Право или обязанность - материнство?

(Отвѣтъ г-ну Цикламену).
«Чѣмъ выше мы поднимаемся по безконечной лѣстницѣ прогресса, тѣмъ»... все дальше и дальше уходимъ отъ первобытнаго зоологическаго типа, все сознательнѣе и сознательнѣе начинаемъ отно
ситься къ жизни вообще, къ воздѣйствію природы, функціонированію своего собственнаго тѣла. «Съ постепеннымъ ходомъ прогресса наша психическая организація безконечно утончается, прогрессируетъ и нашъ умъ; передъ его пытливымъ допросомъ мало-по-малу раскры
ваются тайны природы» и человѣкъ - жалкая, ничтожная часть природы, ранѣе всецѣло покорявшаяся ея общимъ законамъ, - отрывается отъ нея, ставитъ себя внѣ ея могущества, постепенно становится самъ творцомъ и устроителемъ своей жизни.
Ранѣе, человѣкъ, находившійся въ полной зависимости отъ природы, обоготворялъ ея законы, онъ не только имъ покорялся, но и испытывалъ передъ ними благоговѣйный страхъ, онъ говорилъ про нихъ «такъ хочетъ Богъ!»
И освященные Вышнимъ авторитетомъ, эти законы казались ему непреложными.
Когда рождается ребенокъ - его надо принять.
Когда приходитъ старость и смерть - надо покорно и безропотно умирать - на все воля Божія!
Но постепенно, съ развитіемъ цивилизаціи и съ завоеваніями разума человѣческаго, непреложность законовъ природы начала колебаться. Люди увидѣли, что они уже могутъ по-своему измѣ
нять эти законы, удерживать ихъ дѣйствіе. Люди увидѣли, что по-своему желанію и и умѣнію они могутъ и задержать рожденіе и задержать смерть. А разъ это такъ, разъ - Высшее существо позволяетъ отмѣнять необходимость рожденія или смерти въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ, то, очевидно, что оно ихъ и не освящало. И стало ясно, что главный завѣтъ Бога состоялъ въ томъ, чтобы человѣкъ, созданный но образу и подобію Божьему, былъ разумнымъ существомъ, и дальше самъ творилъ ту жизнь, которой Высшая Сила положила начало.
Когда человѣчество додумалось до этой мысли, то законы природы, опредѣлявшіе его существованіе, и считавшіеся раньше священными обязанностями, потеряли въ глазахъ людей свою святость.
Вѣдь, освящены эти обязанности были только по невѣдѣнію, только по недоразумѣнію. Онѣ казались человѣчеству священными и фатальными по той же причинѣ, по какой рабочему волу его ярмо, навѣрное, кажется священнымъ и фатально неизбѣжнымъ потому, что онъ никуда не можетъ уйти отъ него!
Но сброшенное ярмо уже, конечно, не кажется ни фатальнонеизбѣжнымъ, ни священнымъ.
Вотъ въ силу такого положенія вещей потеряла свою священность смерть, потому что оказалось возможнымъ, хоть временно, ускользать отъ нея и продолжать свою жизнь (см. Труды И. Мечникова). Потерялъ свой священный характеръ обязательный физи
ческій трудъ, ибо оказалось возможнымъ переложить его на силы природы, заставить саму природу работать въ машинахъ за людей и для людей.
Перестала быть священной и обязанность производить на свѣтъ людей, потому что появилась возможность по желанію избѣгать этого.
Всталъ вопросъ: дѣйствительно ли дѣторожденіе, безконечное дѣторожденіе - священная обязанность женщины, или это только ея право?
Но естественно, что, когда обязанность перестаетъ быть обязательною и нѣтъ силы способной понудить къ ея исполненію. то фактически она сама собой становится только правомъ.
А морально - представляется ли отказъ отъ этой обязанности, потерявшей свою обязательную силу - развратомъ и безстыдствомъ, преступленіемъ противъ нравственности? Здѣсь возникаетъ вопросъ: что такое преступленіе передъ нравственностью?
Какъ извѣстно, абсолютныхъ и вѣчныхъ нормъ нравственности не существуетъ. Ея правила являются выраженіемъ совокупности соціальныхъ и экономическихъ условій и вѣчно мѣняются въ зависимости отъ этихъ условій, развитія общества и эпохи.
Мораль современнаго цивилизованнаго человѣка совершенно отлична отъ морали дикаря или троглодита. Мораль христіанскихъ народовъ сильно разнится отъ морали древней Греціи и Рима. Общественная мораль XVIII вѣка значительно отличается отъ общественной морали XX вѣка.
И если подводить что-либо подъ рубрику преступленія противъ нравственности, то нужно сначала сказать: противъ какой нравственности?
Когда человѣчество жило только мелкой добывающей промышленностью, когда каждый родъ и каждая семья завоевывали себѣ благосостояніе и значеніе, пропорціональное количеству своихъ чле
новъ, когда женщина существовала только въ рамкахъ семьи и на попеченіи мужчинъ, то тогда дѣторожденіе и возможно большее увеличеніе семьи являлось для нея нравственной обязанностью. Уклоняться отъ нея было безнравственно, ибо это уклоненіе вредило всѣмъ окружающимъ, наносило ущербъ ихъ интересамъ и интересамъ самой женщины.
Таковы и до сихъ поръ условія жизни русскаго крестьянина, «въ которой еще живы начала Домостроя», и живы онѣ именно потому, что Домострой являлся выраженіемъ общественной нравственности высшихъ классовъ русскаго общества XVI вѣка, а жизнь нашихъ крестьянъ по своимъ соціально-экономическимъ обстоятельствамъ соотвѣтствуетъ теперь быту высшихъ классовъ XVI вѣка.
Но жизнь городовъ безконечно далеко ушла отъ строя XVI вѣка, и новыя условія ея создали новую мораль.
Развитіе крупной промышленности и капитализма совершенно разрушили прежнія общественныя ячейки: общину, родъ, семью - вмѣсто нихъ онѣ создали болѣе обширные коллективы: классы, общество; связали тысячи отдѣльныхъ личностей, рожденныхъ въ самыхъ различныхъ обстоятельствахъ, общностью интересовъ.
II уже въ этомъ, новомъ коллективѣ, каждый отдѣльный человѣкъ оказался гораздо болѣе зависимымъ отъ интересовъ и успѣховъ всего общества, нежели отъ успѣховъ кровной семьи. Естественно, что центръ его стремленій передвинулся изъ семьи въ общество.
Точно также жизнь промышленныхъ городовъ выдвинула и женщину на путь самостоятельнаго работника, заставила и ее за
рабатывать свой кусокъ и надѣяться не на мужчину, а на свои собственныя силы. (Какъ это произошло, я писала въ предыдущей
статьѣ). Образовалось такое положеніе, при которомъ - имѣть много дѣтей стало не только нужнымъ и полезнымъ, но, наооборотъ, вреднымъ, какъ для отдѣльной пары, такъ и для общества, для класса, къ которому она принадлежитъ. Въ средѣ городскихъ трудящихся классовъ многосемейность уже перестала быть нравственнымъ закономъ, потому что она отрываетъ мужа и жену отъ общественной работы, дѣлаетъ изъ нихъ мало-полезныхъ членовъ обще
ства, заставляетъ ихъ, въ силу крайней нужды, соглашаться на худшія условія оплаты и, тѣмъ способствуетъ эксплоатаціи труда.
Наконецъ, многосемейность сдѣлалась и буквально невозможною для городскихъ трудящихся классовъ. Для нихъ каждый лишній членъ семьи не становится, какъ у земледѣльцевъ, лишнимъ ра
ботникомъ, какъ только немного подростетъ, для нихъ онъ до самой окончательной зрѣлости оставался лишь лишнимъ ртомъ, а въ семьяхъ, стремящихся дать дѣтямъ образованіе, и очень дорого стоющимъ ртомъ. Размноженію былъ поставленъ не переходимый предѣлъ соціальными условіями.
Конечно, нашумѣвшій законъ Мальтуса о возрастаніи человѣчества въ геометрической прогрессіи и жизненныхъ продуктовъ въ ариөметической, какъ законъ для всего человѣчества - давно опровергнутъ жизнью, но для отдѣльныхъ личностей трудящихся го
родскихъ классовъ - онъ сдѣлался обязательнымъ и въ XX вѣкѣ возродился въ формѣ неомальтузіанства или борьбы съ материнствомъ. И борьба съ материнствомъ вошла въ кодексъ нрав
ственности городской жизни. Ее никто не считаетъ безнравственной, кромѣ тѣхъ лицъ, которыя по близорукости своей, считаютъ за
коны нравственности вѣчными и неизмѣнными и не замѣчаютъ, что жизнь ихъ постоянно мѣняетъ.
Я не проповѣдую борьбы съ материнствомъ и не возвожу ее въ кодексъ нравственности, но сама жизнь уже возвела ее туда и сама жизнь вписала въ скрижали общественной морали правило:

«женщина имѣетъ нравственное право не имѣть дѣтей,

потому что соціально-экономическія условія заставляютъ ее отказываться отъ дѣторожденія и, отказываясь отъ него, она не совершаетъ преступленія противъ нравственности».
Такъ необходимо, - такъ и есть!
А какъ будетъ - это вопросъ другой! Мы. конечно, не знаемъ
какъ будетъ, но, одно мы знаемъ, что жизнь вѣчно мѣняетъ эко