- Няня, я посмотрю за ними.
И, пользуясь отсутствіемъ старухи, точно стыдясь своего чувства, порывисто цѣловала волосы, руки и розовыя щеки ребенка.
- Ангелъ мой! Прелесть моя!
Съ тѣхъ поръ какъ Вѣрочка какъ-то неосторожно коснулась вопроса о желательности замужества для своей подруги, Аделаида Павловна, уязвленная въ самое больное мѣсто - жажду семьи, стала скрывать эту любовь къ дѣтямъ и, когда та заговаривала на эту тему, она возражала съ безучастнымъ и скучающимъ лицомъ:
- Отвѣтственность слишкомъ большая... Въ наше время такъ трудно ихъ воспитывать...
По возвращеніи съ Волги въ Москву, къ обычной работѣ, мечты о счастьѣ, прежде такія расплывчатыя и неопредѣленныя, теперь приняли вполнѣ конкретную форму. Ей ясно рисовалась семья: дѣти и онъ, мужъ.
Она представляла себѣ всю жизнь замужемъ до мельчайшихъ подробностей, вплоть до рисунка скатерти на чайномъ столѣ и любила самой себѣ разсказывать какъ все это случится.
И непремѣнно начинала съ самаго начала, съ первой своей встрѣчи съ нимъ, за которой послѣдуетъ обыкновенное знаком
ство, какіе-нибудь отвлеченные разговоры, потомъ мелькнетъ чувство, явится взаимность. Дѣйствіе въ ея „повѣсти развивалось медленно, шагъ за шагомъ. Она любовалась каждой страницей, каждымъ словомъ, придумывала діалоги, представляла себѣ со
отвѣтствующую обстановку, костюмы дѣйствующихъ лицъ, тембръ ихъ голоса...
И, идя съ урока на урокъ, она все это разсказывала самой себѣ, увлекаясь настолько, что не замѣчала окружающихъ и машинально поворачивала съ одной улицы на другую.
А такъ какъ повѣсть была длинная, то ей никогда не удавалось довести ее до конца. Она доходила до того мѣста, когда они уже любятъ другъ друга, но еще не высказались и оба полны того смущенія, которое является предчувствіемъ громаднаго не
передаваемаго счастья и въ этотъ самый моментъ она упиралась взглядомъ въ подъѣздъ того дома, гдѣ ей надо было разсказы
вать о томъ, какіе народы населяютъ Австралію или монотоннымъ голосомъ, раздѣльно произнося каждое слово; твердить ученику или ученицѣ:
„Le pronom est un mot, qui tient la place du nom“...
Выходя съ урока, она вспомнила, что у нея въ запасѣ есть что-то пріятное.
- Да... „И вотъ вечеромъ мы встрѣтились въ фойэ театра. Пьеса очень тяжелая „психологическая драма ... У него лицо сосредоточенное, но вотъ онъ увидѣлъ меня ...
- Ну а дальше? Повѣствованіе, оборванное урокомъ, не развивалось уже съ прежней легкостью.
Настроеніе было разрушено и приходилось опять возвращаться къ началу, къ самой первой встрѣчѣ, предвкушая въ продолже
ніи и моментъ объясненія, и бракъ и семью - двухъ малышей, какъ у Вѣрочки, въ бѣлыхъ платьицахъ...
Антракты между уроками были невелики и эта мечта о жизни никогда не доходила до осуществленія семейнаго счастья...
Сегодня, несмотря на дурную погоду, ей такъ захотѣлось взяться за эту неразрѣзанную повѣсть любви, перечесть ее всю. Захотѣлось спрятаться въ своей грезѣ отъ всей жизни и пода
вить то непріятное впечатлѣніе, которое осталось въ ней отъ разговора съ madame Зильберштернъ, отъ этого робкаго ,,mersi“, брошеннаго ею горничной въ кружевной наколкѣ.
Она глубоко спрятала руки въ широкіе карманы пальто и пошла.
- Какъ это началось? Да, встрѣтились въ вагонѣ и одинъ изъ пассажировъ позволилъ себѣ съ ней какую-то грубость, тогда
ОНЪ, сидѣвшій молчаливо въ углу купэ, всталъ и съ необыкновеннымъ достоинствомъ, съ сдержанной силой въ голосѣ вмѣшался...
Это былъ какъ бы конспектъ „первой главы , потому что въ мысляхъ Аделаиды Павловны изложеніе воображаемыхъ событій совершалось въ послѣдовательномъ порядкѣ, съ описаніемъ всѣхъ деталей: и какъ двигался поѣздъ, и какой былъ вагонъ, и какіе пассажиры, и о чемъ они говорили между собою.
Она шла, погруженная въ свои переживанія, напряженно и радостно перелистывая страницу за страницей.
Какъ хорошо, что не надо торопиться, а можно совсѣмъ отойти отъ дѣйствительности, а видѣть лишь то, чѣмъ такъ переполнена вся ея душа.
Она не замѣчала окружающаго: ни домовъ, ни магазиновъ съ яркими витринами, ни прохожихъ, толпившихся на людной улицѣ, ни ненастной погоды. Мечта, только она одна, владѣла ея существомъ и рисовала ей свѣтлыя дали.
Она повернула на аллею бульвара.
Да, вотъ такъ они встрѣтятся, можетъ быть, даже здѣсь, только тогда будетъ ясный солнечный день и деревья всѣ въ зелени, и мальчики будутъ продавать сирень, и онъ, слегка замявшись отъ волненія, начнетъ свой разговоръ.
Они будутъ гулять и онъ ей скажетъ:
Сядемъ здѣсь...
И смущаясь, подыскивая слова, начнетъ чертить тросточкой по песку.
- Я давно хотѣлъ говорить съ вами, Аделаида Павловна... Вы, вѣроятно, замѣтили, что мое отношеніе къ вамъ не только простая симпатія... Впрочемъ, мнѣ такъ трудно вамъ выразить... Попытайтесь сами меня понять... - И онъ замолчитъ и она будетъ молчать съ бьющимся сердцемъ, дрожащими руками перебирая сумочку.
- Видите ли, Аделаида Павловна, моя жизнь сложилась такъ, что я...
На блѣдномъ лицѣ учительницы выступилъ румянецъ, когда она ясно увидѣла его склоненное лицо, когда въ ея ушахъ зазвучалъ, какъ живой, ласковый, волнующійся голосъ, его голосъ...
Теперь она, сама того не замѣчая, начала разговаривать сама съ собой, сначала шопотомъ, произнося отдѣльныя слова, потомъ вслухъ, пытаясь изобразить звукъ его голоса.
Съ бульвара она вышла въ переулокъ. Здѣсь не было ни толпы, ни шума экипажей и она могла слышать весь діалогъ.
- Моя жизнь сложилась такъ, что я извѣрился и въ любовь, и въ счастье, и въ семью... Окружающее было слишкомъ безотрадно...
Можетъ быть, мои понятія и вкусы слишкомъ консервативны - я не знаю... Я покажусь вамъ смѣшнымъ...
- Викторъ Александровичъ, ради Бога, не говорите такъ! Вѣдь вы же... О, Господи! Я слишкомъ взволнована..
- Такъ вотъ, я жилъ, потерявъ надежду найти тотъ идеалъ женщины, о которомъ грезилъ съ самыхъ раннихъ лѣтъ... Но, когда я увидѣлъ и узналъ васъ, Аделейда Павловна! я почувствовалъ... Я понялъ, что моя жизнь только что начинается, что на
стоящая женская душа, чуткая и прекрасная, способна воскресить и обновить даже того, кто кажется, уже подвелъ всѣ итоги...
У Аделаиды Павловны появились на глазахъ слезы. Эти слова, которыя ей будетъ говорить онъ, повѣяли ей въ душу такимъ восторгомъ, такъ всколыхнули въ ней непреоборимую жажду лич
ной жизни, что она совершенно забыла обо всемъ въ мірѣ, кромѣ своего счастья. Она вѣрила этому счастью: вѣдь это онъ сказалъ,
онъ, которому она тоже отдастъ всю жизнь, потому что ждала такъ долго, такъ измучилась и извѣрилась... Милый, любимый!..
И вдругъ она вздрогнула всѣмъ тѣломъ и пошатнулась точно отъ удара:
- Аделаида Павловна, я люблю васъ... Безумно, страстно люблю! Эти слова произнесъ настоящій мужской голосъ.
- Господи! У нея захватило дыханіе и, схватившись рукой за фонарный столбъ, ошеломленная, она обернулась.
Сзади же стояли двое мужчинъ. Пьяныя смѣющіяся физіономіи смотрѣли въ лицо учительницѣ...
- Ха-ха-ха... Что же это вы, сударыня?.. Вѣдь я говорю, что люблю васъ и предлагаю вамъ руку и сердце... А-ну-съ, чего же вамъ?!. Фыркнули и, круто повернувъ, пошли обратно.
Бѣлая какъ мѣлъ она точно застыла на мѣстѣ, прижавшись къ столбу и судорожно вцѣпившись пальцами въ холодное, мокрое желѣзо.
Въ переулкѣ никого не было. Только на другомъ концѣ, прикрывшись отъ сырости кускомъ клеенки, дремалъ извозчикъ.
Гаррисъ.
Настоящая только въ русской упаковкѣ.
И, пользуясь отсутствіемъ старухи, точно стыдясь своего чувства, порывисто цѣловала волосы, руки и розовыя щеки ребенка.
- Ангелъ мой! Прелесть моя!
Съ тѣхъ поръ какъ Вѣрочка какъ-то неосторожно коснулась вопроса о желательности замужества для своей подруги, Аделаида Павловна, уязвленная въ самое больное мѣсто - жажду семьи, стала скрывать эту любовь къ дѣтямъ и, когда та заговаривала на эту тему, она возражала съ безучастнымъ и скучающимъ лицомъ:
- Отвѣтственность слишкомъ большая... Въ наше время такъ трудно ихъ воспитывать...
По возвращеніи съ Волги въ Москву, къ обычной работѣ, мечты о счастьѣ, прежде такія расплывчатыя и неопредѣленныя, теперь приняли вполнѣ конкретную форму. Ей ясно рисовалась семья: дѣти и онъ, мужъ.
Она представляла себѣ всю жизнь замужемъ до мельчайшихъ подробностей, вплоть до рисунка скатерти на чайномъ столѣ и любила самой себѣ разсказывать какъ все это случится.
И непремѣнно начинала съ самаго начала, съ первой своей встрѣчи съ нимъ, за которой послѣдуетъ обыкновенное знаком
ство, какіе-нибудь отвлеченные разговоры, потомъ мелькнетъ чувство, явится взаимность. Дѣйствіе въ ея „повѣсти развивалось медленно, шагъ за шагомъ. Она любовалась каждой страницей, каждымъ словомъ, придумывала діалоги, представляла себѣ со
отвѣтствующую обстановку, костюмы дѣйствующихъ лицъ, тембръ ихъ голоса...
И, идя съ урока на урокъ, она все это разсказывала самой себѣ, увлекаясь настолько, что не замѣчала окружающихъ и машинально поворачивала съ одной улицы на другую.
А такъ какъ повѣсть была длинная, то ей никогда не удавалось довести ее до конца. Она доходила до того мѣста, когда они уже любятъ другъ друга, но еще не высказались и оба полны того смущенія, которое является предчувствіемъ громаднаго не
передаваемаго счастья и въ этотъ самый моментъ она упиралась взглядомъ въ подъѣздъ того дома, гдѣ ей надо было разсказы
вать о томъ, какіе народы населяютъ Австралію или монотоннымъ голосомъ, раздѣльно произнося каждое слово; твердить ученику или ученицѣ:
„Le pronom est un mot, qui tient la place du nom“...
Выходя съ урока, она вспомнила, что у нея въ запасѣ есть что-то пріятное.
- Да... „И вотъ вечеромъ мы встрѣтились въ фойэ театра. Пьеса очень тяжелая „психологическая драма ... У него лицо сосредоточенное, но вотъ онъ увидѣлъ меня ...
- Ну а дальше? Повѣствованіе, оборванное урокомъ, не развивалось уже съ прежней легкостью.
Настроеніе было разрушено и приходилось опять возвращаться къ началу, къ самой первой встрѣчѣ, предвкушая въ продолже
ніи и моментъ объясненія, и бракъ и семью - двухъ малышей, какъ у Вѣрочки, въ бѣлыхъ платьицахъ...
Антракты между уроками были невелики и эта мечта о жизни никогда не доходила до осуществленія семейнаго счастья...
Сегодня, несмотря на дурную погоду, ей такъ захотѣлось взяться за эту неразрѣзанную повѣсть любви, перечесть ее всю. Захотѣлось спрятаться въ своей грезѣ отъ всей жизни и пода
вить то непріятное впечатлѣніе, которое осталось въ ней отъ разговора съ madame Зильберштернъ, отъ этого робкаго ,,mersi“, брошеннаго ею горничной въ кружевной наколкѣ.
Она глубоко спрятала руки въ широкіе карманы пальто и пошла.
- Какъ это началось? Да, встрѣтились въ вагонѣ и одинъ изъ пассажировъ позволилъ себѣ съ ней какую-то грубость, тогда
ОНЪ, сидѣвшій молчаливо въ углу купэ, всталъ и съ необыкновеннымъ достоинствомъ, съ сдержанной силой въ голосѣ вмѣшался...
Это былъ какъ бы конспектъ „первой главы , потому что въ мысляхъ Аделаиды Павловны изложеніе воображаемыхъ событій совершалось въ послѣдовательномъ порядкѣ, съ описаніемъ всѣхъ деталей: и какъ двигался поѣздъ, и какой былъ вагонъ, и какіе пассажиры, и о чемъ они говорили между собою.
Она шла, погруженная въ свои переживанія, напряженно и радостно перелистывая страницу за страницей.
Какъ хорошо, что не надо торопиться, а можно совсѣмъ отойти отъ дѣйствительности, а видѣть лишь то, чѣмъ такъ переполнена вся ея душа.
Она не замѣчала окружающаго: ни домовъ, ни магазиновъ съ яркими витринами, ни прохожихъ, толпившихся на людной улицѣ, ни ненастной погоды. Мечта, только она одна, владѣла ея существомъ и рисовала ей свѣтлыя дали.
Она повернула на аллею бульвара.
Да, вотъ такъ они встрѣтятся, можетъ быть, даже здѣсь, только тогда будетъ ясный солнечный день и деревья всѣ въ зелени, и мальчики будутъ продавать сирень, и онъ, слегка замявшись отъ волненія, начнетъ свой разговоръ.
Они будутъ гулять и онъ ей скажетъ:
Сядемъ здѣсь...
И смущаясь, подыскивая слова, начнетъ чертить тросточкой по песку.
- Я давно хотѣлъ говорить съ вами, Аделаида Павловна... Вы, вѣроятно, замѣтили, что мое отношеніе къ вамъ не только простая симпатія... Впрочемъ, мнѣ такъ трудно вамъ выразить... Попытайтесь сами меня понять... - И онъ замолчитъ и она будетъ молчать съ бьющимся сердцемъ, дрожащими руками перебирая сумочку.
- Видите ли, Аделаида Павловна, моя жизнь сложилась такъ, что я...
На блѣдномъ лицѣ учительницы выступилъ румянецъ, когда она ясно увидѣла его склоненное лицо, когда въ ея ушахъ зазвучалъ, какъ живой, ласковый, волнующійся голосъ, его голосъ...
Теперь она, сама того не замѣчая, начала разговаривать сама съ собой, сначала шопотомъ, произнося отдѣльныя слова, потомъ вслухъ, пытаясь изобразить звукъ его голоса.
Съ бульвара она вышла въ переулокъ. Здѣсь не было ни толпы, ни шума экипажей и она могла слышать весь діалогъ.
- Моя жизнь сложилась такъ, что я извѣрился и въ любовь, и въ счастье, и въ семью... Окружающее было слишкомъ безотрадно...
Можетъ быть, мои понятія и вкусы слишкомъ консервативны - я не знаю... Я покажусь вамъ смѣшнымъ...
- Викторъ Александровичъ, ради Бога, не говорите такъ! Вѣдь вы же... О, Господи! Я слишкомъ взволнована..
- Такъ вотъ, я жилъ, потерявъ надежду найти тотъ идеалъ женщины, о которомъ грезилъ съ самыхъ раннихъ лѣтъ... Но, когда я увидѣлъ и узналъ васъ, Аделейда Павловна! я почувствовалъ... Я понялъ, что моя жизнь только что начинается, что на
стоящая женская душа, чуткая и прекрасная, способна воскресить и обновить даже того, кто кажется, уже подвелъ всѣ итоги...
У Аделаиды Павловны появились на глазахъ слезы. Эти слова, которыя ей будетъ говорить онъ, повѣяли ей въ душу такимъ восторгомъ, такъ всколыхнули въ ней непреоборимую жажду лич
ной жизни, что она совершенно забыла обо всемъ въ мірѣ, кромѣ своего счастья. Она вѣрила этому счастью: вѣдь это онъ сказалъ,
онъ, которому она тоже отдастъ всю жизнь, потому что ждала такъ долго, такъ измучилась и извѣрилась... Милый, любимый!..
И вдругъ она вздрогнула всѣмъ тѣломъ и пошатнулась точно отъ удара:
- Аделаида Павловна, я люблю васъ... Безумно, страстно люблю! Эти слова произнесъ настоящій мужской голосъ.
- Господи! У нея захватило дыханіе и, схватившись рукой за фонарный столбъ, ошеломленная, она обернулась.
Сзади же стояли двое мужчинъ. Пьяныя смѣющіяся физіономіи смотрѣли въ лицо учительницѣ...
- Ха-ха-ха... Что же это вы, сударыня?.. Вѣдь я говорю, что люблю васъ и предлагаю вамъ руку и сердце... А-ну-съ, чего же вамъ?!. Фыркнули и, круто повернувъ, пошли обратно.
Бѣлая какъ мѣлъ она точно застыла на мѣстѣ, прижавшись къ столбу и судорожно вцѣпившись пальцами въ холодное, мокрое желѣзо.
Въ переулкѣ никого не было. Только на другомъ концѣ, прикрывшись отъ сырости кускомъ клеенки, дремалъ извозчикъ.
Гаррисъ.
Настоящая только въ русской упаковкѣ.