Д ж а н у л э.

(Новелла).
Гуэльфо Чивинини.
- А гдѣ же Джанулэ? Ея нѣтъ? Почему ея не видно? - спрашивалъ Ремо Санна, осматриваясь вокругъ, едва выйдя изъ автомобиля и направляясь въ садъ виллы Биче. - Куда дѣлась моя дикарка, моя маленькая невѣста?
- Не знаю, - отвѣтила донна Биче. - Она была здѣсь часа два тому назадъ, за нѣсколько минутъ до того, какъ пришла ваша телеграмма... Вѣроятно, она бѣгаетъ гдѣ-нибудь въ рощѣ съ собаками. Вотъ увидите, она скоро нагрянетъ сюда вся растерзанная и покрытая пылью, со своей замазанной ежевикою мордочкою...
- Она такъ и осталась цыганочкой? Значитъ, она попрежнему Джанулэ?
- Попрежнему. Но я не знаю, по временамъ она даже слишкомъ цыганочка. Вы знаете, что вѣдь ей ужъ четырнадцать лѣтъ.
- Знаю. Что же она выросла?
- Да, мнѣ кажется. Во всякомъ случаѣ вы увидите: въ нынѣшнемъ году она очень измѣнилась. Она немного выросла, но и похудѣла, или, вѣрнѣе, не похудѣла, но стала болѣе стройной,
болѣе гибкой. Болѣе всего она похудѣла въ лицѣ. Тогда какъ въ тѣлѣ въ. ней начинаетъ ужъ сказываться дѣвушка. А потому, когда она хочетъ изображать изъ себя маленькую дѣвочку, но
сить платья до колѣнъ и ходить съ голыми ногами, я нахожу, что это теперь преувеличенно... Это кажется кокетствомъ. Не съ ея стороны, разумѣется, но со стороны ея матери...
- Дорогая малютка! Я вижу ее еще какъ сейчасъ со своими прямыми, худенькими, нервными ножками...
- О, теперь онѣ далеко не такъ худы... Но вы думаете, что ее можно было заставить надѣть длинные чулки? Это была цѣ
лая трагедія. Мы думали, что она заболѣетъ. Такъ что мнѣ во
лей-неволей пришлось отказаться отъ этой мысли. Но увѣряю васъ, что это неприлично.
- Она - ребенокъ, донна Биче.
- Ребенокъ... Да, да. Но странный ребенокъ. Она остается имъ до тѣхъ поръ, пока свѣтитъ солнце, пока она бѣгаетъ по солнцу и по вѣтру съ растрепанными волосами, въ компаніи сво
ихъ бѣшеныхъ псовъ... Въ это время кажется, точно она опьянена воздухомъ и свѣтомъ. Но едва наступаетъ вечеръ - она мѣ
няется. Съ наступленіемъ сумерекъ, она забивается въ уголъ сада или у окна своей комнаты, и отъ ребенка, какимъ она была за минуту передъ тѣмъ, отъ раскраснѣвшейся, шумливой дѣвочки не остается и слѣда. Она становится молчаливой и задумчивой и не отвѣчаетъ ни слова, когда ее спрашиваютъ, что съ ней...
- Можетъ быть она чувствуетъ себя усталой отъ своей бѣготни?
- Нѣтъ, это другое. Это значитъ, что ребенокъ начинаетъ думать о чемъ-то новомъ. Наблюдательному глазу достаточно нѣ
которыхъ признаковъ... Полуоткрытый взглядъ, безсознательное движеніе, рука, опускающее платье на голую колѣнку или ста
рающаяся поправить волосы на затылокъ... Нѣкоторые неожиданные порывы нѣжности... Нѣкоторыя несвойственныя движенія нетерпѣнія... Слишкомъ тонкая проницательность... Ироническія за
мѣчанія... То продолжительное молчаніе, то непрерывный потокъ словъ и глубокая грусть, сосредоточенная во взглядѣ... Странное явленіе, которое меня очень безпокоитъ, милѣйшій Санна.
- Полно! Быть можетъ вы преувеличиваете. Всѣ дѣвочки въ четырнадцать лѣтъ таковы. У куколки выростаютъ крылышки.
- Знаю, знаю. Но у нея это происходитъ иначе, чѣмъ у другихъ. По крайней мѣрѣ, мнѣ такъ кажется... и въ особенности...
Донна Биче остановилась съ нѣжной и грустной улыбкой. - Что въ особенности?
- Знаете... я боюсь наслѣдственности ея отца.
Она замолчала, и Ремо Санна тоже замолчалъ. Потомъ она продолжала:
- Она такъ на него похожа. Даже слишкомъ. У нея его глубокій умъ и его легкое остроуміе. И она его обожаетъ: онъ для нея образецъ. Знаете ли, что когда онъ въ отсутствіи, какъ сейчасъ, и онъ ей пишетъ, она не позволяетъ мнѣ читать его писемъ.
- Въ самомъ дѣлѣ? Странный ребенокъ!
- Но есть также и еще другой человѣкъ, которымъ она восхищается почти такъ же, какъ своимъ отцомъ... Это - вы. Вы для нея такъ же, какъ и онъ, окружены ореоломъ. Къ тому же еще вы обладаете славой героя... Вы - человѣкъ, спавшій подъ
звѣздами, поднимавшійся по экваторіальнымъ рѣкамъ, жившій межъ дикарей и вывезшій ей съ Востока ея цыганское прозвище, которымъ она такъ гордится... Ахъ, моя бѣдная маленькая Джа
нулэ! Даже я не могу больше называть ее иначе. Оно такъ мило это имя и такъ идетъ къ вашей маленькой цыганочкѣ, но оно заставляетъ меня за нее дрожать. Я боюсь, какъ бы она не ока
залась и въ жизни Джанулэ, вмѣсто того, чтобы быть Джіованнеллой.
Они вошли, разговаривая, на веранду, всю увитую снаружи гроздями л иловатой ежевики.
- Успокойтесь, донна Биче, Джанулэ будетъ совершенствомъ. Вы дали ей то, что дастъ ей возможность гордиться собой, а отъ вашего мужа она унаслѣдовала остроуміе и веселость характера.
- Да будетъ такъ, мой другъ! Она позвонила.
- Вы не хотите подняться наверхъ? Вы не устали?
- Ни капли. Полчаса ѣзды въ автомобилѣ по прекрасной дорогѣ не доставили мнѣ ничего кромѣ удовольствія. Я даже не успѣлъ запылиться.
- Значитъ, вы выпьете чаю? - Съ наслажденіемъ.
Вошедшій слуга ждалъ приказанія.
- Принесите чай, Джіованни... Вы не знаете гдѣ Джанулэ? - Синьорина только что вернулась со стороны огорода. Она спросила, кто пріѣхалъ и когда она узнала, что это синьоръ Санна, убѣжала въ свою комнату... Она была вся грязная и ка
залась вышедшей изъ тины. Она позвала Серафину, чтобы та помогла ей одѣться...
- Хорошо, скажите ей, чтобы она поторопилась... Потомъ, обернувшись къ Ремо Санна:
- Она одѣвается для васъ, маленькая кокетка...
- Неужели! - сказалъ смѣясь Санна. - Для меня! Очень жаль. Мнѣ хотѣлось бы увидѣть ее цыганочкой.
- Я вамъговорила. Солнце уже зашло. Изъ сумерекъ появляется дѣвушка.
Ремо Санна вышелъ въ садъ и повернувшись къ окнамъ перваго этажа закричалъ:
- Джанулэ! Джанулэ!
Одинъ изъ рѣшетчатыхъ ставней открылся и маленькое блѣдное личико съ двумя большими черными и глубокими глазами появилось въ окнѣ.
- Добрый день... то-есть, добрый вечеръ... Извините .. Добро
пожаловать... Я сейчасъ спущусь внизъ. И исчезла.
- Джанулэ! Цыганочка!.. Развѣ такъ встрѣчаютъ жениха? - закричалъ ей Санна, смѣясь. - Въ такомъ случаѣ ты не получишь кольца.
Голосъ Джанулэ, изнутри, не сразу отвѣтилъ. Потомъ, разразившись отрывистымъ смѣхомъ, она закричала:
- Въ самомч, дѣлѣ? Вы не забыли?.. Я иду! Иду сейчасъ!.. Да нѣтъ же, Серафина, идіотка, не такъ!
Послышался шумъ, сопровождаемый звукомъ разбитаго стекла. - Что тамъ такое? - закричала донна Биче. - Что вы разбили? Молчанье. Потомъ раздался робкій голосъ Серафины. - Синьора, это коробка съ пудрой...
Донна Биче улыбнулась и покачала головой. Потомъ, обратившись къ Санна, повторила: - Маленькая кокетка...
Этотъ послѣдній, обернувшись къ окну, закричалъ: - Какой стыдъ! Цыганки не пудрятся! А Джанулэ, изнутри, отвѣтила:
- Нѣтъ, пудрятся. Пылью съ дороги... Но наши дороги слишкомъ чисты, и... Нѣтъ Серафина... Это не такъ... Синьоръ Ремо!..
- Что?
- Благодарю васъ за вашу карточку. Вы прислали ее мнѣ изъ Сиріи, неправда ли - Именно.
- Ай! Да не тяните такъ!.. А... а красивая сторона Сирія? - Очень.
- А вы много встрѣчали тамъ... Джанулэ? - Ни одной. Ихъ тамъ нѣтъ. - Правда? Неужели?! Гм!..
- Скорѣй, иди сюда, мартышка!- - закричала мать. - Она очаровательна, - прошепталъ Ремо Санна.
- Вотъ я и готова! Я иду! - раздался звонкій голосъ. Ремо Санна и донна Биче вернулись на веранду. - Что вы ей привезли, Санна? Кольцо?
- О, пустяки. Сирійское колечко. Бездѣлица.