лицу. Вѣра Ростова остановилась, разговаривая съ однимъ изъ друзей Алессандро; замѣтивъ художника, она смѣло пошла къ нему навстрѣчу и протянула ему свою маленькую ручку, всю покрытую драгоцѣнными кольцами.
- Вы меня простили? - спросила она, увидя, что онъ ее узналъ. - Да, это я бѣглянка. Какая судьба постигла ваши картины?
- Ту, на которой изображены медвѣжьи шкуры, - отвѣтилъ смѣясь Алессандро, - оставила себѣ моя жена. Другая же была, -
если вы помните, - только начата и стоитъ еще на прежнемъ мѣстѣ въ углу, за занавѣской.
- Значитъ, она меня ждетъ? - сказала Вѣра спокойно и тоже смѣясь. - Жаль, что я не могу больше позировать!
- Да, жаль! - отозвался, какъ эхо, Алессандро.
- Послушайте Міари... - Вѣра Ростова шла съ нимъ, позволяя ему сопровождать себя, какъ бы оказывая милость. О, какъ была она теперь непохожа на маленькую, скромную Іоле, даже на ту, которую онъ видѣлъ выходящей, взбѣшенной, изъ-за ширмы и убѣгающей въ дверь прыжками молодой выгнанной пантеры. Теперь Алессандро удивлялся, какъ онъ могъ тотчасъ же ее узнать. Въ ней сквозило, несмотря на присущую ей женственную безпомощность, спокойное и увѣренное сознаніе своей силы и своего успѣха.
- Я видѣла сейчасъ, - говорила она, - синьору Клару. Я знаю, что вы счастливы. Одинъ разъ смерть оказалась своевременной и, взявъ ненужное никому существо, освободила васъ отъ цѣпей... Она слегка улыбалась, говоря это. И Алессандро не казалось стран
нымъ, ни оскорбительнымъ слышать изъ этихъ устъ имя своей жены. - Знаете? Даже синьора Клара меня узнала.
- А! - произнесъ Алессандро, не понимая, къ чему Іоле клонила свою рѣчь. Вѣра Ростова провела рукой по лбу. - Я обя
зана ей, - проговорила она медленно,- - самымъ мучительнымъ униженіемъ своей жизни. Тѣмъ не менѣе, я ей благодарна: это дало мнѣ потомъ много силы! Я захотѣла сдѣлаться кѣмъ-нибудь. Чему вы улыбаетесь?
- Я не улыбаюсь, - замѣтилъ смущенный Алессандро.
- Говоря, я захотѣла сдѣлаться кѣмъ-нибудь, я не хотѣла бы, чтобы вы понимали меня превратно. Чего могла добиться ма
ленькая Іоле, позировавшая голой въ мастерскихъ художниковъ?..
Въ томъ же мірѣ, который я имѣю подъ рукой, я - немного царица, - замѣтила она. И въ ея голосѣ зазвучала какъ бы вро
жденная гордость. Она продолжала: - Изъ всѣхъ случаевъ моей жизни - повѣрите ли вы мнѣ? - больше всего запечатлѣлась въ моей памяти сцена того дня. И сейчасъ, когда я увидѣла синьору, она вновь воскресла передъ моими глазами .. Послушайте Міари...
- Слушаю, - отвѣтилъ онъ холодно.
Вѣра Ростова засмѣялась слегка рѣзкимъ смѣхомъ, который могъ показаться дерзкимъ, но онъ не былъ дерзокъ.
- Не смотрите такъ на меня! Я согласна, что все это очень смѣшно. Но мнѣ всегда хотѣлось сказать вамъ, что... что я васъ никогда не любила. Нѣтъ. Я хочу, чтобы вы поняли... Надо, чтобы вы поняли, какъ вы меня въ этотъ день оскорбили. Хуже: уязвили до крови! - Ея голосъ сдѣлался жесткимъ. - Надо вспомнить или знать, что я не была тогда ни циничной, ни безчест
ной, что у меня не было любовника, что я смотрѣла на свое ремесло, какъ на средство, чтобы существовать. Моя мать зани
малась имъ и указала и мнѣ на него. Когда мнѣ приказывали раздѣваться, я этого никогда не совѣстилась. Когда на меня смотрѣли мужчины, я видѣла въ нихъ только художниковъ,
скульпторовъ, имѣвшихъ во мнѣ нужду для того, чтобы рисовать свои картины и лѣпить свои статуи. Когда же посторонніе муж
чины входили въ мастерскую, гдѣ я позировала, я не чувствовала себя никѣмъ другимъ, какъ только натурщицей той картины или
той статуи, на которую эти мужчины приходили смотрѣть. И я ихъ не стыдилась. Я была невиннымъ маленькимъ звѣрькомъ... Но однажды, передо мной, голой, совершенно голой, подъ устре
мленными на меня взорами десяти мужчинъ, предстала женщина,
созданная такъ же какъ и я: и я увидѣла ее передъ собой, голой, въ присутствіи десяти мужчинъ, увидѣла ее одѣтой, закутанной съ головы до ногъ. Ахъ, какъ была закутана въ этотъ день синьора Клара! Отъ нея не было видно ничего кромѣ глазъ. Ка
залось, что она одѣлась такъ нарочно, чтобы сильнѣе подчеркнуть контрастъ между собой и мною. Теперь, когда я... такъ измѣ
нилась, я могла бы сказать вамъ, что стоя, такъ одѣтая, передо мной, такой обнаженной, она была какъ бы... символомъ. Тогда я не могла бы объяснить вамъ всего того, что я говорю вамъ теперь, я не могла бы даже ихъ понять, я могла ихъ только чувствовать. Смутно чувствовать, охваченная невыразимымъ смятеньемъ, невыразимымъ стыдомъ, возмущеньемъ и .. ненавистью.
Да! потому что въ тотъ день я глубоко ненавидѣла синьору Клару. Мнѣ хотѣлось ее побить, укусить за то, что она вошла въ мастерскую, единственная женщина среди столькихъ муж
чинъ, давая мнѣ понять, что я не была такой же женщиной, какъ она, но существомъ съ нанятымъ тѣломъ, съ оплачиваемымъ по часамъ извѣстной суммой стыдомъ, словомъ... вещь, животное; но никто изъ васъ не понялъ, что я была невиннымъ непонимаю
щимъ звѣрькомъ. А невинные всегда бываютъ гордыми, даже если этого и не видно. И гордые могутъ ненавидѣть... - Ея лицо разгорѣлось подъ румянами: она, видимо, страдала. Алессандро смотрѣлъ на нее удивленный. Неужели это Іоле съ нимъ такъ говорила? Но Вѣра Ростова овладѣла собой и продолжала съ едва замѣтной дрожью въ голосѣ, который ей хотѣлось заставить казаться спокойнымъ.
- Правда, бываютъ разныя женщины. Но самое ужасное заключается въ томъ, когда это никогда не приходитъ въ голову и замѣчается вдругъ. Это ужасно. И никто изъ васъ даже не подумалъ, что мои слезы были слезами стыда, заговорившему во мнѣ отъ сознанія своего ужаснаго униженія?.. Что я плакала отъ оскорбленія, отъ негодованія, отъ ярости противъ всѣхъ васъ, такихъ жестокихъ, вы этого не поняли? Вы оскорбили меня, даже не замѣчая этого. И вы продолжали оскорблять меня, какъ я это узнала послѣ, предполагая, что я мечтала добиться любви одного изъ васъ. Добиться любви одного изъ васъ? Да развѣ любятъ такіе маленькіе, глупые и безстыдные звѣрьки, какъ я? Скажите мнѣ, Міари, развѣ любятъ? Нѣтъ! - Вѣра Ростова бросила на него дикій взглядъ, такой же, какъ въ тотъ день. Но онъ промелькнулъ быстро, какъ молнія, и она тотчасъ же опять по
вторила съ холодностью: - Нѣтъ. Почему же вы этого не по
няли?.. Почему никто изъ васъ этого не понялъ?.. Ни даже синьора Клара?
Алессандро сдѣлалъ уклончивый жестъ.
- Ни даже синьора Клара, - продолжала она, точно выводя заключеніе. - И мнѣ бы хотѣлось, чтобы она узнала теперь всю правду. Тѣмъ болѣе... тѣмъ болѣе, что если у нея есть душа, то она пойметъ. Вы мужчина, вы не можете понять. Вотъ и все:
мнѣ болѣе не о чемъ съ вами говорить, и я даже не знаю, зачѣмъ я вамъ это сказала. Теперь довольно.
Лицо Іоле, какъ лицо искусной актрисы, внезапно приняло вновь свое капризно-кокетливое выраженіе: она снова сдѣлалась изящной свѣтской женщиной, съ тѣмъ легкимъ оттѣнкомъ такта и достоинства, который окрашиваетъ сомнительность общественнаго положенія, придавая гетерамъ очаровательный видъ свѣтской дамы.
- Синьора Клара была со мной очень любезна, несмотря на то, что она меня узнала. Скажите ей пожалуйста, что въ тотъ день я только въ ея глазахъ увидѣла промелькнувшее выраженіе доброты... симпатіи., и, простите мнѣ это слово, братства. Да, въ ту минуту, когда я уходила. - Ея нѣжное личико приняло взволно
ванное выраженіе. - И если теперь я добилась извѣстнаго положенія - о, на мой взглядъ, конечно! - то, котораго я могла добиться, то-есть сдѣлалась Вѣрой Ростовой, маленькой царицей, фальшивой маленькой царицей, но
доброй царицей, то этимъ я обязана этому дню слезъ. Прощайте! - И кивкомъ головы она сдѣлала знакъ кому то, кого она одна видѣла среди толпы; графъ Ростовъ, улыбающійся, приблизился къ ней. Алессандро раскланялся.
- И знаешь, - они обожаютъ другъ друга? - говорилъ ему вечеромъ тотъ самый другъ, котораго онъ встрѣтилъ съ Іоле. - Русскіе такіе странные!
- А она не кажется тебѣ странной? - замѣтилъ задумчиво Алессандро. Когда онъ передавалъ своей женѣ подробности этой встрѣчи, Клара слушала его, нахмурившись, съ глазами, скрытыми длинными рѣсницами.
- Понимаю, - сказала она послѣ минутнаго молчанья. Но тотчасъ же, обвивъ руками шею мужа, она добавилй:
- Вѣдь она уѣзжаетъ, неправда-ли, эта Іоле?.. и она больше не вернется?..
Она была немного блѣдна, такъ же, какъ и пять лѣтъ тому назадъ.
Перев. съ итальянск. H. Р - ской.
- Вы меня простили? - спросила она, увидя, что онъ ее узналъ. - Да, это я бѣглянка. Какая судьба постигла ваши картины?
- Ту, на которой изображены медвѣжьи шкуры, - отвѣтилъ смѣясь Алессандро, - оставила себѣ моя жена. Другая же была, -
если вы помните, - только начата и стоитъ еще на прежнемъ мѣстѣ въ углу, за занавѣской.
- Значитъ, она меня ждетъ? - сказала Вѣра спокойно и тоже смѣясь. - Жаль, что я не могу больше позировать!
- Да, жаль! - отозвался, какъ эхо, Алессандро.
- Послушайте Міари... - Вѣра Ростова шла съ нимъ, позволяя ему сопровождать себя, какъ бы оказывая милость. О, какъ была она теперь непохожа на маленькую, скромную Іоле, даже на ту, которую онъ видѣлъ выходящей, взбѣшенной, изъ-за ширмы и убѣгающей въ дверь прыжками молодой выгнанной пантеры. Теперь Алессандро удивлялся, какъ онъ могъ тотчасъ же ее узнать. Въ ней сквозило, несмотря на присущую ей женственную безпомощность, спокойное и увѣренное сознаніе своей силы и своего успѣха.
- Я видѣла сейчасъ, - говорила она, - синьору Клару. Я знаю, что вы счастливы. Одинъ разъ смерть оказалась своевременной и, взявъ ненужное никому существо, освободила васъ отъ цѣпей... Она слегка улыбалась, говоря это. И Алессандро не казалось стран
нымъ, ни оскорбительнымъ слышать изъ этихъ устъ имя своей жены. - Знаете? Даже синьора Клара меня узнала.
- А! - произнесъ Алессандро, не понимая, къ чему Іоле клонила свою рѣчь. Вѣра Ростова провела рукой по лбу. - Я обя
зана ей, - проговорила она медленно,- - самымъ мучительнымъ униженіемъ своей жизни. Тѣмъ не менѣе, я ей благодарна: это дало мнѣ потомъ много силы! Я захотѣла сдѣлаться кѣмъ-нибудь. Чему вы улыбаетесь?
- Я не улыбаюсь, - замѣтилъ смущенный Алессандро.
- Говоря, я захотѣла сдѣлаться кѣмъ-нибудь, я не хотѣла бы, чтобы вы понимали меня превратно. Чего могла добиться ма
ленькая Іоле, позировавшая голой въ мастерскихъ художниковъ?..
Въ томъ же мірѣ, который я имѣю подъ рукой, я - немного царица, - замѣтила она. И въ ея голосѣ зазвучала какъ бы вро
жденная гордость. Она продолжала: - Изъ всѣхъ случаевъ моей жизни - повѣрите ли вы мнѣ? - больше всего запечатлѣлась въ моей памяти сцена того дня. И сейчасъ, когда я увидѣла синьору, она вновь воскресла передъ моими глазами .. Послушайте Міари...
- Слушаю, - отвѣтилъ онъ холодно.
Вѣра Ростова засмѣялась слегка рѣзкимъ смѣхомъ, который могъ показаться дерзкимъ, но онъ не былъ дерзокъ.
- Не смотрите такъ на меня! Я согласна, что все это очень смѣшно. Но мнѣ всегда хотѣлось сказать вамъ, что... что я васъ никогда не любила. Нѣтъ. Я хочу, чтобы вы поняли... Надо, чтобы вы поняли, какъ вы меня въ этотъ день оскорбили. Хуже: уязвили до крови! - Ея голосъ сдѣлался жесткимъ. - Надо вспомнить или знать, что я не была тогда ни циничной, ни безчест
ной, что у меня не было любовника, что я смотрѣла на свое ремесло, какъ на средство, чтобы существовать. Моя мать зани
малась имъ и указала и мнѣ на него. Когда мнѣ приказывали раздѣваться, я этого никогда не совѣстилась. Когда на меня смотрѣли мужчины, я видѣла въ нихъ только художниковъ,
скульпторовъ, имѣвшихъ во мнѣ нужду для того, чтобы рисовать свои картины и лѣпить свои статуи. Когда же посторонніе муж
чины входили въ мастерскую, гдѣ я позировала, я не чувствовала себя никѣмъ другимъ, какъ только натурщицей той картины или
той статуи, на которую эти мужчины приходили смотрѣть. И я ихъ не стыдилась. Я была невиннымъ маленькимъ звѣрькомъ... Но однажды, передо мной, голой, совершенно голой, подъ устре
мленными на меня взорами десяти мужчинъ, предстала женщина,
созданная такъ же какъ и я: и я увидѣла ее передъ собой, голой, въ присутствіи десяти мужчинъ, увидѣла ее одѣтой, закутанной съ головы до ногъ. Ахъ, какъ была закутана въ этотъ день синьора Клара! Отъ нея не было видно ничего кромѣ глазъ. Ка
залось, что она одѣлась такъ нарочно, чтобы сильнѣе подчеркнуть контрастъ между собой и мною. Теперь, когда я... такъ измѣ
нилась, я могла бы сказать вамъ, что стоя, такъ одѣтая, передо мной, такой обнаженной, она была какъ бы... символомъ. Тогда я не могла бы объяснить вамъ всего того, что я говорю вамъ теперь, я не могла бы даже ихъ понять, я могла ихъ только чувствовать. Смутно чувствовать, охваченная невыразимымъ смятеньемъ, невыразимымъ стыдомъ, возмущеньемъ и .. ненавистью.
Да! потому что въ тотъ день я глубоко ненавидѣла синьору Клару. Мнѣ хотѣлось ее побить, укусить за то, что она вошла въ мастерскую, единственная женщина среди столькихъ муж
чинъ, давая мнѣ понять, что я не была такой же женщиной, какъ она, но существомъ съ нанятымъ тѣломъ, съ оплачиваемымъ по часамъ извѣстной суммой стыдомъ, словомъ... вещь, животное; но никто изъ васъ не понялъ, что я была невиннымъ непонимаю
щимъ звѣрькомъ. А невинные всегда бываютъ гордыми, даже если этого и не видно. И гордые могутъ ненавидѣть... - Ея лицо разгорѣлось подъ румянами: она, видимо, страдала. Алессандро смотрѣлъ на нее удивленный. Неужели это Іоле съ нимъ такъ говорила? Но Вѣра Ростова овладѣла собой и продолжала съ едва замѣтной дрожью въ голосѣ, который ей хотѣлось заставить казаться спокойнымъ.
- Правда, бываютъ разныя женщины. Но самое ужасное заключается въ томъ, когда это никогда не приходитъ въ голову и замѣчается вдругъ. Это ужасно. И никто изъ васъ даже не подумалъ, что мои слезы были слезами стыда, заговорившему во мнѣ отъ сознанія своего ужаснаго униженія?.. Что я плакала отъ оскорбленія, отъ негодованія, отъ ярости противъ всѣхъ васъ, такихъ жестокихъ, вы этого не поняли? Вы оскорбили меня, даже не замѣчая этого. И вы продолжали оскорблять меня, какъ я это узнала послѣ, предполагая, что я мечтала добиться любви одного изъ васъ. Добиться любви одного изъ васъ? Да развѣ любятъ такіе маленькіе, глупые и безстыдные звѣрьки, какъ я? Скажите мнѣ, Міари, развѣ любятъ? Нѣтъ! - Вѣра Ростова бросила на него дикій взглядъ, такой же, какъ въ тотъ день. Но онъ промелькнулъ быстро, какъ молнія, и она тотчасъ же опять по
вторила съ холодностью: - Нѣтъ. Почему же вы этого не по
няли?.. Почему никто изъ васъ этого не понялъ?.. Ни даже синьора Клара?
Алессандро сдѣлалъ уклончивый жестъ.
- Ни даже синьора Клара, - продолжала она, точно выводя заключеніе. - И мнѣ бы хотѣлось, чтобы она узнала теперь всю правду. Тѣмъ болѣе... тѣмъ болѣе, что если у нея есть душа, то она пойметъ. Вы мужчина, вы не можете понять. Вотъ и все:
мнѣ болѣе не о чемъ съ вами говорить, и я даже не знаю, зачѣмъ я вамъ это сказала. Теперь довольно.
Лицо Іоле, какъ лицо искусной актрисы, внезапно приняло вновь свое капризно-кокетливое выраженіе: она снова сдѣлалась изящной свѣтской женщиной, съ тѣмъ легкимъ оттѣнкомъ такта и достоинства, который окрашиваетъ сомнительность общественнаго положенія, придавая гетерамъ очаровательный видъ свѣтской дамы.
- Синьора Клара была со мной очень любезна, несмотря на то, что она меня узнала. Скажите ей пожалуйста, что въ тотъ день я только въ ея глазахъ увидѣла промелькнувшее выраженіе доброты... симпатіи., и, простите мнѣ это слово, братства. Да, въ ту минуту, когда я уходила. - Ея нѣжное личико приняло взволно
ванное выраженіе. - И если теперь я добилась извѣстнаго положенія - о, на мой взглядъ, конечно! - то, котораго я могла добиться, то-есть сдѣлалась Вѣрой Ростовой, маленькой царицей, фальшивой маленькой царицей, но
доброй царицей, то этимъ я обязана этому дню слезъ. Прощайте! - И кивкомъ головы она сдѣлала знакъ кому то, кого она одна видѣла среди толпы; графъ Ростовъ, улыбающійся, приблизился къ ней. Алессандро раскланялся.
- И знаешь, - они обожаютъ другъ друга? - говорилъ ему вечеромъ тотъ самый другъ, котораго онъ встрѣтилъ съ Іоле. - Русскіе такіе странные!
- А она не кажется тебѣ странной? - замѣтилъ задумчиво Алессандро. Когда онъ передавалъ своей женѣ подробности этой встрѣчи, Клара слушала его, нахмурившись, съ глазами, скрытыми длинными рѣсницами.
- Понимаю, - сказала она послѣ минутнаго молчанья. Но тотчасъ же, обвивъ руками шею мужа, она добавилй:
- Вѣдь она уѣзжаетъ, неправда-ли, эта Іоле?.. и она больше не вернется?..
Она была немного блѣдна, такъ же, какъ и пять лѣтъ тому назадъ.
Перев. съ итальянск. H. Р - ской.