- Нѣтъ, это слишкомъ смѣшно! И повторилъ:
- Надо уѣзжать.
И смѣхъ разомъ оборвался на его губахъ.
Въ эту минуту онъ услыхалъ за стекломъ какъ бы легкій шумъ. Его комната помѣщалась въ нижнемъ этажѣ и выходила въ садъ. Онъ подбѣжалъ къ окну и распахнулъ его. Онъ уви
далъ убѣгавшую бѣлую фигуру, скрывшуюся за верандой, среди вѣтвей блѣдно-лиловыхъ кустовъ ежевики.
- Джанулэ!.. - позвалъ онъ вполголоса съ бьющимся сердцемъ.
Никто не отвѣтилъ. Но вѣтви кустовъ затрещали и бѣлая фигура, которая едва виднѣлась въ темнотѣ, опустилась на землю. Подумавъ, что она упала, онъ выскочилъ изъ окна и бросился къ ней. Но нѣтъ, она только свернулась клубочкомъ на землѣ, чтобы спрятаться.
- Джанулэ! - прошепталъ онъ. - Что ты здѣсь дѣлаешь? Ты не спишь? Вставай скорѣй!
Джанулэ не отвѣчала: она сидѣла на землѣ, глядя исподлобья, кусая висящую вѣточку, съ черными-черными гла
зами, сверкавшими какъ звѣзды и казавшимися еще глубже и огромнѣе въ свѣтлой блѣдности маленькаго личика.
- Встань! - -повторилъ онъ ей.
Онъ протянулъ ей руку. Джанулэ встала. - Почему ты здѣсь?
Она пожала плечами и сдунула листъ, оставшійся у нея на губахъ.
- Я всегда гуляю вечеромъ... Я хожу смотрѣть на собакъ... - отвѣтила она, смотря, какъ бы разсѣянно, на свою правую руку и дѣлая видъ, что играетъ одѣтымъ на безыменномъ пальцѣ золотымъ обручикомъ.
Ремо Санна съ минуту молчалъ. Онъ пытался изслѣдовать себя, допросить, вывѣдать у себя, откуда происходило это невыразимое волненіе, которое онъ испытывалъ и которое его удивляло и пугало. Но ему это не удалось. Машинально онъ положилъ ей руку на голову, гладя ее по волосамъ и шепча:
- Полно, полно, малютка.,. Надо излѣчиться!
- Отъ чего? - отвѣтила дѣвочка, точно удивленно поднимая свою головку и смотря на него глазами, въ которыхъ дрожали и слезы, и улыбка. - Зачѣмъ излѣчиваться? Развѣ это болѣзнь?..
Ремо Санна не находилъ, что отвѣтить. Необъятная грусть охватила внезапно его сердце вмѣстѣ съ безмѣрной жалостью къ себѣ самому и къ этому маленькому созданьицу, всецѣло озаренному своимъ невиннымъ пламенемъ.
- Я ждала васъ... Вы вернулись... Вотъ и все, - сказала тихо Джанулэ, смотря въ другую сторону и поправляя сбившіеся на затылкѣ волосы.
- Ты меня ждала?.. Почему?
- Вы это сами знаете, - отвѣі ила дѣвочка серьезно.
Ремо почувствовалъ, какъ по его щекамъ скатились двѣ слезы. Взявъ обѣ руки Джанулэ въ свои и не сознавая хорошо ли то, что онъ говоритъ, спросилъ ее.
- Потому, что... ты меня любишь?
- Очень, - отвѣтилъ нѣжный голосокъ, твердо, безъ малѣй
шаго содроганія. - Меня?..
- Очень.
- О, бѣдная, бѣдная маленькая Джанулэ!.. Но вѣдь это же нелѣпо!.. - воскликнулъ Ремо Санна, стараясь смѣяться и съ катящимися изъ глазъ слезами.
- Почему?- - спросила задумчиво Джанулэ. - Развѣ я не люблю такъ же сильно своего отца? А вы такой же, какъ мой отецъ. Только вы мнѣ не отецъ...
Они оба замолчали, глядя другъ на друга. Потомъ Джанулэ отошла на нѣсколько шаговъ, протянула Ремо Санна свою ручку и прошептала смѣясь:
- Спокойной ночи, мальчикъ! О чемъ вы плачете? Это смѣшно!
И, обратившись снова въ прежнюю беззаботную, шалунью, она сдѣлала ему обычную гримасу.
Безконечная, болѣзненная, отчаянная нѣжность овладѣла тогда Ремо Санна. Удержавъ на мгновенье маленькую ручку, онъ обнялъ Джанулэ за голову и нагнулся, чтобы поцѣловать, какъ бывало много разъ, ея волосы. Но Джанулэ подняла свое личико и онъ почувствовалъ на своихъ сухихъ губахъ легкое прикосновеніе теплыхъ, влажныхъ, благоухающихъ устъ...
Одно мгновенье. Когда онъ, ошеломленный, открылъ глаза, Джанулэ была уже далеко. Онъ былъ одинъ въ темномъ саду, подъ безчисленными звѣздами осенняго неба, съ затаеннымъ въ сердцѣ упоеніемъ этой божественной минутой.
Онъ уѣхалъ на слѣдующій день. Онъ нашелъ предлогъ въ связи съ своимъ послѣднимъ путешествіемъ: спѣшный вызовъ его географическимъ обществомъ для доклада. И такъ какъ Джорджіо и донна Биче казались очень опечаленными его не
ожиданнымъ отъѣздомъ, онъ обѣщалъ вернуться: такъ, чтобы отдѣлаться. Джанулэ простилась съ нимъ весело, дергая его за усы и убѣжала съ собаками.
Два дня спустя отъ него пришло письмо съ благодарностью за оказанное гостепріимство. Потомъ въ продолженіе двухъ не
дѣль никакихъ извѣстій. Однажды вечеромъ, когда семья Ланци сидѣла за столомъ, пришло еще другое письмо. Джорджіо вскрылъ его и вдругъ воскликнулъ:
- О! о! Какая новость!.. Ремо женится...
- Правда? - спросила донна Биче. - На комъ онъ женится? - Онъ не говоритъ... На, вотъ, прочти...
Онъ протянулъ письмо своей женѣ и снова принялся ѣсть грушу.
- Скажите, пожалуйста! - произнесла, прочтя письмо, донна Биче. - Онъ держалъ это въ тайнѣ! Какой сюрпризъ! Впрочемъ,
это вполнѣ естественно. Онъ долженъ чувствовать усталость отъ своей бродячей жизни...
На этомъ разговоръ окончился. Никто не обратилъ вниманія на Джанулэ, которая встала и сѣла въ кресло.
- Что съ тобой Джанулэ? Ты устала? Ты какъ будто немного блѣдненькая сегодня вечеромъ?
- Мнѣ хочется спать, - отвѣтила спокойно дѣвочка - Мнѣ холодно.
- Дѣйствительно, становится свѣжо. И потомъ въ воздухѣ чувствуется сильная гроза, - замѣтила донна Биче, смотря въ окно. - Иди спать, дѣточка.
- Да, мама, я иду.
Она встала, простилась соннымъ голосомъ съ родителями и поднялась въ свою комнату.
Два часа спустя всѣ обитатели виллы Биче спали крѣпкимъ сномъ. Не спала только Джанулэ, - маленькая покинутая нёвѣста. Широко открытыми растерянными глазами она глядѣла въ темноту своей комнаты, освѣщаемой по временамъ блѣднымъ свѣ
томъ сверкавшей молніи, предвѣстницы надвигавшейся грозы. Она не плакала; она лежала въ своей бѣлой кроваткѣ, уткнув
шись головой въ подушки, неподвижная, съ едва прорывающимся по временамъ изъ горла сдерживаемымъ легкимъ всхлипываньемъ и съ широко открытымъ пристальнымъ взглядомъ, казавшимся еще глубже въ ночной темнотѣ, едва моргая рѣсницами при свѣтѣ молніи. Крупныя капли дождя начали хлестать по стекламъ. Верхушки деревьевъ яростно качались передъ окномъ, точно го
товясь сломаться. Окно содрогнулось отъ сухого удара. Сверкнула еще болѣе ослѣпительная молнія, прорѣзывая ночную тьму, сопровождаемая шумнымъ трескомъ. Гроза разразилась надъ одинокой виллой, надъ деревьями сада, съ трескомъ и шумомъ порывистаго вѣтра, свистомъ и ревомъ.
Джанулэ приподнялась и сѣла на постели, свѣсивъ изъ подъ одѣяла голыя ножки; она оставалась съ минуту неподвижной, прямая и стройная въ своей ночной рубашенкѣ, потомъ осторожно и легко ступая босыми ногами по комнатѣ, освѣщаемой ежеминутно быстрой молніей, сняла съ вѣшалки шаль,
закуталась въ нее, взглянула на колечко, блестѣвшее у нея на пальцѣ, поцѣловала его, тихонько открыла дверь и исчезла.
Гроза продолжала бушевать все сильнѣе и сильнѣе. Джанулэ уже вышла изъ виллы, перелѣзши черезъ заборъ. Попадая въ лужи голыми ногами, хлестаемая порывами ледяного вѣтра, про
низываемая до костей холодомъ, бѣлая тѣнь бѣжала все дальше, по горной тропинкѣ, по направленію къ нишѣ со статуей Мадонны, на которую за годъ передъ тѣмъ упала молнія. Но Ма
донна осталась невредимой, потому что это была Мадонна. Но Джанулэ думала, что она не уцѣлѣетъ, потому что она была только маленькимъ влюбленнымъ существомъ, которое всѣми си
лами стремилось умереть. И вотъ почему она бѣжала туда, чтобы призвать къ себѣ молнію, призвать ее на себя и на свое дорогое золотое колечко...
Она бѣжала, бѣжала, и ея ножки, исколотыя терновникомъ, обливались кровью, исцарапанныя и изрѣзанныя острыми камнями. Вершины каштановъ шумѣли и трещали, сотрясаемыя порывами вѣтра. Вся гора кругомъ ревѣла. Два зигзага молніи прорѣзали черное небо сквозь мчавшіяся галопомъ облака. Бѣлая тѣнь про
должала бѣжать съ прилипшими къ тѣлу, промокшими насквозь шалью и рубашенкой, запыхавшаяся и дрожащая, съ затемнен
ными глазами, обращенными вверхъ, въ темное пространство, гдѣ находилась ниша Мадонны.
Она добѣжала туда, борясь съ вѣтромъ, который, едва она