Заговорили о дорогѣ, о трудности роли шофера.
- Тяжело ли мнѣ? - переспросила она. - Какъ это ни странно, но я могу сказать, что нѣтъ. Вотъ хотя бы сегодняшній вечеръ.
Устала, проголодалась, озябла. Пріѣзжаю сюда къ вамъ, и вы - она улыбнулась хозяину собранія - гостепріимно встрѣтили меня. И такъ всегда. Много облегчаетъ мнѣ вѣжливое отношеніе офицеровъ, предупредительность солдатъ. А машиной я давно владѣю и управляю мастерски... - Вамъ не страшно?
- Страшно ѣздить?... Вѣдь ѣздила я въ Россіи... Какая же разница?... Здѣсь война? Ну, на этотъ счетъ у меня свой взглядъ. Моя машина вывезетъ меня изъ огня - а прочее не столь важно. Я не хвастаю - недѣли три назадъ пріѣхалъ въ штабъ уполномоченный. Отвезти его обратно поручили мнѣ. Дорогу стали разбирать по картѣ, да сбились... И попали куда-то въ линію обстрѣла. Фонари я не успѣла потушить, насъ и замѣ
тили. Пустились мы на утекъ - нѣсколько пуль ударили по обшивкѣ - да ничего - вывезло!. .
Она говорила это совершенно спокойно. Знаете, такимъ тономъ говорятъ самое обыденное: „Я встрѣтилъ вчера на улицѣ господина N , „Въ театрѣ были всѣ наши .
Спустя нѣкоторое время въ то же собраніе случайно попалъ уполномоченный отряда, тотъ самый, который ѣхалъ въ автомо
билѣ женщины-шофера. По его словамъ оказалось, что если бы не шоферъ, то ни отъ него, уполномоченнаго, ни отъ шофера, ни отъ автомобиля ничего не осталось бы.
- Понимаете, ночь, темень, а она летитъ по окопамъ. Какъ она дорогу различала - Богъ ее вѣдаетъ. Вывезла изъ-подъ огня и хоть бы глазомъ моргнула.
Но это мы узнали черезъ нѣсколько дней послѣ посѣщенія насъ этимъ шоферомъ.
Въ тотъ вечеръ она рѣшила остаться ночевать здѣсь, въ Р., а въ Я. не ѣхать. Всякій предлагалъ ей свое мѣсто - всѣ, начиная отъ хозяина собранія и кончая студентами передового
отряда. Она и слышать не хотѣла. Узнала, кто изъ офицеровъ идетъ ночью въ сторожевое охраненіе, и пошла спать на его походной кровати.
Больше ее мы и не видали. Еще до разсвѣта она уѣхала - страшно торопилась, разсказывали потомъ вѣстовые, - оставивъ для курящихъ драгоцѣнный подарокъ: нѣсколько пачекъ махорки.
Когда на слѣдующей день пристали къ хозяину собранія, чтобы онъ разсказалъ содержаніе той бумаги, что шоферъ по
казалъ ему вчера, онъ назвалъ намъ фамилію извѣстнаго спортсмэна - авіатора, - она его жена.
- Вотъ какъ, - протянулъ докторъ.
Теперь понятно все - она вслѣдъ за мужемъ пошла... Чортъ возьми, вѣдь на это не каждый способенъ!...
* * *
Мы ѣхали уже добрую недѣлю отъ Львова по направленію къ позиціямъ. Намъ отвели всю теплушку, отпустили дровъ и посовѣтовали запастись терпѣніемъ - насъ не такъ-то скоро довезутъ до станціи по назначенію. Мы спали за прошлыя и будущія безсонныя ночи, въ сотый разъ перечитывали всѣ газеты, топили печь, разговаривали и, въ концѣ концовъ, смертельно надоѣли другъ другу.
На одной изъ станцій къ нашей теплушкѣ подошли нѣсколько сестеръ милосердія - всѣ рослыя, пожилыя, серьезныя.
- У васъ не найдется мѣста для насъ? Мы ѣдемъ въ Р. - онѣ назвали ближайшую станцію.
Черезъ минуту сестры были уже въ вагонѣ. Двѣ изъ нихъ ушли на станцію, гдѣ кормили раненыхъ, и потомъ вѣстовой доктора увѣрялъ, что та высокая, черная, ведро чая какъ потащила, такъ санитары только диву дались.
Оставшіяся въ вагонѣ три сестры покосились на насъ, пробормотали что-то насчетъ того, что мужчины могутъ и любятъ жить въ грязи и тотчасъ же началось!... Моментально были открыты настежь двери вагона, вѣстовой былъ вооруженъ метлой, а намъ съ докторомъ предложили пока что убраться изъ вагона, что мы и сдѣлали неукоснительно.
Когда мы возвратились въ вагонъ, то сперва не узнали его - такъ тамъ все было прибрано, чисто и аккуратно сложено.
Докторъ хотѣлъ было поблагодарить сестеръ, но тѣ такъ на него посмотрѣли, что онъ весь съежился и густо покраснѣлъ.
На станціи всѣмъ распоряжалась высокая черная сестра. Она прикрикивала на санитаровъ, указывала въ какой вагонъ надо внести чаю, въ какой супъ, то и дѣло пробовала варево, бросала замѣчанія повару, дежурному по станціи, звала машиниста и о чемъ-то его разспрашивала.
Вся она была кипучая дѣятельность. Все подчинялось ей, какъ машина подчиняется рукѣ опытнаго рабочаго. Наколка сестры сбилась съ ея головы, она вся раскраснѣлась - но было не до того.
На третьемъ пути подошелъ поѣздъ. Какой-то студентъ, страшно торопясь, спросилъ меня:
- Вы не видали графини Б.? Я ищу ее уже третій день.
Я отвѣтилъ, что графини Б., по-моему, здѣсь нѣтъ, и пошелъ въ свой вагонъ.
Черезъ минуту голова суетливаго студента показалась въ дверяхъ вагона и онъ радостно воскликнулъ:
- Графиня тоже здѣсь?...
Сестра отвѣтила утвердительно.
Они пошли искать графиню, и я видалъ, какъ студентъ почтительно подавалъ какой-то запечатанный конвертъ той высокой черной сестрѣ милосердія, которая, по словамъ вѣстового, потащила ведро чая и которая распоряжалась и хозяйничала на станціи.
Послѣ, суетливый студентъ объяснилъ намъ, что эта сестра графиня Б., тѣ сестры, что наводили порядокъ въ нашемъ вагонѣ, ея племянницы, графини N...
Содержаніе пакета, который привезъ студентъ, заставило сестеръ измѣнить свое первоначальное намѣреніе ѣхать до Р. Графиня Б. извиинилась передъ докторомъ и когда тотъ побла
годарилъ сестеръ за ихъ хлопоты о чистотѣ въ вагонѣ, онѣ сильно смутились только сказали:
- Вѣдь мы только посовѣтовали вашему вѣстовому убрать въ вагонѣ...
Долго еще докторъ не могъ притти въ себя отъ изумленія:
- Графини, и еще какія... А сами ведра съ чаемъ разносятъ, да чистоту въ вагонѣ наводятъ!...
* * *
Двое сутокъ, которыя мнѣ пришлось провести въ санитарномъ поѣздѣ общедворянской организаціи, надолго останутся у меня въ памяти.
Поѣздъ шелъ въ обратный путь - за ранеными.
Работать приходилось день и ночь. Утромъ начинали перевязки, а когда ихъ оканчивали, надо было начинать сызнова, потому что въ работѣ проходили почти цѣлыя сутки.
Сестры милосердія, санитары выбились изъ силъ. Всѣ они отсыпались на обратномъ пути и первыя сутки я кажется въ одиночествѣ бродилъ по вагонамъ.
Къ вечеру вторыхъ сутокъ поѣздъ оживился. Въ столовой появились сестры, потомъ пришли студенты-санитары. Составъ этого поѣзда - включая туда и уполномоченнаго и врача, былъ на удивленіе молодой, живой и веселый.
Усталость прошла у всѣхъ и вагоны наполнились смѣхомъ, тихими разсказами о недавней работѣ, сообщеніемъ послѣднихъ новостей.
Вечеромъ, когда собрались въ вагонѣ-столовой и молодежь снова заполнила весь вагонъ своимъ жизнерадостнымъ смѣхомъ, уполномоченный поѣзда тихо говорилъ мнѣ:
- Я не понимаю всего того, что происходитъ вокругъ меня. Вы представьте себѣ - всего нѣсколько дней назадъ у насъ кипѣла работа. Всѣ они - онъ глазами указалъ на сестеръ милосердія и студентовъ, работали такъ, что мнѣ приходилось отрывать ихъ отъ работы и чуть ли не силой тащить къ столу. Работали часовъ по двадцать въ сутки и работали образцово. Посмотрѣли бы вы тогда на нихъ: серьезныя, вдумчивыя лица, на нихъ выраженіе только одного: какъ бы получше сдѣлать перевязку, уменьшить страданія раненыхъ. Знаете, такое выраженіе лица я видалъ въ монастырѣ на сѣверѣ, у старыхъ монаховъ...
А теперь - не угодно ли... Прошлое осталось гдѣ-то тамъ, позади, и молодежь снова молодежь. Въ работѣ она серьезна, въ отдыхѣ она смѣшлива и весела... Я въ первый разъ вижу нашу новую молодежь, я удивляюсь ей... - тихо говорилъ уполномоченный. Студенты наперерывъ показывали мнҍ фотографи
ческіе снимки - подарки на память отъ бывшихъ въ поѣздѣ офицеровъ. На многихъ карточкахъ были надписи и эти снимки съ окоповъ, позицій, съ мелкихъ эпизодовъ тыловой жизни, хранились какъ сокровища.
Сестры тихо напѣвали какіе-то мотивы. Это были солдатскія пѣсни. Я спросилъ ихъ, не знаютъ ли онѣ пѣсенъ о теперешней войнѣ, но оказалось, что такихъ пѣсенъ онѣ еще не слыхали.
„Новинкой солдатскаго репертуара онѣ считали пѣсню драгунъ. Ее онѣ выучили подъ руководствомъ драгунскаго офицера, а отъ нихъ уже переняли студенты.
Часто въ разноголосицу, часто довольно сносно хоръ пѣлъ:
„На солнцѣ оружіемъ блистая Подъ звуки лихихъ трубачей, По улицѣ пыль поднимая,
Шелъ полкъ драгунъ-усачей.