устое, рабское слепое подражанье В Москве, как известно, имеется Госу: дарственный Литературный музей. А у му- ея есть свое издательство, выпускающее книги, посвященные крупнейшим писателям Вот одна. из таких книг. «А, Грибое- дов». Сборник статей под редакцией И. Клабуновского и A. Слонимского. Москва, 1946 г. чают в комедии место двух возлюбленных, а Лиза — место служанки, помогающей барышне. Но как изменился весь строй сюжета! Софья не бежит ни с кем из возлюблен- ных. Между соперниками, no существу, нет активной борьбы, Нет и борьбы любов- ников против’ отца... Все возможные сваль- бы расстраиваются, а комедия кончается трагическим диссонансом...» Опять, как видите, «и черти, и любовь; и страхи, и цветы»... Но вот, наконец, и «многозначительный» вывод: «Мы видели, с каким трудом прощупываются в персона- жах «Горя от ума» остатки традиционных типов комедии». Еще бы не с трудом им «прошупывать- ся», когда их в «Горе от ума» никогда и не было, Ведь в том-то и есть националь- ное своеобразие бессмертной русской ко- медии, что — дадим слово - самому А. Штейну — «вместо традиционных типов французской комедии перед нами ориги- нальные характеры, необычайно широко обрисованные социально и психологически». А. Штейн продолжает и дальше свои литературоведческие раскопки, уводя чита- теля в даль веков. «В Ш сатире Ювенала республиканец Умбриций покидает развратный Рим и ищет спасения вне стен родного города. Если хотите, в образе Чацкого, бегущего из Москвы, снова оживает эта ситуация...» «В словах Чацкого — критика поро- ков в духе буржуазного классицизма. Пе- ред нами Чацкий — трибун, Чацкий — классик, Чацкий — сатирик, увлеченный негодованием и бичующий порок с пози- ций высоких гражданских идеалов антич- ности...» «Итак, Чацкий сочетает негодование в духе классицизма XVIII Beka с класси- ческой шутливостью и иронией — цветами просветительского ‘разума. Но при всем этом Чацкий — романтик, ушедший в меч- тательные идеалы...» . «В одиночестве Чацкого, человека со свободолюбивой и гордой душой, есть черты, сближающие его с героями байро- нических поэм...» `Таковы образцы «исследований» А. Штейна. Покончив с идейной стороной образа Чац- кого, А. Штейн переходит к его психоло- гической стороне и так ее раскрывает: «В том, что Чацкий остается поделуши- вать ночное свидание Софьи и Молчали- на — болыше отчаяния отвергнутого лю- бовника, нежели логики трибуна-обличите- ля. Параллельно отрезвлению, Чацкий все больше приходит в ярость, теряет само- обладание. Вопреки своему заявлению Софье: «От сумасшествия могу я остеречь- ся», — он ведет себя в последних сценах несдержанно и раздраженно, как безум- HED, ; Как вам нравится такой вывод? He правда ли, свежо, ново, = оригинально? Эдакая вдруг солидаризация «под занавес» с почтенным Павлом Афанасьевичем Фаму- совым, Но прежде, чем сделать, кое-какие вы- воды, — еще одну, последнюю цитату, так сказать, для увенчания здания: «Грибоедов и Пушкин блестяще поняли силу и прелесть метода Вольтера, смогли передать его русской литературе и сделать достоянием нашей культуры. Защита разума ‘и прогресса, трезвость и ‘насмешливость, остроумие и шутливая иро- ния — черты ума, черты мировоззрения са- мого Грибоедова. Но для обработки своих мыслей и наблюдений над русской жизнью Грибоедов прибег к точной, ясной, чекан- ной форме, к просветительскому жанру, выработанному французами. Это удалось ему потому, что русский ум и националь- ный характер, враждебные бесплотной ми- стике и неопределенности, были подготов- лены к восприятию идей и метода Воль- тера». Все так ясно и просто: роль Грибоедова (а заодно уж и Пушкина) раз навсегда определена с исчерпывающей полнотой и непререкаемой ясностью: «передать рус- ской литературе и сделать достоянием на- шей культуры метод Вольтера». Статья А. Штейна — яркий показатель того, как крепко держится еще кое в ком «нечистый этот дух пустого, рабского, сле- пого подражанья», против которого в свое время так пламенно протестовал великий русский писатель и патриот Грибоедов, И. САВОСТЬЯНОВ, ЗАГАЛОЧНЫЕ СПИСКИ Кот в ломбарде Уже первая фраза повести Е. Борониной «Удивительный заклад» заставляет насто- рожиться... «Я совершил это преступление в двенадцатилетнем возрасте. Но и самое преступление и все, что сопутствовало ему, так живо в памяти, как будто было это не триднать семь лет назад, а сов- сем недавно...» О каких же событиях из детства своего героя собрался поведать миру автор? В чем состояло преступление Алеши Власье- ва? Действие повести происходит в начале нашего века. Заштатный провинциальный городок. Скучно и монотонно течет жизнь в семье мелкого чиновника Власьева, пока «важное» событие не изменяет это сонное существование. Жена лесозаводчика «обла- голетельствовала» Власьевых, подарив им пятимесячного котенка. Кот увеличивается в размерах, и параллельно растет его зна- чение в повести. Однажды всеобщий лю- бимен Снежок исчез: Алеша Власьев сдал кота в ломбард, чтобы возместить роковую сумму в три рубля, которую он стащил у бабушки для покупки самоучителя «аме- риканского языка». С момента заклала кота внимание автора прочно закрепляется за ломбардом. «Драч матизм» ситуации в том, что старичок из ломбарда Кронид Иванович, по прозванию Хранид, выдал Алеше Власьеву квитанцию O принятии меховой шкурки. И вот Алеша терзается сомнениями — отдадут ему живо. го. кота или «меховое изделие». On men принимает ночную диверсию для освобожз дения заточенного Снежка. Кронид насти“ гает Алешу, но вместо наказания прощает «преступника» и с загадочными словами: «И он начал с этого», возврашает <«3a- клад», не потребовав долга. Вот на этой-то глупой, анекдотической- истории автор решил дать читателю на- глядный урок морали. По традиции «тайна» раскрывается на последней странице. Волею провидения Алеша Власьев, уже студентом, обнаружи- вает в архиве дело сына Кронида — уго- ловного преступника Ковалева’ Андрея Кронидовича, приговоренного к 12 годам каторжных работ. Оказывается, что в свое время Кронид не дал своему сыну Андрею три рубля; которые тот задолжал под честное слово; и Андрею пришлось украсть эту сумму. Это и явилось началом его преступного пути. «Если бы он (отец) поверил мне, я, может, не запутался бы, не пошел бы но этой дороге», — писал Ковалев своему ад- BOKATY. Tak раскрывается смысл неожиданного прощения Кронидом Алеши Власьева. Ста- рик много лет мучается сознанием своей косвенной вины в падении сына. Ноэтому он и наставляет совершившего аналогич- ный проступок Алешу на «путь истин- ный». Становятся понятными и мистиче- ские слова: «И он начал с этого». Прописная мораль повести укладывается в христианскую заповедь «не укради». Горький и Чехов создали потрясающие картины тяжкого детства мальчика в оку4 ровской России; He раз обращались к этой теме многие советские нисатели. Тем более прискорбно, что в книге В. Борони-. ной ожили дурные традиции сентименталь- но-авантюрного чтива. Писательница наглу- хо изолировала своего героя в ‘душном мирке уголовных преступлений и ломбар- дов, рождественских старичков, дам-благо- творительниц и дегенеративных ‘гимнази- стов. В книге для детей аполитичносль нетерпи- ма ничуть не меньше, чем в любом произ- ведении советского писателя. У Е. Боро- ниной был благодарный материал. На при- мере Алеши Власьева она могла показать. судьбу мальчика из бедной семьи, систему образования в царской России, где дейст- вовал циркуляр министра Делянова, 3a- крывший доступ в учебные. заведения «ку+ харкиным детям». Но писательница делает нечто совсем противоположное. Учеба Алеши. Власьева становится возможной лишь по милости «отцов города» — купца Стрекалова и промышленника Порфирьева. Сцена выпускных ‘экзаменов в ‘училище и раздачи наград слашава до приторности. Описывая угощение выпускников, автор умиляется либеральной филантропией и только, как бы спохватившись, пытается окарикатурить тйны «благотворителей». Разбирая один из рассказов «Журнала для детей», Добролюбов заметил, что чтение подобных рассказов в высшей степени вредно может действовать на детей, и ус- матривал этот вред в том, что оно отвле- кает детское внимание от. действительной жизни. Повесть. В. Борониной не имеет ничего общего с. изображением дэйстви- тельной жизни в ‘дореволюционной Рос- ени. Поистине — «удивительный заклад» со“ вершило’° Государственное издательство детской литературы, выпустив эту пороч- } ную книгу вторым изданием в шедром кво- личестве — 60.009 экземпляров. Не менее удивительно и то; что. повесть Е. Борониной вызвала восторженную оценку журнала «Звезда» (рецензия Ф. Васильева в № 1 за 1947 год). ®. Боронина. гиз. 1947. 716 е ина. «удивительный а 76 erp. НОВЫЕ АНИГИ «СОВЕТСКИЙ НИСАТЕЛЬ,» Ф. Гладков. «Цемент», «Блятва». «Библиотека избранных произведений советской литературы (1917—194Г)>. 414 стр. Тираж 75.000. Цена 10 руб. 85 кон. В. Ян. «Чингиз-Хан». Роман. «Библиотека избранных произведений советской литературы (1917—1947). 356 стр. Тираж 75.000. Цена, 10 руб. 50 коп. А. Караваева. «Лесозавод», «Огни». Романы, «Библиотека избранных произведений совет- ской литературы (1917—1947)». 454 ctp. Тираж 75.000. Цена 13 руб. 25 коп. _ П. Замойский. «Подпасок». Повесть. 305 стр. Тираж 15:000. Цена 8 руб. 25 кон. Г. Коновалов. «Университет». Роман. 378 стр. Тираж 25:000. Мена М руб. 25 кон. «Поэты Узбекиетава». Сборник етихов. Нере- воды с узбекского под редакцией В. Лугов- ского. 148 стр. Тираж 1.900. Пена 6 руб. С. Маршак. «Избранное». «Библиотека избран- ных произведений советской литературы (@917— 1947)». 384 стр. Тираж 25.000. Цена 13 руб. 75 коп. А. Жаров. «Избранное». «Библиотека избран- ных произведений советекой литературы (1917— 1947)». 244 стр. Тираж 25.000. Цена 8 руб. 50 кон. А. Безыменский. «Избранное». «Библиотека избранных произведений советской литературы (1917—1947). 256 стр. Тираж 95.000. Пена 9 руб. 15 коп. М. Эгарт. «На хуторе». Повести и рассказы, 256 стр. Тираж 15.000. Пена 7 руб. 56 коп. Т. Семушкин. «Алитет уходит в горы». Роман. 264 стр. Тиразк 25.000. Цена 8 руб. С. Линкин. «Манас великолепный». Повесть. 280 стр. Тираж 15.000. Пена 6 руб. 15 кон. Н. Емельянова. «Четыре весны». Рассказы. 281 отр. Тираж 25.000. Пена 7 руб. 50 кон. Н. Рыбак. «Днепр». Роман. Авторизованный перевод с украйнского В. Россельса. 2712 стр. Тиразю 15.000. Цена 8 руб. 50 коп. ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА = Когда появляется новая пьеса, возникает надобность познакомить с нею театры. За- дачу эту призван выполнять Отдел распро- странения Управления по охране авторских прав. Отдел. распространения — единствен- ный источник пополнения театрального ре- пертуара современными советскими пьесами, Но отдел не волен в своих действиях. Он:зависит от Главного. управления театров Комитета по делам искусств и выполняет лишь то, что’ предписывает ему это Управ- ление. А оно велит иную пьесу ненечатать в сотне экземпляров, иную в 50, а иную препровождает с загадочным указанием: «Разослать в театры по списку ГУТ». - После такого указания ‘пьеса будет от- печатана тиражом в 41 экземпляр. Ибо именно это количество театров значится в списке, о котором идет речь. Список ГУТ имеет целью не наибольшее распростране- ние пьесы, а всемерное его сокращение. Можно поручиться, что это одно из наибо- лее загадочных произведений канцелярской литературы: . Все театры, в нем перечисленные, нахо- дятся в областных и краевых городах РСФСР. И, наверное, даже сам тов. Ю. Калашников — начальник Главного’ управ- ления театров, подписавший этот перечень, не сможет об’яеснить, почему та или иная ньеса может быть поставлена в Омске, Ярославле или Казани и не годится для те- атров Одессы, Вильнюса или Днепродзер- жинска. Тем не менее. этот документ оказывает свое влияние не только на Отдёл распро- странения. Влиянию его подвержены и ор- ганы Комитета по делам искусств, ведаю- щие репертуаром театров. Зачастую, в. по- становлений, разрешающем постановку пье- сы, содержится указание о том, что данное этом узнать. Никтоэне оповещает театры о выходе новых пьес; Но, кроме описанных способов ограничить распространение пьесы, в распоряжении Главного управления театров имеются и. другие. На изданиях ‘Отдела распростране- ния часто встречаешь пометку о тираже в ст 150, 200 экземпляров. А зедь театров в оветском Союзе. гораздо больше! К чему ‘приводит отсутствие принцини- альной и разумной системы распространения новых ньес советских авторов? Результат весьма выразителен: в октябре 1947 года, более чем год спустя после опуб- ликования ‘поставовлення ЦК ВКП(б) о репертуаре драматических театров, первое место по числу спектаклей занимала не со- временная советская пьеса, а переводная— «Глубокие корни». ЦК ВКИ(б) в своем постановлении пред- ложил Комитету по делам искусств «устра- нить препятствия, мешающие опубликова- нию, распространению и постановке в теат- рах пьес советских драматургов». Номнят ли об этом в Комитете по делам искусств? Почему Главное управление теа- тров, которое, казалось бы, должно содей- ствовать широкому распространению со- временных советских пьес, делает все воз- можное для того, чтобы помешать театрам с ними познакомиться? Хотелось бы, чтобы Комитет по делам искусств дал ответы на эти вопросы. Это тем более необходимо, что в Отделе распространения ни авторы пьес, ни режис- серы театров не могут получить никаких раз’яснений. Мы также не могли получить здесь ни одного ответа на предложенные вопросы. Более того, оказалось, что Отдел распространения «ге имеет права» дать обычную информацию о том, как распро- страняется советский репертуар... CrO ЛИЦО _ ловек —— не функция, & живая душа — только «подразумевается» в этой выенрен- ней поэме, построенной с безукоризненной точностью и расечитанными эффектами. Нет, не такие поэмы, не такая поэзия могут прийтись по сердцу, стать дорогими и нужными сегодняшнему читателю! 4. «Вогла читаешь стихи современных поэтов, эти стихи поражают обилием холодной, брюсовекой риторики или мало- кровной «революционной лирики», но в них совершенно отсутствует жанр, факт, отбут- ствует действующий человек». Так писал Максим Горький в одной из статей 1928 года, адресованной начинающим писате- лям, о путях творческого развития которых Горький раздумывал постоянно. И он при- бавлял: «А, ведь, пора понять, 470 Hall мир создан не словом, а деянием, трудом». Сегодня, через двадцать лет, Горький не повторил бы своего упрека, по крайней ме- ре, в прежней форме. Правда, у нас еще достаточно холодной брюсовской риторики; достаточно и маловровной лирики — не только «революционной»; но в поэзии дав- HO появились и жанр, ‘и факт, в поэзии энергично заявил 0 себе действующий че- ловек. Можно веномнить не только стихи й ноэмы времен Отечественной войны, но и более танних лет. Наша поэзия, по общему своему уровню, выросла е тех пор неизме- римо. И теперь проблемы ее последующего роста сложнее и трудней. Сегодня мало изображения только «дей- отвующего человека». В самом деле, ноче- му Максим Горький, товоря о действующем человеке нашего общества, назвал его труд деянием? Почему понадобилось ему, не лю- бившему брюсовскую риторику, это не- сколько торжественное, «небытовое» слово? Со всей возможною полнотой он об’яенил это через шесть лет: «Социалистический реализм утверждает бытие как деяние, как творчество, цель ко- торого — непрерывное развитие ценней- ших индивидуальных способностей челове- а... ради великого счастья жить на земле, которую он сообразно непрерывному росту его потребностей хочет обработать всю, как прекоасное жилище человечества. 0об’еди- ненного в одну семью» (1934 г.). Вот почему труд советского человека -— деяние! Это — труд, неразрывно связан- ный с «развитием ценнейних индивидуаль- ных способностей человека». И действи- тельно — ведь это труд ради великой исто- рической цели возвращения человека к че- ловеку при коммунизме. Да это само по себе так поэтично, что прямо просится в творческую программу нашей сегодняшней. советской поэзии! Поэтому, казалось бы, такой старый, та- кой «вечный» вопрос, как вопрос о полно- ровном, о живом изображении человека, возникает сегодня в новом качестве и с ка- тегоричностью закона, когда мы говорим 06 эпическом или лирико-эпическом творче- стве наамих поэтов. 9. Русская классика ХХ века, в сущности, не мыслила «поэмы без героя». Весь Пуш- кин = нагляднейшее тому доказательетво. В 1836 году В. Одоевский пиеал: «Живое действует живым образом: самые отвлечен- ные мысли — когда они срослись с с0з- данным лицом, когда составляют его с00- ственность, —— интересуют всякого чита- теля и производят сильное действие...» Эти слова звучат до такой степени современно, будто они произнесены сегодня. Декадане ХХ века отказалея от этого реалистического принципа и отквазалея от героя, потому что он ему был не нужен. Цельная человеческая личность раствори- лась в произволе суб’ективизма, в истери- ческом психологизме, в риторике — мисти- ческой, символической, экзотической, «брюсовекой» — какой угодно! Ни симво- лизм, ни авмейзм, ни импрессионизм He создали ни‘ эпова, ни лирико-эпической поэмы. : Герой возвращается в поэзию вместе с возвращением человека к человеку. Гезой вернулся в поэзию в наше время. Но теперь в советской позме он должен, наконец, об- рести самого себя во всем своем внутреннем богатстве. Вот о чем идет речь. И если прежде, когла существование обыкновенного человека, Онегина или. Лен- ского, было лишено исторического содержа- ния и социального героизма, само слово «герой» звучало, как правило, несколько иронически, то теперь и понятие герой возвращается к своему первоначальному народному смыелу. Но обогащенное всем, что было в нашей тридцатилетней истории, всем социалистическим опытом современ- ного советского человека, — оно вместе с тем. перестает быть синонимом исключи- тельности. ‚ЧТО МЕШАЕТ РАСПРОСТРАНЕНИЮ ‘ СОВЕТСКИХ NbEC? произведение может быть поставлено толь- ко в театрах, обозначенных все в том же списке. Почему? Почему пьесу, которую можно смотреть в Дзауджикау и Омске, нельзя показывать в Тюмени или Сталинабаде? Но вот пьеса передана в Главное управ- ление театров без угрожающей ссылки на сакраментальный список. И вот уже рука начальника начертала на ней благожела- тельную резолюцию: «Печатать и рассы: лать по требованию театров». Как будто все хорошо и пьеса может рас- считывать на широкое распространение? Нет! Получив такую резолюцию, Отдел распространения уверенно размножает пье- сы в количестве... 8 экземпляров. Ибо «бла- гожелательная» резолюция тов. Калашнико- ва о рассылке пьесы «по требованию теат- ров» — не что иное, как своего рода шифр, который помогает Главному управлению театров вести плохую игру, сохраняя при этом весьма приятную мину. В самом деле: представьте, что автор пьесы заявит претензию на недостаточное распространение пьесы. Тогда ему . можно документально доказать, что любой театр может получить его пьесу и с ней познако- миться. А если театры не требуют: — нель- зя же их неволить... Ho cam тов. Калашников отлично знает, что требования на пьесу не поступят. Не по- ступят потому, что театры просто не знают о появлении новой пьесы и неоткуда им об АННИНО АНН Б предисловии редакции говорится; «Во всех статьях сборника или ставятся новые вопрасы, или же старые вопросы разреша- ются под новым углом зрения. В этом смысл появления его в печати», Редакция сборника Литературного музея умеет держать свое слово: чего-чего, а «новых углов зрения» на «старые вопро- сн» в сборнике хоть отбавляй. Взять хотя бы первую, так сказать, программную статью А. Штейна под мно- гообешающим ‘заглавием «Национальное своеобразие «Горя от ума». В ней, что ни строка, то «новый угол зрения», «Новая русская литература начала‘ раз- виваться на два века позднее, чем новая литература других евроцейских стран», — так Начинает А. Штейн свою статью. Всех европейских стран?! Так ли? И так-таки ‹на два века»?! А гениальный Ломоносов? А целая плеяда блестящих и оригинальных писателей второй половины ХУШ века ~— Фонвизин, Державин, Радищев, Новиков, Крылов? Дальше — не лучше: «Для того, чтобы определить национальное своеобразие «Горя от ума», шаг, сделанный Грибоедовым в художественном развитии человечества, необходимо сравнить его комедию с тем, что давала западноевропейская комедия XVII—XVII вв.». Да полно, так an? — Зедь писали же о Грибоедове и его ко- медии, не прибегая к подобным сравне- ниям, и Белинский и Гончаров. Зачем же понадобился вдруг А, Штейну такой «но- вый угол зрения». Затем следуют более или менее безобид- ные трюизмы, вроде того, что «Мольер... величайший комедиограф нового времени», что «тема «Грибоедов и Мольер» или, точ- нее, «Альцест и Чацкий» — классическая тема русского литературоведения», нужные автору для вывода о том, что «в сопостав= лении Грибоедова с Мольером есть боль- шой смысл», При этом^А. Щтейна ничуть не сму- шают резко критические отзывы Грибоедо- ва о Мольере, вроде следующего: «Да! и я, коли He имею таланта Мольера, то по крайней мере, чистосердечнее его; портре- ты и только портреты входят в’ состав ко- медии и трагедии»... Для того, чтобы добраться до сопоставления «Мизантропа» с «Горем от ума», автору понадобилось це- лых три страницы на «предварительные ‘за- мечания» по поводу Мольера’ вообще и «Мизантропа» в частности. В этих «замечаниях», как во сне Софьи Павловны Фамусовой, «все есть, коли нет обмана». А больше всего непролазной «учености», к которой А. Штейну не тер- пится приобщить своих’ читателей. Так, попутно с беглым и довольно бессвязным анализом <«Мизантропа», oH считает ‘не лишним сообщить’ о TOM, что’ «самая из- вестная критика комедии’ Мольёра принад- лежит перу Жан-Жака Руссо», и о ‘TOM; что с Мольером полемизируют два дра- матурга ХУШ века—Детуш и Фабр д’Эг- ланеини даже что Альцест == современ- ник Ларошфуко. : р На 7-й странице статьи автор добирает- ея, наконец, и до вывода по существу: Грибоедов «создает комедию, ‘разоблачаю- щую аристократически*бюрократическое общество в целом. Это — общественная комедия, новый тип комедии, открытый и разработанный русскими писателями». Ha- конец-то! — воскликнет читатель: Но не тут-то было! Оказывается, «Гри- боедов ломает стройную и законченную ком- позицию классической комедии», т. е. опять-таки всего лишь танцует от печки, от Мольера. р Хорошо ли это или плохо, с точки зре- ния автора, решить довольно трудно. Мно- To ли, в самом деле, поймешь из следую- щего хотя бы «анализа». «Новаторский характер построения коме- DWH наглядно можно показать на анализе остатков старой комедийной схемы. Ведь Фамусов растет из традиционной фигуры отца-опекуна... В последней сцене:. он _на- поминает Бартоло из «Севильского цы- рюльника», у которого похитили Розину. Если в образе Скалозуба остались черты хвастливого капитана из старой соттеда 4! аге. то Чацкий и Молчалин зани- Мы хотим видеть д. ДАНИН 1. . Вот рисунок: вдаль убегает дорога, на горизонте холмы, к ним прижалось малень- кое селенье... Шо дороге размашистым ша- гом идет человек. Мы не видим его лица— оно обращено вк горизонту, а перед нами— сапоги, вещевой мешок на спине. Вот гравюра: мрачная лесная чаща, су- ровое небо над. нею, на опушке развилка дорог... Приникнув в земле, лежит человек с автоматом в руках. Мы не видим его ли- ца—оно обращено в лесу, а перед нами— огромные ступни человека, маскхалат, картинно облегающий его фигуру, капю- тон на голове. Вот заставка: вспаханная зябь, трактор, уходящий в едва намеченную нерспективу, влачит за собой борону... На машине си- _луэт тракториста. Мы не видим его лица— оно обращено вдаль, а перед. нами-—спина черного комбинезона, руки на рычаге. Вот еще рисунок, еще гравюра, еще за- ‘ставка. Й всюду одна и та же черта: че- ловек без лица, человек, охарактеризован: ный только признаками его профессии, его действования, — сиюминутошными обетоя- тельствами его жизни. Что же это? 0 чем идет речь? Это — добросовестные иллюстрации к сборникаи стихов и к поэмам, увидевиим свет в 1947 голу. Это не упрек художникам-графикам, Может быть, сами того не подозревая, ‘они лали наглялнейшее выражение. главной беде, своиственной сегодня творчеству очень многих наших поэтов. Беёзликость героя или, даже, просто 6е3- теройность! — не в этом ли основная сла- боеть, с какой мы чаше всего. встречаемея В сегодняшней поэзии? И если это верно, то естественно, что она — эта слабость — яснее веего должна проявляться в том по- этическом жанре, который ей легче всего наиболее чувствительно поразить: в поэме! Так оно и происходит на деле. 2. Но почему вообще возникает вопросе о существенных грехах нашей неуклонно развивающейся поэзии? После блестящего нового раскрытия ее возможностей в годы Отечественной войны, «пониманье стихов» стало «выше довоенной нормы». Й с каж- дым годом мы становимся требовательней ® тому, что создается нашей литературой. Если о прозе нашей мы еще так часто совершенно справедливо говорим, что она, несмотря на все свои достижения, все-таки несравненно беднее по своему содержанию, чем сама жизнь нашего народа, нашего о- циалистического мира, — то что же ска- зать о поэзий уходящего года в точки зре- ния такого высокого и неопровержимо вер- ного критерия?! Наша поэзия ‘участвует в творчестве жизни. В этом весь ве пафос. Но в этом же ‘источник той требовательности, с какой мы можем и должны в ней относиться. Поэзия наша призвана прежде всего рас- сказать социалистическому человеку о нем самом, — о ето взглядах на вещи, о ero пеихологии, делах и помыелах, о его роли в жизни. 06 этом. прежде всего 0б этом! Но такое «прежде всего» огромно, как сам новый. мир. Наша литература приобрела историче- кое право на звание передовой литерату- ры мира и потому, что она сделала своим содержанием историческое значение, соци- альный смысл каждого отдельного челове- ческого бытия. Она рассматривает челове- ка и судит его с точки зрения Истории — движения в Будущее, и она способна су- ‘дить так именно человека — человеческую ‘тичность, & не только «единицу в Массе». Сегодня безликость героя в литературе — это уже не просто выражение беспомомтно- сти писателя, как художника. Сотлавится ‘ли он с этим или не согласится, но это, ‘вместе с тем, и выражение его косности, его непонимания нашего времени, которое осуществляет провозглашенное Маркеом возвращение человека к человеку! Так не пора ли и поэзии понять 910, как свою ‘главную идейно-эстетическую задачу? Не бесконечные, возвышенные или скромные, точные или неточные описания, не рито- рика, не отвлеченное морализирование, а изображение человека, деятельного и ду- мающего человека, должно стать ее глав- ной заботой, как уже стало это существен- `нейшей заботой нашей послевоенной прозы. Поэзия еще слишком робко ступает на этот, ‘сулящий ей подлинные, а не призрачные успехи, путь. 3. Перелистаем журналы 1947 года. Из всего обилия поэм, появившихся в. этом тоду, пожалуй, только «Флаг над сельсове- том» Алексея Недогонова может остановить пристальное и заинтересованное внимание читателя. Но вот «Небо над Родиной» 0. Кирсанова, «Колхоз «Большевик» Н. Грибачева, «Творцы дорог» Н. Заболоц- ‘кого, «Весна землеробов» В. Замятина, «Слова о рядовом бойце» Г. Санникова... Все эти поэмы говорят нам о нашей жиз- ци, они вполне и до конца современны по темам и материалу. Они совершенно не по- хожи друг на друга, как дети. разных от- цов. Но в читательском восприятии этих поэм неизбежно есть нечто общее: тень равнодушия. ...На мой взгляд (в отличие от точки зрения В. Александрова), условность кир- сановского замысла не является органиче- ским пороком его поэмы. Й, право же, Шел- ли обращался к облакам совсем не потому, что у него не было всочуветвующего собе- седника. С незапамятных времен ноэзия накоротке со всем, что существует в мире, и она привлекает для своих целей все, что способна одушевить глубокой и верной иде- ей, жадным и страстным чувством. Но бе- да в том, что за условностью «Неба’ над Родиной» не таится ничего, что было бы более интересным и волнующим, чем сама эта условность... В поэме есть условный герой, но нет человека. Облака, капля, мо- тор, как действующие лица этой мистерии, инливидуаяьней и значительней в своих условных мыслях, страданиях, надеждах, чем летчик, выступающий со своей чело- веческой подлинностью в косноязычном единстве с ними. Условность, как это слишком часто бывает у Кирсанова, стано- вится самодержцем, перестает подчинять- ся поэту и незаметно из средства изобрази- тельности перерастает в самостоятельную проблему, в самоцель исканий поэта. Но взрослого читателя эти «постылые дост9- инетва», как говорил Блок, мало занимают. ‘Hac увлекают, прежде всего, изображение ‘человеческой жизни и судьбы, мысль о че- ловеке и мыель самого современного чело- века. . 0 поэме Г. Санникова «Слово о рядовом бойце» можно было бы не вспоминать: это слишком очевидная неудача. Но решающий порок его рассказа в стихах неожиданно оказывается очень показательным. Он был рядовым бойном, Во всем на других похожий... - Так знакомит нас Санников со своим те- -роем Дозоровым. А дальше? А дальше обна- ‘уживаются такая серость, такое безли- ие, такая пустота душевная в этом «храб- ‘ром малом», что читатель вправе OCKOP- ‘биться за тех — «других», на которых санниковский Степа «во всем похож». Но `что еще важнее — эти строки служат ue столько лля характеристики героя, сколько ‚для выражения «реалистического» кредо самого поэта. ° — Я покажу вам наитипичнейшего со- ветекого солдата, — вот что хочет сказать автор, — а типичность разве не заклю- чдется в том, что человек во всем похож на доугих! При таком обнажении смысла этой де- кларации стазу становится недвусмыелен- Но ясной ве антиреалистическая вздорность! Таким «методом» изображения советекого человека можно только унизить реализм и опорочить современника, стремящегося вы- разить в своих делах, в своем творчестве жизни все духовное человеческое богат- ство, зреющее в нем. . Есть свои лостоинетва в «Творцах до- рог» Н. Заболоцкого, в «Волхозе «Боль- 5мевик» Н. Грибачева, в «Весне землеро- бов» В. Замятина. Но достоинства эти мож- ‘Но отнести к чему угодно, — только не к PACKPHITHIO человеческих характеров, толь- ко не к изображению человека! При всей чуткости Николая Грибачева Е новизне жизни, в его поэме нет и следа ‘драматизма. Это «епены из сельской жиз- ‘ни», в которых главный терой — отнюль не индивидуальный человек, а обстоятель- ства его труда и быта. Поэт как бы ведет ‘Hae Ha экскурсию в свой колхоз и. хочет, ‘чтобы мы всему удивлялись. Мы успеваем увидеть ровно столько, сколько’ могут уви- леть экскурсанты, мы слышим т0, что мо- тут они услышать, но люди грибачевского ‘колхоза остаются для нас такими же чужи- ми и незнакомыми, как спутники в поезде. «Весна землеробов» молодого поэта Вла- _лимира Замятина приводит на след поэмы А. Недогонова, о которой уже было много сказано в нашей критике. Но поэма Замя- тина, не обладая достоинствами своей пред- шественницы, усиленно заштамновывает ее уздостатки: донельзя упрощает жизнь по- слевоенной деревни и изображает coBep- meno беспочвенными конфликты между советскими людьми разного уровня созна- ния. В торжественной картинности и холод- ном риторическом пафосе «Творцов дорог» Николая Заболоцкого нельзя обнаружить ни тени живого интереса к человеку. Че- нреиподаватель литературы 29-я школы им. А. О. Грибоедова. Повседневное буржуазное AMK ape: rBU ПИСЬМО B PEHAKUHIO Недавно я слушала’ очередную англии- скую радионередачу на русском языке. Диктор об’явил, что будет передаваться беседа о лондонских театрах. Автор беседы — некая Лена Чиверс, не- давно посетившая СССР, заявила, что хо: чет сравнить постановку пьесы «Глубокие корни» в лондонском театре и в MOCKOB- ском Театре им: Вахтангова. Я видела этот спектакль в Театре им. Вахтангова, и мне было интересно узнать, как поставлена эта пьеса в Лондоне, тем более, что, по словам автора беседы, «обе постановки очень раз- личны». Однако сущность этого различия осталась для меня тайной, так как трудно было сделать какой-либо вывод из того. 10 «роль ‘ матери-негритянки, блестяще сыгранная в Театре им. Вахтангова, не так удачна в лондонской постановке, где мать на вид слишком молода», и что «американ- цы вышли лучше» в Лондоне. А этим ут- верждением исчерпывался весь «критиче- ский» анализ Лены Чиверс. : Автора; очевидно, вообще мало ‘интере- сует самый театр, ибо ее московские теат- ральные впечатления ограничились лишь воспоминаниями о ...езамечательных пирож- ных», которые она кушала в антрактах. «Мы до такого искусства еще далеко не Дошли!» — откровенно признается Чивере. Не потрудившись описать лондонскую постановку и дать хотя бы элементарную оценку обоим - спектаклям, она предпочла подробно рассказывать о том, как ведут себя лондонские зрители. Так, я узнала, что, заняв очередь у входа на галерку, они любят до начала спектакля развлекаться представлениями уличных артистов, кото- рые поют, играют на губной гармошке или просто стоят на голове... В театре лондон- цы, оказывается, также ведут себя «совсем не так, как в Советском Союзе». Чтобы не задерживаться по окончании спектакля, они не оставляют верхнюю одежду в гардеро- бе: мужчины обычно прячут „цальто под стул, а дамы, держа в руках перчатки, су- мочки, зонтики и т. п, вешают пальто на спинку стула или кладут на колени. Советский зритель ценит и уважает театр, он привык к серьезным, содержа- тельным статьям и радиопередачам, по- священным разбору спектаклей. А англий- ские’ радиовещатели передают нелепую болтовню любительниц пирожных. Все это представляет собою буржуазное дикарство, вызывающее презрение. и недоумение у со- ветских слушателей. oe Инженер-майор П ВОЛОДИНА. Бюрократическая отписка Когиза «Почему нет в продаже детской КНИГИ?» Под таким заголовком были ‘напечатаны в «Литературной газете» № 62 от 10 де- кабря письмо читателя тов. Талан, с00б- щающего, что в магазинах Москвы нет детской книги, письмо директора Детгиза т. Л. Дубровиной о том, что по вине Когиза на фабрике детской книги № 1 (г. Москва) лежит свыше полутора миллио- нов книг, и фотообвинение. Прошло две недели. Мы получили новые письма читателей тт. М. Болотовой из Мо- схвы, Г. Клячкина из Казани, В. Орлова из станицы Ново-Титаревская, Краснодарского края, и из других пунктов Советского Сою- за. Детской книги нет нигде. Где же она? _ Все там же, на фабрике детской книги Дирекция Детриза нам снова сообщила: ‚ —= Сегодня в экспедиции и цехах фабри- ки ‘находится уже ‘не полтора, а два с по. ловиной миллиона экземпляров детскей КНИГИ, Как же реагирует на эти возмутительные факты дирекция Когиза, по вине которой скопилось огромное количество детских книг на фабрике и нет их в магазинах? Заместитель директора Когиза т. Ива- нова в своем ответе пишет: «Считая указание тов. Дубровиной o 3a- держке Когизом вывоза литературы © типографии издательства справедливым, Когиз принимает пеобходимые меры к ЗО а ef своевременному вывозу литературы на Chl” склады и К быстрейшей доставке ее на места». Хороши эти «меры», если количество книг на складе с каждым днем растет все больше и больше. coe