А. Дювернуа.
Леопольдъ Фаринель, несмотря на свой громадный опытъ въ любви и на свой возрастъ, сохранилъ всю свою юношескую застѣнчивость и робость. Прощаясь съ своей подругой Гобеттой, онъ сказалъ ей, какъ бы совершенно равнодушно:
- Когда я уйду, посмотри въ своемъ письменномъ столѣ, ты найдешь тамъ маленькій подарокъ ко дню твоего рожденья.
- О, я совсѣмъ не любопытна, - отвѣчала Гобетта.
При этомъ она его поцѣловала съ такимъ видомъ, что ему ничего болѣе не оставалось сдѣлать, какъ уйти.
- О, сказалъ Фаринель, цѣлуя на прощанье ея руку, - - тебѣ не за что благодарить меня! Я всегда останусь твоимъ должникомъ. Люди воображаютъ, что они ничѣмъ болѣе не обя
заны розѣ, которая даритъ ихъ своимъ ароматомъ, если они ставятъ ее въ драгоцѣнную вазу, - съ этими словами онъ вышелъ.
Жозефина, - позвала Гобетта, - подите сюда, посмотрите, что принесъ мнѣ мой консулъ.
Она называла такъ Фаринеля въ память объ одной знаменитой обезьянѣ. Консулъ принесъ ей какую-то блестящую драгоцѣнность. И когда Жозефина, придя въ восхищеніе отъ этой, драгоцѣнности, начала охать и ахать, Гобетта осадила ее:
- Подумаешь, какая драгоцѣнность! Только что онъ самъ сказалъ мнѣ: „Если я дарю вамъ свой ароматъ, а вы дарите мнѣ за это вазу, то вы думаете, что расквитались со мной?“
- Совершенно вѣрно, сударыня, - отвѣтила Жозефина, которая не всегда понимала всю глубину странныхъ рѣчей своей госпожи.
Черезъ нѣкоторое время пришелъ молодой Рауль Лекалёръ и принесъ съ собой объемистый пакетъ.
- Великолѣпно, - воскликнула Гобетта, - что ты принесъ мнѣ опять, мой любимый? Бѣдняжка! Тебѣ, навѣрное, очень жарко и хочется пить! Хочешь чего-нибудь? По крайней мѣрѣ, ты любишь меня? Гдѣ ножницы? Ахъ, какъ интересно узнать что тамъ такое? Я обожаю тебя. Ну, поцѣлуй же меня... Отъ тебя пахнетъ акаціей. Откуда ты явился, негодный? Ножницы! Боже, какой большой пакетъ!
Рауль Лекалёръ развязалъ пакетъ. Несмотря на то, что онъ едва только вышелъ изъ юношескаго возраста и своей стройной нервной фигурой, гладко выбритымъ лицомъ и безукоризненно расчесаннымъ проборомъ олицетворялъ типъ моднаго молодого человѣка, та манера, съ которой онъ развязывалъ веревки и развертывалъ бумагу, свидѣтельствовала о его зрѣлой расчетливой и размѣренной буржуазной натурѣ.
- О, какъ это красиво, но для чего это?
- Это пюпитръ, - на немъ можно писать. Мнѣ хотѣлось подарить тебѣ что-нибудь полезное. Этотъ пюпитръ изъ краснаго дерева и обтянутъ кожей; стиль восемнадцатаго столѣтія. Я знаю толкъ въ такихъ вещахъ: онъ принадлежалъ, навѣрное, какойнибудь маркизѣ. Въ этомъ пюпитрѣ три чернильницы и поэтому я принесъ тебѣ синія, лиловыя и красныя чернила. Внутри ты найдешь тетрадь...
- Я хочу писать, сейчасъ же! Жозефина! Жозефина! Посмотрите, что принесъ мнѣ Рауль! Пюпитръ маркизы восемнадцатаго столѣтія! Я хочу сейчасъ же написать что-нибудь! Принесите мнѣ вашу расходную книжку!
Рауль нѣсколько поблѣднѣлъ и, выславъ Жозефину изъ комнаты, сказалъ довольно сухимъ тономъ:
- Дорогая моя, твое отсутствіе вкуса приводитъ меня въ изумленіе. Этотъ пюпитръ не подходитъ для кухонныхъ расчетовъ! - Но, Боже мой, что же я могу еще писать?
- Ну, я не знаю!.. Посмотри, какая это прелестная тетрадь! Ну, хотя бы, начни вести свой дневникъ...
- Что такое? Я не понимаю!..
- Ну, вечеромъ, ты, напримѣръ, вспоминаешь всѣ событія, которыя произошли съ тобой за цѣлый день.
- Но у меня не бываетъ никогда никакихъ событій...
- Ты вспоминаешь о томъ, что ты видѣла и что чувствовала въ теченіе всего дня... Вотъ у тебя будетъ надежный товарищъ, которому ты можешь разсказывать все, тѣмъ болѣе надежный, что пюпитръ очень хорошо запирается. Это блестящая мысль, Начни вести дневникъ! Всѣ знатныя молодыя женщины дѣлаютъ это. И когда ты привыкнешь къ этому, ты уже не сможешь обойтись безъ твоего дневника... Подожди, я напишу на первой страницѣ: „Дневникъ Гобетты .
- Но, милый, у меня нѣтъ никакого стиля.
- Ничего, ты вѣдь будешь писать только для себя самой. Ну, вотъ, ты теперь строишь недовольное лицо. Замѣчательно веселый вечеръ! Очень пріятно дѣлать тебѣ подарки..
- Я люблю твои подарки потому, что я люблю тебя. И я обѣщаю тебѣ, что завтра же я начну записывать мои воспоминанія. А пока сядемъ и скажи мнѣ что-нибудь ласковое, мой любимый...
- Я купилъ этотъ пюпитръ въ одномъ изъ первыхъ магазиновъ древностей...
Въ слѣдующій вечеръ Гобетта начала вести свой дневникъ.
2 сентября. - Я проснулась въ полдень. Когда я просыпаюсь только въ двѣнадцать часовъ я ощущаю какой то укоръ въ моемъ желудкѣ. Это ощущеніе проходитъ только послѣ очень горячаго шоколада. Счетъ отъ прачки: 65 франк. и 65 сантим. Погода очень хорошая. Эти 65 сантимовъ я скинула со счета. Я совсѣмъ рѣ
шилась жить вмѣстѣ съ моимъ Раулемъ. Кромѣ того я рѣшила купить себѣ новомодное манто, отдѣланное шиншиля и тюлемъ.
Къ завтраку - консулъ. Онъ разсказывалъ мнѣ о своей молодости и о нѣкой Троньонъ, которая танцовала канканъ, когда еще не существовало танго. Онъ обманывалъ ее съ другой. Я подумала при этомъ о Раулѣ, который можетъ быть поступаетъ такъ же и со мной и начала плакать. Онъ даже не спросилъ меня о чемъ я плачу. У него есть свои недостатки, но онъ не любопы
тенъ. Онъ назвалъ меня только своей милой дѣвочкой и добавилъ, что теперь я могу разсказывать ему о всѣхъ моихъ невзгодахъ, такъ какъ онъ теперь вошелъ въ такой возрастъ, когда мужчины начинаютъ понимать женщинъ. Я вытерла слезы и посмотрѣла на стѣнные часы. Стоитъ мнѣ посмотрѣть на часы и онъ сейчасъ же уходитъ. У него есть свои недостатки, но онъ тактиченъ...
Жозефина спросила меня: „Убрался уже консулъ? “ И я отвѣтила ей: я могу еще называть его консуломъ потому, что мнѣ приходится переносить отъ него непріятности, а вы отъ него не имѣете никакихъ непріятностей и получаете деньги, вы могли бы называть его „господиномъ“. Дура эта Жозефина, и гдѣ только служила она раньше? Въ четыре часа чай: Люсьена, Модъ и Розетта. Я показала мои подарки. Розетта утверждаетъ, что мой пюпитръ можно получить за 59 франковъ въ базарѣ но
востей. Моими единственными врагами являются все-таки мои подруги; въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія.
Обѣдъ съ моимъ Руалемъ въ ресторанѣ. Какой-то идіотъ дѣлаетъ мнѣ довольно ясные знаки. Рауль утверждаетъ, что въ этомъ виновата я. Я люблю Рауля больше, когда мы съ нимъ наединѣ. Онъ снова говорилъ со мной о пюпитрѣ, который обошелся ему въ пятьдесятъ луидоровъ. Его отецъ служитъ въ боль
шомъ торговомъ дѣлѣ и поэтому Рауль придаетъ большое значеніе цѣнамъ. Обѣды съ Раулемъ продолжаются всегда очень недолго: послѣ жаркого онъ всегда заказываетъ кофе. Мнѣ хотѣлось ласки. Я охотно отдала бы мою новую шляпу съ перьями за одно ласковое слово... Но я уже давно замѣчаю, что о любви не говорятъ только тѣ, кого ты любишь.
Въ десять часовъ я осталась одна. Я протелефонировала консулу, чтобы, по крайней мѣрѣ, еще разъ услышать искреннее пожеланіе „добраго вечера . Консулъ живетъ въ старомъ домѣ со старой кухаркой и со старымъ лакеемъ. Онъ уже лежалъ въ постели и спалъ; ему снилась я. По телефону его голосъ кажется совсѣмъ молодымъ, и онъ не заикается такъ, какъ когда объ
ясняется мнѣ въ любви. Онъ умѣетъ разговаривать. Я могла бы часами слушать его. Даже когда, онъ разказываетъ о самомъ себѣ, я знаю, что онъ говоритъ обо мнѣ. Телефонистка разъединила насъ... Мнѣ очень скучно...
Таково было начало дневника Гобетты. Когда она прочла его, она была до того растрогана, что начала раздумывать первый разъ въ жизни. Мысли, записанныя на бумагѣ приняли совершенно особый характеръ. Очень часто дѣлаешь многое, не отдавая себѣ отчета; но когда хорошенько подумаешь, то часто приходишь въ ужасъ.
- Ну! Что это значитъ!? - закричалъ Рауль. Гобетта пожала плечами.
- Можетъ быть, ты не любишь меня больше? - пошутилъ Рауль, слишкомъ увѣренный въ самомъ себѣ.
- Нѣтъ, - отвѣтила Гобетта.
Отъ изумленія Рауль чуть не упалъ въ обморокъ. - За что же вдругъ? - За пюпитръ.
- За пюпитръ?
- Да, и за дневникъ...
- Можетъ быть, ты все-таки объяснишься?
Она сдѣлала усталое движеніе. Зачѣмъ? Потомъ сказала:
- Ты не представляешь себѣ, что это значитъ, записывать всѣ свои мысли и затѣмъ прочесть ихъ. Это все равно, что сфотографировать свою печаль. Что ты хочешь? Тебѣ не слѣдовало учить меня разбираться въ моихъ чувствахъ...
Перев. М. Г,
Леопольдъ Фаринель, несмотря на свой громадный опытъ въ любви и на свой возрастъ, сохранилъ всю свою юношескую застѣнчивость и робость. Прощаясь съ своей подругой Гобеттой, онъ сказалъ ей, какъ бы совершенно равнодушно:
- Когда я уйду, посмотри въ своемъ письменномъ столѣ, ты найдешь тамъ маленькій подарокъ ко дню твоего рожденья.
- О, я совсѣмъ не любопытна, - отвѣчала Гобетта.
При этомъ она его поцѣловала съ такимъ видомъ, что ему ничего болѣе не оставалось сдѣлать, какъ уйти.
- О, сказалъ Фаринель, цѣлуя на прощанье ея руку, - - тебѣ не за что благодарить меня! Я всегда останусь твоимъ должникомъ. Люди воображаютъ, что они ничѣмъ болѣе не обя
заны розѣ, которая даритъ ихъ своимъ ароматомъ, если они ставятъ ее въ драгоцѣнную вазу, - съ этими словами онъ вышелъ.
Жозефина, - позвала Гобетта, - подите сюда, посмотрите, что принесъ мнѣ мой консулъ.
Она называла такъ Фаринеля въ память объ одной знаменитой обезьянѣ. Консулъ принесъ ей какую-то блестящую драгоцѣнность. И когда Жозефина, придя въ восхищеніе отъ этой, драгоцѣнности, начала охать и ахать, Гобетта осадила ее:
- Подумаешь, какая драгоцѣнность! Только что онъ самъ сказалъ мнѣ: „Если я дарю вамъ свой ароматъ, а вы дарите мнѣ за это вазу, то вы думаете, что расквитались со мной?“
- Совершенно вѣрно, сударыня, - отвѣтила Жозефина, которая не всегда понимала всю глубину странныхъ рѣчей своей госпожи.
Черезъ нѣкоторое время пришелъ молодой Рауль Лекалёръ и принесъ съ собой объемистый пакетъ.
- Великолѣпно, - воскликнула Гобетта, - что ты принесъ мнѣ опять, мой любимый? Бѣдняжка! Тебѣ, навѣрное, очень жарко и хочется пить! Хочешь чего-нибудь? По крайней мѣрѣ, ты любишь меня? Гдѣ ножницы? Ахъ, какъ интересно узнать что тамъ такое? Я обожаю тебя. Ну, поцѣлуй же меня... Отъ тебя пахнетъ акаціей. Откуда ты явился, негодный? Ножницы! Боже, какой большой пакетъ!
Рауль Лекалёръ развязалъ пакетъ. Несмотря на то, что онъ едва только вышелъ изъ юношескаго возраста и своей стройной нервной фигурой, гладко выбритымъ лицомъ и безукоризненно расчесаннымъ проборомъ олицетворялъ типъ моднаго молодого человѣка, та манера, съ которой онъ развязывалъ веревки и развертывалъ бумагу, свидѣтельствовала о его зрѣлой расчетливой и размѣренной буржуазной натурѣ.
- О, какъ это красиво, но для чего это?
- Это пюпитръ, - на немъ можно писать. Мнѣ хотѣлось подарить тебѣ что-нибудь полезное. Этотъ пюпитръ изъ краснаго дерева и обтянутъ кожей; стиль восемнадцатаго столѣтія. Я знаю толкъ въ такихъ вещахъ: онъ принадлежалъ, навѣрное, какойнибудь маркизѣ. Въ этомъ пюпитрѣ три чернильницы и поэтому я принесъ тебѣ синія, лиловыя и красныя чернила. Внутри ты найдешь тетрадь...
- Я хочу писать, сейчасъ же! Жозефина! Жозефина! Посмотрите, что принесъ мнѣ Рауль! Пюпитръ маркизы восемнадцатаго столѣтія! Я хочу сейчасъ же написать что-нибудь! Принесите мнѣ вашу расходную книжку!
Рауль нѣсколько поблѣднѣлъ и, выславъ Жозефину изъ комнаты, сказалъ довольно сухимъ тономъ:
- Дорогая моя, твое отсутствіе вкуса приводитъ меня въ изумленіе. Этотъ пюпитръ не подходитъ для кухонныхъ расчетовъ! - Но, Боже мой, что же я могу еще писать?
- Ну, я не знаю!.. Посмотри, какая это прелестная тетрадь! Ну, хотя бы, начни вести свой дневникъ...
- Что такое? Я не понимаю!..
- Ну, вечеромъ, ты, напримѣръ, вспоминаешь всѣ событія, которыя произошли съ тобой за цѣлый день.
- Но у меня не бываетъ никогда никакихъ событій...
- Ты вспоминаешь о томъ, что ты видѣла и что чувствовала въ теченіе всего дня... Вотъ у тебя будетъ надежный товарищъ, которому ты можешь разсказывать все, тѣмъ болѣе надежный, что пюпитръ очень хорошо запирается. Это блестящая мысль, Начни вести дневникъ! Всѣ знатныя молодыя женщины дѣлаютъ это. И когда ты привыкнешь къ этому, ты уже не сможешь обойтись безъ твоего дневника... Подожди, я напишу на первой страницѣ: „Дневникъ Гобетты .
- Но, милый, у меня нѣтъ никакого стиля.
- Ничего, ты вѣдь будешь писать только для себя самой. Ну, вотъ, ты теперь строишь недовольное лицо. Замѣчательно веселый вечеръ! Очень пріятно дѣлать тебѣ подарки..
- Я люблю твои подарки потому, что я люблю тебя. И я обѣщаю тебѣ, что завтра же я начну записывать мои воспоминанія. А пока сядемъ и скажи мнѣ что-нибудь ласковое, мой любимый...
- Я купилъ этотъ пюпитръ въ одномъ изъ первыхъ магазиновъ древностей...
Въ слѣдующій вечеръ Гобетта начала вести свой дневникъ.
2 сентября. - Я проснулась въ полдень. Когда я просыпаюсь только въ двѣнадцать часовъ я ощущаю какой то укоръ въ моемъ желудкѣ. Это ощущеніе проходитъ только послѣ очень горячаго шоколада. Счетъ отъ прачки: 65 франк. и 65 сантим. Погода очень хорошая. Эти 65 сантимовъ я скинула со счета. Я совсѣмъ рѣ
шилась жить вмѣстѣ съ моимъ Раулемъ. Кромѣ того я рѣшила купить себѣ новомодное манто, отдѣланное шиншиля и тюлемъ.
Къ завтраку - консулъ. Онъ разсказывалъ мнѣ о своей молодости и о нѣкой Троньонъ, которая танцовала канканъ, когда еще не существовало танго. Онъ обманывалъ ее съ другой. Я подумала при этомъ о Раулѣ, который можетъ быть поступаетъ такъ же и со мной и начала плакать. Онъ даже не спросилъ меня о чемъ я плачу. У него есть свои недостатки, но онъ не любопы
тенъ. Онъ назвалъ меня только своей милой дѣвочкой и добавилъ, что теперь я могу разсказывать ему о всѣхъ моихъ невзгодахъ, такъ какъ онъ теперь вошелъ въ такой возрастъ, когда мужчины начинаютъ понимать женщинъ. Я вытерла слезы и посмотрѣла на стѣнные часы. Стоитъ мнѣ посмотрѣть на часы и онъ сейчасъ же уходитъ. У него есть свои недостатки, но онъ тактиченъ...
Жозефина спросила меня: „Убрался уже консулъ? “ И я отвѣтила ей: я могу еще называть его консуломъ потому, что мнѣ приходится переносить отъ него непріятности, а вы отъ него не имѣете никакихъ непріятностей и получаете деньги, вы могли бы называть его „господиномъ“. Дура эта Жозефина, и гдѣ только служила она раньше? Въ четыре часа чай: Люсьена, Модъ и Розетта. Я показала мои подарки. Розетта утверждаетъ, что мой пюпитръ можно получить за 59 франковъ въ базарѣ но
востей. Моими единственными врагами являются все-таки мои подруги; въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія.
Обѣдъ съ моимъ Руалемъ въ ресторанѣ. Какой-то идіотъ дѣлаетъ мнѣ довольно ясные знаки. Рауль утверждаетъ, что въ этомъ виновата я. Я люблю Рауля больше, когда мы съ нимъ наединѣ. Онъ снова говорилъ со мной о пюпитрѣ, который обошелся ему въ пятьдесятъ луидоровъ. Его отецъ служитъ въ боль
шомъ торговомъ дѣлѣ и поэтому Рауль придаетъ большое значеніе цѣнамъ. Обѣды съ Раулемъ продолжаются всегда очень недолго: послѣ жаркого онъ всегда заказываетъ кофе. Мнѣ хотѣлось ласки. Я охотно отдала бы мою новую шляпу съ перьями за одно ласковое слово... Но я уже давно замѣчаю, что о любви не говорятъ только тѣ, кого ты любишь.
Въ десять часовъ я осталась одна. Я протелефонировала консулу, чтобы, по крайней мѣрѣ, еще разъ услышать искреннее пожеланіе „добраго вечера . Консулъ живетъ въ старомъ домѣ со старой кухаркой и со старымъ лакеемъ. Онъ уже лежалъ въ постели и спалъ; ему снилась я. По телефону его голосъ кажется совсѣмъ молодымъ, и онъ не заикается такъ, какъ когда объ
ясняется мнѣ въ любви. Онъ умѣетъ разговаривать. Я могла бы часами слушать его. Даже когда, онъ разказываетъ о самомъ себѣ, я знаю, что онъ говоритъ обо мнѣ. Телефонистка разъединила насъ... Мнѣ очень скучно...
Таково было начало дневника Гобетты. Когда она прочла его, она была до того растрогана, что начала раздумывать первый разъ въ жизни. Мысли, записанныя на бумагѣ приняли совершенно особый характеръ. Очень часто дѣлаешь многое, не отдавая себѣ отчета; но когда хорошенько подумаешь, то часто приходишь въ ужасъ.
- Ну! Что это значитъ!? - закричалъ Рауль. Гобетта пожала плечами.
- Можетъ быть, ты не любишь меня больше? - пошутилъ Рауль, слишкомъ увѣренный въ самомъ себѣ.
- Нѣтъ, - отвѣтила Гобетта.
Отъ изумленія Рауль чуть не упалъ въ обморокъ. - За что же вдругъ? - За пюпитръ.
- За пюпитръ?
- Да, и за дневникъ...
- Можетъ быть, ты все-таки объяснишься?
Она сдѣлала усталое движеніе. Зачѣмъ? Потомъ сказала:
- Ты не представляешь себѣ, что это значитъ, записывать всѣ свои мысли и затѣмъ прочесть ихъ. Это все равно, что сфотографировать свою печаль. Что ты хочешь? Тебѣ не слѣдовало учить меня разбираться въ моихъ чувствахъ...
Перев. М. Г,