Но она не встала, чувствуя потребность оправдаться передъ нимъ, покаяться. И въ свою очередь стала разсказывать ему тотъ же разсказъ - подъема и опасности - и когда кончила, поднялась со стула живая и облегченная, какъ въ тѣ времена, когда дѣвочкой она выходила изъ исповѣдальни.
Она зажгла свѣтъ: три лампочки, четыре; нѣтъ, довольно одной. Она чувствовала въ глубинѣ страхъ показать священнику свое лицо, обожженное грѣхомъ; она не забыла, кто былъ онъ: судья! Она не осмѣлилась даже поднять на него глазъ, когда отдавала ему письмо и смотрѣла на его руку. Но рука не про
тягивалась, какъ будто не могла оторваться отъ изгиба стула, который она конвульсивно сжимала, - сухая, костлявая рука, суставы которой выступали изъ кожи.
Тогда она подняла глаза, и онъ, трепетно ожидавшій этой минуты, взялъ изъ ея рукъ письмо. Ихъ взоры встрѣтились. Они снова могли смотрѣть другъ на друга: они были равны, -
одинъ и тотъ же грѣховный огонь горѣлъ у нихъ въ глазахъ, въ этихъ глазахъ друзей, сдѣлавшихся врагами, которые на одинъ мигъ бросили вызовъ другъ другу и вновь опустились побѣж
денные, потому-что въ этотъ моментъ женщина взяла изъ его рукъ письмо, и онъ понялъ, что она сдѣлала это изъ недовѣрія, а не изъ жалости къ нему.
„Въ НИХЪ онъ обҌихъ достигъ Крайнихъ искусства высотъ .
Такъ гласитъ старинная греческая эпиграмма о знаменитѣйшихъ женскихъ образахъ Софокла - Антигонѣ и Электрѣ.
И теперь, спустя уже тысячелѣтія, мы можемъ подтвердить сужденіе древняго грека: эти творенія Софокла и по сіе время принадлежатъ къ „крайнимъ высотамъ искусства .
Но если образъ Антигоны и сейчасъ воспринимается нами во всей его обаятельности безъ какого-либо внутренняго противодѣйствія, то по отношенію къ образу Электры такое противо
дѣйствіе съ нашей стороны неизбѣжно. Во всей трагедіи „Электра и особенно въ образѣ ея героини есть нѣчто такое, съ чѣмъ не можетъ мириться наше чувство.
Электра является вдохновительницей мщенія родной матери Клитемнестрѣ за кровь отца. Исполнителемъ долга мщенія яв
ляется ея братъ Орестъ. И Электра побуждаетъ его на кровавое дѣло убійства матери, она вдохновляетъ Ореста въ самый страшный и трагическій моментъ.
Когда Орестъ (это происходитъ у Софокла за сценой) поднимаетъ надъ матерью мечъ, раздается крикъ Клитемнестры:
- Дитя, дитя мое! Мать пожалѣй!
Ей отвѣчаетъ Электра (слушающая то, что происходитъ, со сцены):
- А ты его жалѣла,
Жалѣла ты родителя его?
Затѣмъ снова крикъ Клитемнестры:
- Ударилъ ты !
И въ отвѣтъ на него Электра кричитъ изступленно:
- Коль ты силенъ, еще разъ!
По замыслу поэта, зритель долженъ получить нравственное удовлетвореніе отъ развязки трагедіи. Но въ наше время эта развязка, наоборотъ, наноситъ нравственному чувству тяжкій ударъ. А сама Электра, яростная и кровожадная, въ этой сценѣ рѣшительно отвращаетъ отъ себя.
Въ данномъ случаѣ между нами и греками софокловскаго времени легла глубокая пропасть. Идея возмездія, какъ она существуетъ у насъ, теперь, послѣ почти двухъ тысячъ лѣтъ христіан
ства, безконечно далека уже отъ еще жившаго въ то время долга кровавой мести.
Какъ бы ни была преступна мать, какъ ни виновна передъ супругомъ (при ея участіи убитомъ) и передъ сыномъ (отъ нея спасенномъ, но предназначенномъ ею къ смерти - поэтому Электра говоритъ „жалѣла ты его , т.-е. Ореста), но мы все же не
*) Поводомъ къ написанію настоящей статьи послужило появленіе прекраснаго изданія - перваго тома драмъ Софокла въ переводѣ и со статьями Ѳ. Зѣлинскаго.
можемъ безъ глубокаго содроганія представить себѣ картину осуществленія дѣтьми кровавой расправы надъ матерью.
Но справедливо ли въ то же время сводить на этомъ основаніи Электру съ того высокаго пьедестала, на которомъ стояла она въ глазахъ современниковъ Софокла?
Конечно, нѣтъ. Пусть мы не всегда можемъ раздѣлить чувства Электры. Но мы обязаны преклониться передъ тѣмъ, что составляетъ истинное величіе ея души. Если даже отвлечься отъ кон
кретныхъ чувствъ и побужденій Электры, ея образъ сохранитъ всякую непреходящую цѣнность, какъ живой символъ, какъ воплощеніе высшей преданности долгу, служенія высокой нравственной идеѣ.
Потому что идея возмездія была въ то же время - и такъ переживалась Электрой - высокая нравственная идея. Въ домѣ матери своей Электра плакала, не осушая глазъ. И этимъ она непрерывно осуществляла свой долгъ: плачъ былъ какъ бы заупо
койнымъ обрядомъ, необходимымъ для оскорбленной души до тѣхъ поръ, пока она не получитъ удовлетворенія и успокоенія.
Какъ живой укоръ, стоитъ Электра передъ лицомъ своей матери и не стѣсняется порицать ее словами рѣзкаго осужденія. Клитемнестра ненавидитъ ее, старается унизить, но въ то же время порою невольно поддается глубокому обаянію ея личности. И порою жаждетъ оправдать себя въ глазахъ дочери.
Софоклъ придалъ особую прелесть образу Электры тѣмъ, что отнюдь не изобразилъ слишкомъ мужественной эту героиню-мстительницу. Онъ даетъ штрихи, подчеркивающіе и ея женствен
ность. Электра мужественна, мстительна, кровожадна потому, что на нее падаетъ священный долгъ мести. И апогеемъ этой ея мужественности является тотъ моментъ, когда она „узнаетъ
(на самомъ дѣлѣ слышитъ ложную вѣсть) о смерти Ореста. Тогда (но только тогда) рѣшаетъ она взять на себя мужское дѣло убійства.
Рядомъ съ Электрой Софоклъ поставилъ образъ ея сестры Хрисоеемиды - милый, нѣжный образъ женщины, но только жен
щины. Электра прежде всего человѣкъ долга, но въ то же время она и вполнѣ женщина.
Въ своемъ плачѣ она упорно возвращается къ мысли о томъ, что ея женское назначеніе остается неосуществленнымъ въ ожиданіи исполненія велѣній долга.
Его (т.-е. Ореста) весь вѣкъ безплодно дожидаясь, Безъ брачныхъ узъ и безъ дѣтей я чахну.
И далѣе:
Проходятъ дни, силъ нѣтъ бороться.
Столько ужъ лѣтъ сиротой изнывала я, Ласки не зная супруга любимаго.
Другой разъ женственная нѣжность души Электры проявляется въ сценѣ встрѣчи съ братомъ. И въ то же время - очень важная черта! - тутъ сказывается готовность женщинъ подчиняться муж
чинѣ, покорить ему свою волю. А вѣдь Электра - старшая сестра, она спасла брата отъ гибели.
Какъ будто съ возвращеніемъ Ореста оканчивается „мужская миссія Электры.
О, братъ мой, все что важнымъ ты считаешь, И мнѣ законъ...
Отнынѣ ты мой повелитель.
Итакъ, Электра вовсе не воплощеніе злобы и кровожадности, отнюдь не женщина, утратившая свою женственность. Напротивъ,
она надѣлена всѣми нѣжными чертами женской натуры. Но она въ то же время - человѣкъ въ самомъ полномъ и высокомъ смыслѣ. Соединяя въ себѣ всю полноту человѣческаго достоин
ства она - когда таково велѣніе долга - можетъ стать мужчиной по духу.
Отъ личнаго счастья, отъ всякихъ радостей отреклась она. Она отклоняетъ отъ себя утѣшеніе.
Не хочу отказаться отъ плача я - Плача о смерти отца горемычнаго.
И когда наступаетъ часъ возмездія - для нея часы освобожденія - она обращаетъ къ Аполлону молитву, полную величественнаго достоинства.
Тебѣ не разъ усердною рукою
Даровъ посильныхъ долю я несла;
Тебя и нынѣ съ почестью посильной Прошу, молю и заклинаю я:
О Аполлонъ Никейскій! Въ дѣлѣ нашемъ Яви намъ помощь милостью своей!
Пусть знаютъ люди, какова награда Несчастію отъ праведныхъ боговъ!
Она зажгла свѣтъ: три лампочки, четыре; нѣтъ, довольно одной. Она чувствовала въ глубинѣ страхъ показать священнику свое лицо, обожженное грѣхомъ; она не забыла, кто былъ онъ: судья! Она не осмѣлилась даже поднять на него глазъ, когда отдавала ему письмо и смотрѣла на его руку. Но рука не про
тягивалась, какъ будто не могла оторваться отъ изгиба стула, который она конвульсивно сжимала, - сухая, костлявая рука, суставы которой выступали изъ кожи.
Тогда она подняла глаза, и онъ, трепетно ожидавшій этой минуты, взялъ изъ ея рукъ письмо. Ихъ взоры встрѣтились. Они снова могли смотрѣть другъ на друга: они были равны, -
одинъ и тотъ же грѣховный огонь горѣлъ у нихъ въ глазахъ, въ этихъ глазахъ друзей, сдѣлавшихся врагами, которые на одинъ мигъ бросили вызовъ другъ другу и вновь опустились побѣж
денные, потому-что въ этотъ моментъ женщина взяла изъ его рукъ письмо, и онъ понялъ, что она сдѣлала это изъ недовѣрія, а не изъ жалости къ нему.
Переводъ съ итальянскаго В. Глаголевой. Электра *).
„Въ НИХЪ онъ обҌихъ достигъ Крайнихъ искусства высотъ .
Такъ гласитъ старинная греческая эпиграмма о знаменитѣйшихъ женскихъ образахъ Софокла - Антигонѣ и Электрѣ.
И теперь, спустя уже тысячелѣтія, мы можемъ подтвердить сужденіе древняго грека: эти творенія Софокла и по сіе время принадлежатъ къ „крайнимъ высотамъ искусства .
Но если образъ Антигоны и сейчасъ воспринимается нами во всей его обаятельности безъ какого-либо внутренняго противодѣйствія, то по отношенію къ образу Электры такое противо
дѣйствіе съ нашей стороны неизбѣжно. Во всей трагедіи „Электра и особенно въ образѣ ея героини есть нѣчто такое, съ чѣмъ не можетъ мириться наше чувство.
Электра является вдохновительницей мщенія родной матери Клитемнестрѣ за кровь отца. Исполнителемъ долга мщенія яв
ляется ея братъ Орестъ. И Электра побуждаетъ его на кровавое дѣло убійства матери, она вдохновляетъ Ореста въ самый страшный и трагическій моментъ.
Когда Орестъ (это происходитъ у Софокла за сценой) поднимаетъ надъ матерью мечъ, раздается крикъ Клитемнестры:
- Дитя, дитя мое! Мать пожалѣй!
Ей отвѣчаетъ Электра (слушающая то, что происходитъ, со сцены):
- А ты его жалѣла,
Жалѣла ты родителя его?
Затѣмъ снова крикъ Клитемнестры:
- Ударилъ ты !
И въ отвѣтъ на него Электра кричитъ изступленно:
- Коль ты силенъ, еще разъ!
По замыслу поэта, зритель долженъ получить нравственное удовлетвореніе отъ развязки трагедіи. Но въ наше время эта развязка, наоборотъ, наноситъ нравственному чувству тяжкій ударъ. А сама Электра, яростная и кровожадная, въ этой сценѣ рѣшительно отвращаетъ отъ себя.
Въ данномъ случаѣ между нами и греками софокловскаго времени легла глубокая пропасть. Идея возмездія, какъ она существуетъ у насъ, теперь, послѣ почти двухъ тысячъ лѣтъ христіан
ства, безконечно далека уже отъ еще жившаго въ то время долга кровавой мести.
Какъ бы ни была преступна мать, какъ ни виновна передъ супругомъ (при ея участіи убитомъ) и передъ сыномъ (отъ нея спасенномъ, но предназначенномъ ею къ смерти - поэтому Электра говоритъ „жалѣла ты его , т.-е. Ореста), но мы все же не
*) Поводомъ къ написанію настоящей статьи послужило появленіе прекраснаго изданія - перваго тома драмъ Софокла въ переводѣ и со статьями Ѳ. Зѣлинскаго.
можемъ безъ глубокаго содроганія представить себѣ картину осуществленія дѣтьми кровавой расправы надъ матерью.
Но справедливо ли въ то же время сводить на этомъ основаніи Электру съ того высокаго пьедестала, на которомъ стояла она въ глазахъ современниковъ Софокла?
Конечно, нѣтъ. Пусть мы не всегда можемъ раздѣлить чувства Электры. Но мы обязаны преклониться передъ тѣмъ, что составляетъ истинное величіе ея души. Если даже отвлечься отъ кон
кретныхъ чувствъ и побужденій Электры, ея образъ сохранитъ всякую непреходящую цѣнность, какъ живой символъ, какъ воплощеніе высшей преданности долгу, служенія высокой нравственной идеѣ.
Потому что идея возмездія была въ то же время - и такъ переживалась Электрой - высокая нравственная идея. Въ домѣ матери своей Электра плакала, не осушая глазъ. И этимъ она непрерывно осуществляла свой долгъ: плачъ былъ какъ бы заупо
койнымъ обрядомъ, необходимымъ для оскорбленной души до тѣхъ поръ, пока она не получитъ удовлетворенія и успокоенія.
Какъ живой укоръ, стоитъ Электра передъ лицомъ своей матери и не стѣсняется порицать ее словами рѣзкаго осужденія. Клитемнестра ненавидитъ ее, старается унизить, но въ то же время порою невольно поддается глубокому обаянію ея личности. И порою жаждетъ оправдать себя въ глазахъ дочери.
Софоклъ придалъ особую прелесть образу Электры тѣмъ, что отнюдь не изобразилъ слишкомъ мужественной эту героиню-мстительницу. Онъ даетъ штрихи, подчеркивающіе и ея женствен
ность. Электра мужественна, мстительна, кровожадна потому, что на нее падаетъ священный долгъ мести. И апогеемъ этой ея мужественности является тотъ моментъ, когда она „узнаетъ
(на самомъ дѣлѣ слышитъ ложную вѣсть) о смерти Ореста. Тогда (но только тогда) рѣшаетъ она взять на себя мужское дѣло убійства.
Рядомъ съ Электрой Софоклъ поставилъ образъ ея сестры Хрисоеемиды - милый, нѣжный образъ женщины, но только жен
щины. Электра прежде всего человѣкъ долга, но въ то же время она и вполнѣ женщина.
Въ своемъ плачѣ она упорно возвращается къ мысли о томъ, что ея женское назначеніе остается неосуществленнымъ въ ожиданіи исполненія велѣній долга.
Его (т.-е. Ореста) весь вѣкъ безплодно дожидаясь, Безъ брачныхъ узъ и безъ дѣтей я чахну.
И далѣе:
Проходятъ дни, силъ нѣтъ бороться.
Столько ужъ лѣтъ сиротой изнывала я, Ласки не зная супруга любимаго.
Другой разъ женственная нѣжность души Электры проявляется въ сценѣ встрѣчи съ братомъ. И въ то же время - очень важная черта! - тутъ сказывается готовность женщинъ подчиняться муж
чинѣ, покорить ему свою волю. А вѣдь Электра - старшая сестра, она спасла брата отъ гибели.
Какъ будто съ возвращеніемъ Ореста оканчивается „мужская миссія Электры.
О, братъ мой, все что важнымъ ты считаешь, И мнѣ законъ...
Отнынѣ ты мой повелитель.
Итакъ, Электра вовсе не воплощеніе злобы и кровожадности, отнюдь не женщина, утратившая свою женственность. Напротивъ,
она надѣлена всѣми нѣжными чертами женской натуры. Но она въ то же время - человѣкъ въ самомъ полномъ и высокомъ смыслѣ. Соединяя въ себѣ всю полноту человѣческаго достоин
ства она - когда таково велѣніе долга - можетъ стать мужчиной по духу.
Отъ личнаго счастья, отъ всякихъ радостей отреклась она. Она отклоняетъ отъ себя утѣшеніе.
Не хочу отказаться отъ плача я - Плача о смерти отца горемычнаго.
И когда наступаетъ часъ возмездія - для нея часы освобожденія - она обращаетъ къ Аполлону молитву, полную величественнаго достоинства.
Тебѣ не разъ усердною рукою
Даровъ посильныхъ долю я несла;
Тебя и нынѣ съ почестью посильной Прошу, молю и заклинаю я:
О Аполлонъ Никейскій! Въ дѣлѣ нашемъ Яви намъ помощь милостью своей!
Пусть знаютъ люди, какова награда Несчастію отъ праведныхъ боговъ!