просидѣли за письменнымъ столомъ цѣлый часъ, грызя вставочку пера.
Предлагаемъ всѣмъ желающимъ - провѣрить сдѣланное г. Дебольскиыъ опредѣленіе красоты, ну... ну, хоть на дамскомъ декольтэ.
Провѣрьте и вы убѣдитесь, что тутъ есть и «показ - ность», и «совершенная объективность» и даже «данность въ тѣлесныхъ образахъ».
Слѣдующее засѣданіе философскаго общества, говорятъ, будетъ посвящено слушанію и обсужденію реферата г. Со - фистова «Веревка - вещь какая?»
* *
*
«Ревнители русскаго слова» собрались въ первое общее собраніе.
Они рѣшаются перейти отъ словъ къ дѣлу. Хотя, собственно, все дѣло и будетъ заключаться въ словахъ.
Ревнители русскаго слова объявили войну иностраннымъ словамъ, рѣшивъ замѣнить ихъ русскими.
На эту тему произнесъ рѣчь г. Витбергъ. Рѣчь вызвала громъ рукоплесканій.
Для достиженія своей задачи общество будетъ стараться привлечь въ свой составъ наибольшее количество лицъ, сочувствующихъ его задачамъ, безъ различія ихъ званія, пола и общественнаго положенія.
Принимаются дѣти и старики, дѣвицы и вдовы, гостинодворскіе мѣнялы, трубочисты, горничныя, ломовые извозчики, парикмахеры и декаденты.
Принимаются даже русскіе нѣмцы, но подъ непремѣннымъ условіемъ перевода своей фамиліи на русскій языкъ. Всѣ Шмиды будутъ переименованы въ Кузнецовыхъ, всѣ Шумахеры - въ Сапожниковыхъ, всѣ Петерсоны - въ Петровыхъ.
Исключеніе въ этомъ отношеніи сдѣлано только для члена общества г. Витберга.
Въ ближайшемъ засѣданіи приступятъ къ переводу французской обѣденной карточки на русскій языкъ.
Наши птицеводы задумали устроить нынѣшней весной въ Петербургѣ международную выставку птицеводства.
Но иностранные птицеводы запоздали, и выставка отложена на годъ.
Кажется, еще въ первый разъ русская выставка откладывается из-за неисправности иностранныхъ экспонентовъ. Обыкновенно случалось такъ, что всегда запазды
вали русскіе экспоненты, которые едва - едва успѣваютъ пожаловать къ присужденію наградъ. Къ шапочному разбору.
Молодые русскіе пѣтушки къ тому времени подрастутъ и заговорятъ басомъ.
И. Грэкъ.
Въ праздникъ утромъ, не безъ цѣли, Всталъ раненько онъ съ постели. Суетиться сталъ въ тревогѣ, Натянулъ на обѣ ноги
Сапоги на крѣпкихъ шинахъ;
Двѣ пылинки съ фрака сдунулъ, Яицъ съ дюжину куриныхъ
По карманамъ быстро сунулъ; Усъ кудрявый лихо завилъ,
Ко рту спѣшно онъ приставилъ Каучуковыя губы;
Папиросу сунулъ въ зубы, Запихалъ за обѣ щеки
Цѣлый ворохъ прибаутокъ,
Анекдотовъ, сплетней, шутокъ,
И, съ развязнымъ видомъ доки, Видомъ крайне дѣловитымъ, Онъ пустился по визитамъ, Пробѣгая противъ вѣтра
Въ часъ четыре километра.
Жанъ Санаржанъ.
Вышелъ Демушкинъ изъ воротъ и остановился противъ своей избы, сложивъ на груди руки и щуря глаза подъ лучами уже вы
соко поднявшагося солнца. Онъ всѣми силами старается придать себѣ видъ покойнаго, равнодушнаго, празднаго и солиднаго че
ловѣка, но переминанье ногъ, встряхиванье головы и подер
гиванье тонкихъ губъ подъ рыжими усами, вмѣстѣ съ бѣгающими какъ у мыши глазами, показываютъ, что Демушкинъ не привыкъ быть покойнымъ, празднымъ и солиднымъ. Онъ очень доволенъ собой. Онъ съ гордостью оглядываетъ свои сапоги, намазанные, за неимѣніемъ дегтя, коломазью съ телѣжной оси, на розовую ситцевую рубаху съ новенькой, только что его женою пришитой за
платой краснаго цвѣта, красующейся на груди какъ особый орденъ для праздника. Волосы у Демушкина такъ обильно умащены коровьимъ масломъ, что обна
женная голова его подъ апрѣльскимъ солнцемъ начинаетъ превращаться въ свѣтящійся шаръ. Рыгается Де
мушкину послѣ розговѣнья такъ пріятно творогомъ и солониной съ чеснокомъ. Онъ вспоминаетъ, что у него въ карманѣ штановъ лежатъ шестнадцать копѣекъ - какъ разъ на сороковку, и ему дѣлается совсѣмъ весело; онъ слушаетъ неумолкаемый звонъ сельской колокольни, на
чинаетъ нервно теребить рукой бороденку и дѣлаетъ
шагъ съ намѣреніемъ бѣжать къ ребятамъ и вмѣстѣ съ ними позвонить въ колоколъ, но сейчасъ же вспоми
наетъ, что долженъ соблюдать для такого дня солидность, и снова, сложивъ на груди руки, стоитъ на одномъ мѣстѣ, какъ истуканъ.
Около Демушкина появляется сосѣдъ Пурычевъ и тоже степенно усаживается на завалинкѣ.
- Я говорю, дядя Степанъ, про птицу... обратился Демушкинъ къ Пурычеву, съ которымъ похристосовался еще за заутреней.
- Какую птицу? приподнялъ свою бороду - лопату сосѣдъ.
- Къ примѣру, скворецъ.
И Демушкинъ показалъ пальцемъ на скворца, высунувшаго свой желтоватый носъ изъ скоречника на березѣ и надрывающаго горло пѣсней, словно на любительскомъ концертѣ.
- А что такое? спросилъ Пурычевъ.
- Я говорю, дядя Степанъ, какъ, къ примѣру, всякая птица весной поетъ.
- Да Богъ съ ней! Пущай поетъ... Она тебя не трогаетъ.
- Я не къ тому, а къ примѣру, то - исть, какъ кажной твари опредѣлено...
- Будетъ тебѣ пустяки-то болтать! снова опустилъ на грудь свою бороду - лопату дядя Степанъ,
Демушкинъ опѣшилъ, сконфузился и обидѣлся. Вся его философія, которой онъ желалъ подѣлиться съ товарищемъ, оборвалась и пропала ни за понюшку табаку.
Пурычевъ былъ мужикъ зажиточный, угрюмый и, дѣйствительно, солидный; болтать языкомъ зря не лю
билъ. Демушкинъ не то: Демушкинъ - голышъ, а потому беззаботенъ и веселъ, и всякій пустякъ его занимаетъ. Пурычевъ хорошо знаетъ, что и сейчасъ Демушкинъ, важно стоящій съ выпяченной грудью съ орденомъ - заплатой и выставившій впередъ ногу съ болѣе крѣпкимъ сапогомъ, - что онъ и сейчасъ только строитъ изъ себя «настоящаго человѣка», а на самомъ дѣдѣ, заиграй въ дудку - и онъ плясать пойдетъ...
По селу ковыляла старуха нищая, грязная, слюнявая и страшная на видъ, подходившая къ каждому дому и цѣловавшая взасосъ всѣхъ встрѣчныхъ. Она направлялась теперь къ Демушкину, что - то шепча своими бѣло
ватыми, ослизлыми губами. Демушкинъ оглянулся на сосѣда - того и слѣдъ простылъ. «Догадался», подумалъ
про него Демушкинъ и тоже зашелъ за уголъ избы. Но старуха, желая привѣтствовать хозяина и боясь обидѣть
его невниманіемъ, принялась разыскивать его и тоже пошла за Демушкинымъ вокругъ избы. Мужикъ, не зная
куда дѣваться, отъ страха залѣзъ подъ опрокинутыя сани. Тамъ онъ лежалъ животомъ на холодной, мокрой
землѣ и сдерживалъ дыханіе, чтобы не выдать себя.
- Ну, что же, все закупилъ къ празднику? Ничего не забылъ? спрашиваетъ его жена.
- Еще бы... Покупалъ по запискѣ... - Окорокъ ветчины купилъ?
- Само собой, улыбается мужъ. - Развѣ можно забыть самое главное! Да такой окорокъ, Марья Игнатьевна, я купилъ, что даже глядѣть страшно.
- Ну - у?! Фунтовъ въ тридцать пять, что ли? радостно спрашиваетъ жена.
- Сорокъ два фунта и пять восьмыхъ... отчеканиваетъ мужъ.
- Боже мой! Да гдѣ жъ тебѣ удалось такой достать?
- На Сѣнной. У настоящаго свинятника. Только три ноги и было тамъ такихъ... Одну взялъ поваръ князя Махальцева, другую я, а третью...
- Позволь... Какъ же это свинья-то была о трехъ ногахъ...
- Какъ это глупо, душенька... Понятное дѣло, что три окорока отъ двухъ свиней.
- Но вѣдь отъ двухъ должны быть четыре окорока.
- Еще того глупѣе! Когда я покупалъ, въ лавкѣ было три окорока по сорока фунтовъ слишкомъ. По всѣмъ вѣроятіямъ были четыре ноги, но четвертую ногу кому - нибудь раньше продали, а когда я пришелъ, было только три ноги, три окорока. Одинъ
окорокъ взялъ я, другой попалъ къ князю Махальцеву, а третій взялъ какой - то генералъ. Но князю достался окорокъ на одинъ фунтъ и пять восьмыхъ меньше моего.
- А телятину купилъ?
- Телятины хорошей очень мало, но я все - таки отыскалъ. Бѣла, какъ пищая бумага. И дорога. По тридцать пять копѣекъ заплатилъ.
- Боже мой! Да развѣ это можно! воскликнула супруга. - Двадцать шесть, двадцать семь копѣекъ - вотъ цѣна.
- Поди - ка, сунься. Я тридцать три давалъ - и то не глядятъ.
- Ужасная цѣна!
- За то такая ужъ телятина, что на удивленіе. Вѣдь Пасха - то разъ въ годъ.
- Ну, хорошо. А поросенка?
- Уму помраченье. Купидонъ, а не поросенокъ. Когда глядишь, то поцѣловать хочется - вотъ какой. Черезъ полчаса все принесутъ. Кожа - бархатная.
- Ну, ужъ ты наскажешь! улыбнулась жена.
- А вотъ посмотришь. Хвастуномъ я никогда не былъ. Но ты внуши кухаркѣ... Если она мнѣ его переваритъ или не доваритъ, то я ей не только празд
ничнаго подарка не дамъ, а ее самою въ котлѣ сварю. Такъ и скажи.
Старуха прошла мимо. Демушкинъ поспѣшилъ вылѣзть изъ засады и снова солидно сталъ около своей избы, высушивая на солнцѣ намоченную одежду.
Но вся его солидность мигомъ пропала, когда появились на улицѣ ребятишки, принявшіяся катать яйца. Демушкинъ подошелъ къ нимъ и смотрѣлъ на игру.
- Покатай съ нами, дядя! предложили ему ребятишки. - Чѣмъ я катать - то буду? У меня еще куры не нанесли.
- На деньги. По копѣйкѣ яйцо.
- Ну, ну... не выдержалъ Демушкинъ, и взявъ окрашенное вѣникомъ яичко, положилъ на деревянный лотокъ. Яйцо покатилось - и на кону ничего не сшибло.
- Давай копѣйку! закричали ребята.
- А вы погодите, остановилъ ихъ Демушкинъ, - Когда кончу, тогда и расчетъ, а то, можетъ, я еще весь конъ вашъ заберу.
Но онъ все проигрывалъ. За нимъ теперь было уже шесть копѣекъ. Отдавать жалко: тогда на сороковку не хватитъ. Онъ сталъ злиться, сдѣлался угрюмымъ и сердце его больно сжималось. «Связался съ пострѣлятами - теперь и расхлебывай», думалъ онъ, ероша пальцами бороденку и съ ненавистью смотря на кучу разноцвѣтныхъ яицъ, красиво разбросанныхъ на вычищенномъ точкѣ.
- Вы, ребята, плутуете! вскрикнулъ онъ вдругъ, ухватись за пришедшую въ голову идею. - Лотокъ - то у васъ незаконный.
- Какой незаконный?
- Съ одного боку косой... гляди!..
- У насъ завсегда такъ, дядя Иванъ!
- Мало ли что всегда!... А такъ не полагается. И потому я вамъ денегъ не плачу.
- Права не имѣешь: уговоръ былъ. - Анъ имѣю.
- Какое такое право? горячились дѣти.
- А вотъ такое: возьму да всѣ волосы у васъ на головахъ и повытаскаю...
Ребятишки струсили, а Демушкинъ, какъ ни въ чемъ не бывало, отошелъ отъ нихъ. Ему нужно было итти домой, запрягать лошадь и ѣхать съ женой въ гости, но его тянуло въ другую сторону. Напрасно его баба кричала въ окно на всю вселенную:
- Куда ты? Куда тебя нелегкая несетъ? Успѣешь у зятя облопаться виномъ - то.
Демушкина, словно вѣтромъ, продолжало гнать къ дому съ вывѣской «Трактиръ».
Дятелъ.
Предлинный, длинный столъ... На немъ гигантъ куличъ, Тортъ, бабы, окорокъ, мясныя блюда, дичь...
«Что слышно новаго, голубчикъ, Провъ Ильичъ?» Съ такимъ вопросомъ тюлевая баба
Вдругъ обращается къ сосѣду куличу. Тотъ молвитъ: «Барынька, я врать вамъ не хочу, «Но ходитъ слухъ, что вновь плохи у шваба
«Дѣла въ парламентѣ, что бриттъ себѣ трофей
«Готовится создать изъ порта Вей - Хай - Вей,
«Что янки, вдругъ прикинувшись солдатомъ, «Грозитъ послать испанцу ультиматумъ,
«Вотъ, кажется, и все, о чемъ толкуетъ свѣтъ.
«Ахъ, да, одинъ великой важности секретъ «Я на ушко шепну вамъ piano, piano: «Во мнѣ запечены два таракана.
«Но вы не вздумайте объ этомъ наобумъ
«Болтать, ахъ, нѣтъ, пожалуйста, ни слова! «Вѣдь публика, вы знаете, готова
«Изъ пустяка всегда поднять ужасный шумъ. «Молчите же! Авось, сойдетъ все за изюмъ!»
И. Марсъ.
- Хорошо. Но тогда лучше ужъ я сама буду присматривать.
- Что ты понимаешь въ стряпнѣ! Вотъ яйца красить - твое дѣло.
- Какой вздоръ! Всегда вмѣстѣ съ кухаркой куличи дѣлаю.
- Ну, и что жъ? Вашими куличами только гвозди въ стѣну вколачивать.
Супруга нѣсколько обидѣлась.
- Не знаю. И куличи, и пасха у насъ всегда хорошіе, а это моей стряпни, сказала она.
- Ржаная каша всегда сама себя хвалитъ, пробормоталъ мужъ.
- Подарки купилъ?
- Объ этомъ послѣ, когда останемся наединѣ...
Онъ кивнулъ на кормилицу и горничную, принимавшуюся за мытье подоконниковъ, затѣмъ забралъ всѣ принесенные пакеты, запѣлъ «Волною морского скрывшаго древле» - и направился къ себѣ въ кабинетъ.
Изъ сосѣднихъ комнатъ послышалось:
- Нельзя, баринъ, сюда входить, нельзя! Я мою двери и окошки!
Н. Лейкинъ.
Предлагаемъ всѣмъ желающимъ - провѣрить сдѣланное г. Дебольскиыъ опредѣленіе красоты, ну... ну, хоть на дамскомъ декольтэ.
Провѣрьте и вы убѣдитесь, что тутъ есть и «показ - ность», и «совершенная объективность» и даже «данность въ тѣлесныхъ образахъ».
Слѣдующее засѣданіе философскаго общества, говорятъ, будетъ посвящено слушанію и обсужденію реферата г. Со - фистова «Веревка - вещь какая?»
* *
*
«Ревнители русскаго слова» собрались въ первое общее собраніе.
Они рѣшаются перейти отъ словъ къ дѣлу. Хотя, собственно, все дѣло и будетъ заключаться въ словахъ.
Ревнители русскаго слова объявили войну иностраннымъ словамъ, рѣшивъ замѣнить ихъ русскими.
На эту тему произнесъ рѣчь г. Витбергъ. Рѣчь вызвала громъ рукоплесканій.
Для достиженія своей задачи общество будетъ стараться привлечь въ свой составъ наибольшее количество лицъ, сочувствующихъ его задачамъ, безъ различія ихъ званія, пола и общественнаго положенія.
Принимаются дѣти и старики, дѣвицы и вдовы, гостинодворскіе мѣнялы, трубочисты, горничныя, ломовые извозчики, парикмахеры и декаденты.
Принимаются даже русскіе нѣмцы, но подъ непремѣннымъ условіемъ перевода своей фамиліи на русскій языкъ. Всѣ Шмиды будутъ переименованы въ Кузнецовыхъ, всѣ Шумахеры - въ Сапожниковыхъ, всѣ Петерсоны - въ Петровыхъ.
Исключеніе въ этомъ отношеніи сдѣлано только для члена общества г. Витберга.
Въ ближайшемъ засѣданіи приступятъ къ переводу французской обѣденной карточки на русскій языкъ.
Наши птицеводы задумали устроить нынѣшней весной въ Петербургѣ международную выставку птицеводства.
Но иностранные птицеводы запоздали, и выставка отложена на годъ.
Кажется, еще въ первый разъ русская выставка откладывается из-за неисправности иностранныхъ экспонентовъ. Обыкновенно случалось такъ, что всегда запазды
вали русскіе экспоненты, которые едва - едва успѣваютъ пожаловать къ присужденію наградъ. Къ шапочному разбору.
Молодые русскіе пѣтушки къ тому времени подрастутъ и заговорятъ басомъ.
И. Грэкъ.
ВИЗИТЕРЪ.
Въ праздникъ утромъ, не безъ цѣли, Всталъ раненько онъ съ постели. Суетиться сталъ въ тревогѣ, Натянулъ на обѣ ноги
Сапоги на крѣпкихъ шинахъ;
Двѣ пылинки съ фрака сдунулъ, Яицъ съ дюжину куриныхъ
По карманамъ быстро сунулъ; Усъ кудрявый лихо завилъ,
Ко рту спѣшно онъ приставилъ Каучуковыя губы;
Папиросу сунулъ въ зубы, Запихалъ за обѣ щеки
Цѣлый ворохъ прибаутокъ,
Анекдотовъ, сплетней, шутокъ,
И, съ развязнымъ видомъ доки, Видомъ крайне дѣловитымъ, Онъ пустился по визитамъ, Пробѣгая противъ вѣтра
Въ часъ четыре километра.
Жанъ Санаржанъ.
НА ПАСХѢ ВЪ СЕЛѢ.
Вышелъ Демушкинъ изъ воротъ и остановился противъ своей избы, сложивъ на груди руки и щуря глаза подъ лучами уже вы
соко поднявшагося солнца. Онъ всѣми силами старается придать себѣ видъ покойнаго, равнодушнаго, празднаго и солиднаго че
ловѣка, но переминанье ногъ, встряхиванье головы и подер
гиванье тонкихъ губъ подъ рыжими усами, вмѣстѣ съ бѣгающими какъ у мыши глазами, показываютъ, что Демушкинъ не привыкъ быть покойнымъ, празднымъ и солиднымъ. Онъ очень доволенъ собой. Онъ съ гордостью оглядываетъ свои сапоги, намазанные, за неимѣніемъ дегтя, коломазью съ телѣжной оси, на розовую ситцевую рубаху съ новенькой, только что его женою пришитой за
платой краснаго цвѣта, красующейся на груди какъ особый орденъ для праздника. Волосы у Демушкина такъ обильно умащены коровьимъ масломъ, что обна
женная голова его подъ апрѣльскимъ солнцемъ начинаетъ превращаться въ свѣтящійся шаръ. Рыгается Де
мушкину послѣ розговѣнья такъ пріятно творогомъ и солониной съ чеснокомъ. Онъ вспоминаетъ, что у него въ карманѣ штановъ лежатъ шестнадцать копѣекъ - какъ разъ на сороковку, и ему дѣлается совсѣмъ весело; онъ слушаетъ неумолкаемый звонъ сельской колокольни, на
чинаетъ нервно теребить рукой бороденку и дѣлаетъ
шагъ съ намѣреніемъ бѣжать къ ребятамъ и вмѣстѣ съ ними позвонить въ колоколъ, но сейчасъ же вспоми
наетъ, что долженъ соблюдать для такого дня солидность, и снова, сложивъ на груди руки, стоитъ на одномъ мѣстѣ, какъ истуканъ.
Около Демушкина появляется сосѣдъ Пурычевъ и тоже степенно усаживается на завалинкѣ.
- Я говорю, дядя Степанъ, про птицу... обратился Демушкинъ къ Пурычеву, съ которымъ похристосовался еще за заутреней.
- Какую птицу? приподнялъ свою бороду - лопату сосѣдъ.
- Къ примѣру, скворецъ.
И Демушкинъ показалъ пальцемъ на скворца, высунувшаго свой желтоватый носъ изъ скоречника на березѣ и надрывающаго горло пѣсней, словно на любительскомъ концертѣ.
- А что такое? спросилъ Пурычевъ.
- Я говорю, дядя Степанъ, какъ, къ примѣру, всякая птица весной поетъ.
- Да Богъ съ ней! Пущай поетъ... Она тебя не трогаетъ.
- Я не къ тому, а къ примѣру, то - исть, какъ кажной твари опредѣлено...
- Будетъ тебѣ пустяки-то болтать! снова опустилъ на грудь свою бороду - лопату дядя Степанъ,
Демушкинъ опѣшилъ, сконфузился и обидѣлся. Вся его философія, которой онъ желалъ подѣлиться съ товарищемъ, оборвалась и пропала ни за понюшку табаку.
Пурычевъ былъ мужикъ зажиточный, угрюмый и, дѣйствительно, солидный; болтать языкомъ зря не лю
билъ. Демушкинъ не то: Демушкинъ - голышъ, а потому беззаботенъ и веселъ, и всякій пустякъ его занимаетъ. Пурычевъ хорошо знаетъ, что и сейчасъ Демушкинъ, важно стоящій съ выпяченной грудью съ орденомъ - заплатой и выставившій впередъ ногу съ болѣе крѣпкимъ сапогомъ, - что онъ и сейчасъ только строитъ изъ себя «настоящаго человѣка», а на самомъ дѣдѣ, заиграй въ дудку - и онъ плясать пойдетъ...
По селу ковыляла старуха нищая, грязная, слюнявая и страшная на видъ, подходившая къ каждому дому и цѣловавшая взасосъ всѣхъ встрѣчныхъ. Она направлялась теперь къ Демушкину, что - то шепча своими бѣло
ватыми, ослизлыми губами. Демушкинъ оглянулся на сосѣда - того и слѣдъ простылъ. «Догадался», подумалъ
про него Демушкинъ и тоже зашелъ за уголъ избы. Но старуха, желая привѣтствовать хозяина и боясь обидѣть
его невниманіемъ, принялась разыскивать его и тоже пошла за Демушкинымъ вокругъ избы. Мужикъ, не зная
куда дѣваться, отъ страха залѣзъ подъ опрокинутыя сани. Тамъ онъ лежалъ животомъ на холодной, мокрой
землѣ и сдерживалъ дыханіе, чтобы не выдать себя.
- Ну, что же, все закупилъ къ празднику? Ничего не забылъ? спрашиваетъ его жена.
- Еще бы... Покупалъ по запискѣ... - Окорокъ ветчины купилъ?
- Само собой, улыбается мужъ. - Развѣ можно забыть самое главное! Да такой окорокъ, Марья Игнатьевна, я купилъ, что даже глядѣть страшно.
- Ну - у?! Фунтовъ въ тридцать пять, что ли? радостно спрашиваетъ жена.
- Сорокъ два фунта и пять восьмыхъ... отчеканиваетъ мужъ.
- Боже мой! Да гдѣ жъ тебѣ удалось такой достать?
- На Сѣнной. У настоящаго свинятника. Только три ноги и было тамъ такихъ... Одну взялъ поваръ князя Махальцева, другую я, а третью...
- Позволь... Какъ же это свинья-то была о трехъ ногахъ...
- Какъ это глупо, душенька... Понятное дѣло, что три окорока отъ двухъ свиней.
- Но вѣдь отъ двухъ должны быть четыре окорока.
- Еще того глупѣе! Когда я покупалъ, въ лавкѣ было три окорока по сорока фунтовъ слишкомъ. По всѣмъ вѣроятіямъ были четыре ноги, но четвертую ногу кому - нибудь раньше продали, а когда я пришелъ, было только три ноги, три окорока. Одинъ
окорокъ взялъ я, другой попалъ къ князю Махальцеву, а третій взялъ какой - то генералъ. Но князю достался окорокъ на одинъ фунтъ и пять восьмыхъ меньше моего.
- А телятину купилъ?
- Телятины хорошей очень мало, но я все - таки отыскалъ. Бѣла, какъ пищая бумага. И дорога. По тридцать пять копѣекъ заплатилъ.
- Боже мой! Да развѣ это можно! воскликнула супруга. - Двадцать шесть, двадцать семь копѣекъ - вотъ цѣна.
- Поди - ка, сунься. Я тридцать три давалъ - и то не глядятъ.
- Ужасная цѣна!
- За то такая ужъ телятина, что на удивленіе. Вѣдь Пасха - то разъ въ годъ.
- Ну, хорошо. А поросенка?
- Уму помраченье. Купидонъ, а не поросенокъ. Когда глядишь, то поцѣловать хочется - вотъ какой. Черезъ полчаса все принесутъ. Кожа - бархатная.
- Ну, ужъ ты наскажешь! улыбнулась жена.
- А вотъ посмотришь. Хвастуномъ я никогда не былъ. Но ты внуши кухаркѣ... Если она мнѣ его переваритъ или не доваритъ, то я ей не только празд
ничнаго подарка не дамъ, а ее самою въ котлѣ сварю. Такъ и скажи.
Старуха прошла мимо. Демушкинъ поспѣшилъ вылѣзть изъ засады и снова солидно сталъ около своей избы, высушивая на солнцѣ намоченную одежду.
Но вся его солидность мигомъ пропала, когда появились на улицѣ ребятишки, принявшіяся катать яйца. Демушкинъ подошелъ къ нимъ и смотрѣлъ на игру.
- Покатай съ нами, дядя! предложили ему ребятишки. - Чѣмъ я катать - то буду? У меня еще куры не нанесли.
- На деньги. По копѣйкѣ яйцо.
- Ну, ну... не выдержалъ Демушкинъ, и взявъ окрашенное вѣникомъ яичко, положилъ на деревянный лотокъ. Яйцо покатилось - и на кону ничего не сшибло.
- Давай копѣйку! закричали ребята.
- А вы погодите, остановилъ ихъ Демушкинъ, - Когда кончу, тогда и расчетъ, а то, можетъ, я еще весь конъ вашъ заберу.
Но онъ все проигрывалъ. За нимъ теперь было уже шесть копѣекъ. Отдавать жалко: тогда на сороковку не хватитъ. Онъ сталъ злиться, сдѣлался угрюмымъ и сердце его больно сжималось. «Связался съ пострѣлятами - теперь и расхлебывай», думалъ онъ, ероша пальцами бороденку и съ ненавистью смотря на кучу разноцвѣтныхъ яицъ, красиво разбросанныхъ на вычищенномъ точкѣ.
- Вы, ребята, плутуете! вскрикнулъ онъ вдругъ, ухватись за пришедшую въ голову идею. - Лотокъ - то у васъ незаконный.
- Какой незаконный?
- Съ одного боку косой... гляди!..
- У насъ завсегда такъ, дядя Иванъ!
- Мало ли что всегда!... А такъ не полагается. И потому я вамъ денегъ не плачу.
- Права не имѣешь: уговоръ былъ. - Анъ имѣю.
- Какое такое право? горячились дѣти.
- А вотъ такое: возьму да всѣ волосы у васъ на головахъ и повытаскаю...
Ребятишки струсили, а Демушкинъ, какъ ни въ чемъ не бывало, отошелъ отъ нихъ. Ему нужно было итти домой, запрягать лошадь и ѣхать съ женой въ гости, но его тянуло въ другую сторону. Напрасно его баба кричала въ окно на всю вселенную:
- Куда ты? Куда тебя нелегкая несетъ? Успѣешь у зятя облопаться виномъ - то.
Демушкина, словно вѣтромъ, продолжало гнать къ дому съ вывѣской «Трактиръ».
Дятелъ.
ДІАЛОГЪ.
Предлинный, длинный столъ... На немъ гигантъ куличъ, Тортъ, бабы, окорокъ, мясныя блюда, дичь...
«Что слышно новаго, голубчикъ, Провъ Ильичъ?» Съ такимъ вопросомъ тюлевая баба
Вдругъ обращается къ сосѣду куличу. Тотъ молвитъ: «Барынька, я врать вамъ не хочу, «Но ходитъ слухъ, что вновь плохи у шваба
«Дѣла въ парламентѣ, что бриттъ себѣ трофей
«Готовится создать изъ порта Вей - Хай - Вей,
«Что янки, вдругъ прикинувшись солдатомъ, «Грозитъ послать испанцу ультиматумъ,
«Вотъ, кажется, и все, о чемъ толкуетъ свѣтъ.
«Ахъ, да, одинъ великой важности секретъ «Я на ушко шепну вамъ piano, piano: «Во мнѣ запечены два таракана.
«Но вы не вздумайте объ этомъ наобумъ
«Болтать, ахъ, нѣтъ, пожалуйста, ни слова! «Вѣдь публика, вы знаете, готова
«Изъ пустяка всегда поднять ужасный шумъ. «Молчите же! Авось, сойдетъ все за изюмъ!»
И. Марсъ.
- Хорошо. Но тогда лучше ужъ я сама буду присматривать.
- Что ты понимаешь въ стряпнѣ! Вотъ яйца красить - твое дѣло.
- Какой вздоръ! Всегда вмѣстѣ съ кухаркой куличи дѣлаю.
- Ну, и что жъ? Вашими куличами только гвозди въ стѣну вколачивать.
Супруга нѣсколько обидѣлась.
- Не знаю. И куличи, и пасха у насъ всегда хорошіе, а это моей стряпни, сказала она.
- Ржаная каша всегда сама себя хвалитъ, пробормоталъ мужъ.
- Подарки купилъ?
- Объ этомъ послѣ, когда останемся наединѣ...
Онъ кивнулъ на кормилицу и горничную, принимавшуюся за мытье подоконниковъ, затѣмъ забралъ всѣ принесенные пакеты, запѣлъ «Волною морского скрывшаго древле» - и направился къ себѣ въ кабинетъ.
Изъ сосѣднихъ комнатъ послышалось:
- Нельзя, баринъ, сюда входить, нельзя! Я мою двери и окошки!
Н. Лейкинъ.