилъ.
Теперь пьеса появилась въ своемъ первоначальномъ, первородномъ и первобытномъ видѣ.
Можно ожидать появленія въ первобытномъ видѣ и всѣхъ остальныхъ пьесъ, нѣкогда обработанныхъ г. Крыловымъ.
Одинъ изъ театральныхъ критиковъ считаетъ крупнымъ недостаткомъ пьесы «Маріанна Ведель», что въ ней очень короткія дѣйствія.
«Не успѣешь (пишетъ критикъ) прійти изъ буфета, какъ актъ уже и оконченъ».
Ну, знаете, милый мой, это зависитъ отъ того, сколько времени сидѣть въ буфетѣ.
По новѣйшей театральной критикѣ выходитъ, что надо такъ писать пьесы, чтобы публика смѣло могла не смотрѣть половины дѣйствія.
* *
*
Какихъ только не бываетъ на свѣтѣ чэмпіоновъ!
Въ отчетѣ объ атлетическомъ вечерѣ, устроенномъ въ Михайловскомъ манежѣ, значится, что нѣкто г. М. считается «Чэмпіономъ по подыманію гирь».
Особаго рода спеціальность въ спортѣ:
Спортсмэнъ, занимающійся исключительно тѣмъ, что подымаетъ гири.
Подымаетъ гири. Гири подымаетъ. И больше ничего.
Подымая гири, спортсмэнъ достигаетъ высокой степени совершенства въ этомъ искусствѣ и называется «Чэмпіономъ по подыманію гирь».
И. Грэкъ.

ОПРАВДАНІЕ.

Онъ говорилъ, упавъ предъ нею на колѣни: Молчи! Не укоряй. Не обвиняй въ измѣнѣ!
Нѣтъ, не безславилъ я, мой другъ, свое перо.
Къ другой я не писалъ преступныхъ бордеро,
Съ другой не заводилъ вовѣкъ любовной связи, Нѣтъ, нѣтъ, не Дрейфусъ я, и я не Эстергази.
И. Марсъ.

НЕПРИЛИЧНАЯ КНИГА.

Отецъ подходитъ къ сыну, сопитъ, поглаживаетъ бороду и спрашиваетъ отъ скуки:
- Ты что это читаешь? Во что ты такъ углубился, Павлюкъ?
- Такъ... въ одну книгу. - Въ какую книгу?
- «Декамеронъ». Не мѣшайте, пожалуйста.
Отецъ багровѣетъ.
- Какъ? Что ты говоришь? «Декамеронъ»? грозно спрашиваетъ онъ. - Да кто же тебѣ позволилъ подобнаго рода книги читать? Кто тебѣ далъ разрѣшеніе на чтеніе неприличныхъ книгъ? Откуда ты взялъ неприличную книгу? Отъ товарища? Отлично, великолѣпно! Вотъ она, современная молодежь!
Отецъ вытираетъ платкомъ потъ, выступившій на лбу отъ волненія, и говоритъ сурово:
- Подай сюда книгу. Я ее въ шкафъ запру.
- Запри, запри, Жакъ... томно отзывается maman. - Я кое - что слышала объ этой книгѣ. Запри ее въ шкафъ, Жакъ.
Отецъ беретъ неприличную книгу и уноситъ въ себѣ въ кабинетъ, съ похвальной цѣлью поставить ее на даль
нюю полку шкафа. Проходитъ полчаса, часъ; на столѣ стынетъ кофе; maman посылаетъ горничную за мужемъ два раза.
- Аннушка, поди скажи барину, чтобъ онъ шелъ, наконецъ! Кофе стынетъ.
- Сударыня, я уже говорила. - Что же онъ?
- Сейчасъ, говорятъ.
Проходитъ еще полчаса; мужа нѣтъ; maman встаетъ съ гнѣвомъ и сама идетъ въ кабинетъ къ мужу.
- Никогда я газету не покупаю. Газета въ трактирѣ даромъ, такъ зачѣмъ ее покупать?
Подходитъ приказчикъ съ извозчичьяго двора, въ синей чуйкѣ и въ картузѣ.
Извозчикъ мусолитъ пальцы и снова разсматриваетъ календарь.
- Посмотримъ, гдѣ тутъ Еремей Запрягальникъ, говоритъ онъ.
Приказчикъ роется у продавца въ коробкѣ.
- Это отрывные... Это господскіе календари. Это кому ежели на стѣнку повѣсить, то первый сортъ будетъ, поясняетъ ему торговецъ. - А тебѣ, коль въ карманѣ держать, книжку надо.
- А ты думаешь, у насъ дома стѣнки нѣтъ? Въ лучшемъ видѣ есть. Я хозяйскій племянникъ, мнѣ - гдѣ хошь вѣшай, дядя не заругается. Этотъ вотъ, съ конемъ - то, по чемъ?
- Да ужъ чтобы не торговаться, то меньше четвертака взять нельзя.
- Что? вскрикиваетъ приказчикъ. - Да на Сѣнной такихъ сколько хочешь по пятіалтынному.
- Нѣтъ, землякъ, себѣ дороже. Ты видишь, тутъ съ Петромъ Великимъ. Тутъ Петръ Великій на конѣ. Монументъ... Опять же, тутъ на листочкѣ обозначено, кому какую ѣду въ какой день ѣсть. Хочешь - вѣрь, хочешь - не вѣрь, а мы сами за эти календари по восемнадцати копѣекъ платимъ. Такъ,
- Что съ тобой, Жакъ? спрашиваетъ она. - Почему ты не идешь пить кофе?
- Сейчасъ, сейчасъ!.. торопливо отвѣчаетъ Жакъ. - Ангелъ мой, дай кончить страничку.
- Да ты что читаешь? - «Декамеронъ».
- Послушай, вѣдь ты же хотѣлъ его въ шкафъ спрятать?
- Гм... Точно, хотѣлъ, да ключъ завалился куда - то; искалъ, искалъ, рѣшительно нигдѣ не могъ отыскать ключа, ну, я и того... заглянулъ въ одинъ изъ разсказцевъ отъ скуки.
- Да полтора часа битыхъ надъ «Декамерономъ» и сидишь? Нечего сказать, самое подходящее чтеніе для надворнаго совѣтника, для отца семейства. Вотъ они, современные отцы!
- Ангелъ мой, но что же мнѣ дѣлать, если я не могъ отыскать ключа? Русскимъ языкомъ, кажется, объясняю!
- Знаемъ мы этотъ ключъ. Подай - ка сюда, Жакъ, неприличную книгу: у меня ни одинъ ключъ не затерянъ, и я сумѣю ее спрятать получше тебя.
- Сейчасъ... Дай дочесть полстранички!
- Какъ это пошло, какъ это возмутительно пошло, Жакъ! Отцу семейства и читать «Декамеронъ»?
Въ дверь просовывается сѣдѣющая голова тетушки maman; она слышитъ послѣднія слова, и на лицѣ ея изо
бражается ужасъ. «Декамеронъ» звучитъ для тетушки такъ же страшно, какъ для московской купчихи слова «металлъ» и «жупелъ».
- Возьми у него эту ужасную книгу, Жюли! молитъ тетушка, всплескивая руками. - Чтеніе этой неприличной книги, да еще съ неприличными картинками, не доведетъ его до добра. Возьми, убери ее, спрячь подальше, чтобы она даже на глаза не попадалась, чтобы даже видомъ своимъ не соблазняла никого.
Отецъ семейства со вздохомъ отдаетъ книгу; maman беретъ ее кончиками пальцевъ, и съ такимъ видомъ, какъ будто изъ книги на нее можетъ прыгнуть лягушка, уноситъ «Декамеронъ» въ свою комнату. Тетушка уничто
жающимъ взглядомъ мѣряетъ племянника и отправляется распорядиться по хозяйству.
Нужно ли говорить, что къ обѣду никакъ не могутъ дозваться maman? Maman на этотъ разъ одѣвается вдвое долѣе обычнаго. Отецъ семейства къ волненіи грызетъ кончики усовъ и нетерпѣливо расхаживаетъ по кабинету, то и дѣло заглядывая въ столовую.
- Еще нѣтъ? спрашиваетъ онъ у тетушки. - Нѣтъ.
- Хоть бы вы ее поторопили, ma tante! - Она сейчасъ выйдетъ.
- Дойдите и поторопите ее. Это, наконецъ, невыносимо. Вѣрка хочетъ обѣдать и начинаетъ ревѣть.
Тетушка отправляется въ комнату maman; въ ея глазахъ мало дружелюбія, потому что и сама она, тетушка, проголодалась, находитъ, что морить людей безъ пищи не
совсѣмъ - то прилично, и думаетъ, что давно уже пора сѣсть за обѣденный столъ. Войдя въ комнату maman, тетушка блѣднѣетъ и хватается за сердце.
- И ты? И ты?.. только и можетъ она произнести.
Maman сидитъ передъ зеркаломъ, склонясь надъ неприличною книгой; немудрено, что такъ плохо двигается впередъ ея предъобѣденный туалетъ!
- Подай мнѣ ее сюда! говоритъ тетушка слабымъ отъ душевнаго волненія и голода шепоткомъ. - Подай ее сюда: я уберу, спрячу эту книгу, чтобъ ее никто не могъ отыскать.
Maman встаетъ съ кресла и встряхиваетъ головой.
- Ну, нѣтъ, ma tante, говоритъ она, - я не согласна на это. Зачѣмъ ее убирать? Если вы почитать хотите, приходите послѣ обѣда ко мнѣ.
Тетушка вновь хватается за сердце. Изумленію ея нѣтъ предѣловъ.
- Мнѣ... мнѣ читать подобную книгу? спрашиваетъ она.
- А отчего же нѣтъ, ma tante?!.
Тетушка думаетъ и говоритъ слабымъ голосомъ:
- Хорошо... Развѣ одинъ разсказикъ. Но ни въ какомъ случаѣ не болѣе, Жюли. А теперь идемъ обѣдать, Жюли...
А. Гр...
вѣдь, надо же нажить что - нибудь. Ну, вотъ что: бери задвадцать три.
- Постой. А про солдатчину въ немъ есть обозначеніе? спрашиваетъ приказчикъ.
- Весь тутъ. Видишь, запечатанъ, уклончиво отвѣчаетъ торговецъ. - Купишь и отпечатаешь. Что найдется тамъ - все твое.
- А вы зачѣмъ, черти, запечатываете? Мнѣ надо непремѣнно съ солдатчиной, а тутъ разглядѣть невозможно. У меня въ прошломъ году былъ съ сол
датчиной... всякія тамъ правила... да наши извозчики на папиросы изодрали. Дай распечатать и посмотрѣть - куплю.
- Неловко распечатать. Распечатанный не продашь. Ты вотъ что.... Ты подъ низъ подсматривай, подъ низъ...
Приказчикъ беретъ отрывной календарь и начинаетъ осторожно отгибать листки на половину и читать написанное на этой половинѣ листка.
- Стой! Что это такое? Да это бабій календарь, а не мужской... говоритъ онъ.
- Семейный, семейный... Онъ такъ и называется: семейный.
- Да что ты меня морочишь - то! Вотъ что въ немъ: «обѣдъ на 10 - е Января: супъ съ потрохами, заливное изъ судака, жаркое - гусарская говядина, клюквенный мусъ».
- Да, вѣдь, я же говорилъ тебѣ, что тутъ обозначено, кому что ѣсть, оправдывается торговецъ.
ВОРОНЪ.
(НѢЧТО декадентски - ужасное). Ты нѣжно меня цѣловала,
Уснулъ я подъ ласки твои...
И вижу я вдругъ, - задрожало Въ устахъ твоихъ жало змѣи.
Ты жало мнѣ въ сердце вонзила. Вонзила, и пьешь мою кровь, И тотчасъ ушла моя сила,
А въ сердцѣ погасла любовь.
И будто мой разумъ затмился, И ворономъ чернымъ тогда Взлетѣлъ я и долго носился По свѣту туда и сюда...
И въ полночь кричалъ я устало, Летая средь стужи и тьмы, И бѣшено сердце стучало...
И снова вдругъ встрѣтились мы.
И вновь ты мнѣ въ очи взглянула, Ты сдѣлалась снѣга бѣлѣй И новому мужу шепнула
Съ прелестной улыбкой: «убей!» И мужемъ твоимъ безъ усилья Убитъ я въ послѣдней борьбѣ, И ворона чернаго крылья
Берешь ты на шляпку себѣ...
Киръ Персидскій.

КОРОТЕНЬКІЯ КОРРЕСПОНДЕНЦІИ.

Отъ редакціи. Приглашаемъ нашихъ читателей сообщать, не стѣсняясь изложеніемъ, фанты изъ мѣст
ной жизни. Всякое сообщеніе будетъ принято съ благодарностью и, если окажется воз
можность, помѣщено въ извѣстной переработкѣ.
Гродно.
Человѣкъ я пріѣзжій, и всѣхъ здѣшнихъ порядковъ не знаю. Но меня увѣряли, что для того, чтобы попасть въ члены мѣстнаго клуба, недостаточно рекомендаціи членовъ, а необходимо сначала снискать расположеніе влія
тельныхъ дамъ, являющихся настоящими заправилами клуба.
Одѣвайся во фракъ и поѣзжай къ дамамъ съ визитомъ, если хочешь винтить въ клубѣ по маленькой и выпивать по большой.
Мѣстные авторы пишутъ здѣсь театральныя пьесы, и по очень простому рецепту:
Дѣйствующія лица выходятъ на сцену, что - то такое говорятъ и снова уходятъ за кулисы. Въ заключеніе пьесы на сцену выходитъ самъ авторъ и объясняетъ смыслъ пьесы.
Просто и мило.
Но если въ пьесѣ нѣтъ никакого смысла?
Положеніе автора, въ такихъ случаяхъ, чрезвычайно затруднительно!
Рыбинскъ.
Наши молодые кавалеры раздѣляются въ настоящее время на счастливыхъ и несчастныхъ.
Счастливые успѣли выучиться у заѣзжей учительницы танцевъ разнымъ танцовальнымъ тонкостямъ, въ родѣ
па - де - катръ, граціано, миньона и т. п.
Несчастные заплатили учительницѣ деньги за обученіе, но выучиться не успѣли, ибо учительница скоропостижно скрылась съ рыбинскаго горизонта.
Несчастные доучиваются сами, запираясь дома на ключъ и танцуя вокругъ всѣхъ четырехъ стѣнокъ отъ печки.
И. Грэкъ и К.
- Бери, бери назадъ. Мнѣ нужно, чтобы объ солдатчинѣ было напечатано.
- Ну, вотъ что... Давай двадцать копѣекъ.
- Гривенника за такой календарь не дамъ, гдѣ солдатчины нѣтъ, потому, онъ - не настоящій.
- Не настоящій! Какого же тебѣ еще лыски нужно! Сейчасъ въ лавочкѣ такой же за четвертакъ взяли и на стѣну повѣсили.
- Лавочка мнѣ не указъ. Въ лавочкѣ люди непонимающіе, а я очень чудесно понимаю, въ какихъ смыслахъ календари должны быть.
Приказчикъ передаетъ торговцу календарь.
Извозчикъ все еще роется въ книжкѣ и, наконецъ, восклицаетъ:
- Нѣтъ здѣсь Еремея Запрягальника. Не надо мнѣ такого. Бери.
Торговецъ стоитъ передъ нимъ нѣсколько опечаленный.
- Неужто такъ - таки никакого и не возьмешь календарика? спрашиваетъ онъ. - Рылся, рылся, читалъ, читалъ...
- За пятачковый, пожалуй, три копѣйки дамъ, говоритъ извозчикъ.
- Давай деньги! Только ужъ из-за мороза отдаю! машетъ рукой торговецъ и передаетъ извозчику тощую книжечку въ красной обложкѣ.
Н. Лейкинъ.