Погибли тѣ, кого любили Родныя, близкія сердца!
Такъ жить нельзя! И всѣ рѣшились Активно выступить впередъ.
На время молча притаились...
Потомъ поднялся весь народъ... На шумныхъ митингахъ рѣкой Лился звукъ рѣчи молодой:
Онъ вразумлялъ, онъ пояснялъ, На жизнь глаза всѣмъ открывалъ... На этихъ митингахъ народныхъ (Вездѣ въ Россіи однородныхъ) Всѣ согласились прекратить Вездѣ работу, производство И гордо, громко объявить
О стачкѣ общей, что банкротство Повсюду можетъ учинить.
Смутилась бюрократовъ свора, Не знали, что имъ дѣлать тутъ,— Такого мощнаго отпора
Не ждалъ кровавый русскій спрутъ! На сцену выступилъ графъ Витте, Который только передъ тѣмъ
Миръ заключилъ и міромъ всѣмъ
Онъ встрѣченъ былъ: „герой, смотрите! И вотъ нашъ Витте, графъ портсмутскій, Съ размаху хвать—въ одинъ присѣетъ Россіи пишетъ манифестъ
О конституціи нашей, русской! Не долго думая, впередъ
Даетъ Россіи пять свободъ! Мы сердцемъ вспрянули тогда; Купили дорогой цѣною
Свободу мы! Но не бѣда, Возьмемъ мы все, что брали съ бою! Въ день манифеста ужъ съ утра Повсюду слышалось—ура!! Народъ громадною толпой
Направился во храмъ науки, Держа знамена надъ собой
И къ небу простирая руки. На улицахъ вездѣ народъ
Подъ краснымъ знаменемъ идетъ И гимнъ свободѣ распѣваетъ,
И падшихъ въ битвахъ вспоминаетъ... Но въ этотъ радостный для всѣхъ Свободы ясной первый день, Среди веселья и утѣхъ
Упала темная вдругъ тѣнь: Желая храбрость показать,
Войска безжалостно стрѣляли, Чтобъ за свободу наказать!
(Фроловъ и Минъ ихъ поощряли), И громъ ихъ выстрѣловъ открылъ Намъ тайну нашей конституціи
И, охладивъ нашъ жаркій пылъ, Толкнулъ на почву революціи!
Свободъ намъ дали цѣлыхъ пять, Но какъ воспользоваться ими, Того не должно было знать
И пользовать ихъ не могли мы. Свободъ собраній—ерунда, Ихъ не бывало никогда,
Свобода слова—точно также Еще чѣмъ прежде стала гаже: Почти что всѣ редактора
Внесли по штрафу за себя
И въ предварилкѣ посидѣли— Казенный хлѣбъ они тамъ ѣли. Свобода личности—объ этомъ
(Мнѣ совѣстно предъ бѣлымъ свѣтомъ) Объ этомъ—лучше помолчу,
Писать объ этомъ—не могу... Другія двѣ свободы тоже
Чортъ знаетъ на кого похожи! Союзъ крестьянъ, телеграфистовъ, Рабочихъ иль телефонистовъ— Все это намъ запрещено Овсе-торговцемъ Дурново!
Правительство же не дремало! Вездѣ погромы начались...
Погибло здѣсь людей не мало Дома повсюду по дожглись...
Погромы шли, а власти что же? Они бездѣйствовали?—Да!!
Мракъ ночи былъ для нихъ дороже, А жизнь людей—то не бѣда! Желая ветхіе устои
Насколько можно поддержать, Для черной сотни всѣ покои Полиція стала открывать.
И вотъ въ Михайловскомъ манежѣ Брато-убійственная рѣчь
Рѣкою льется... Это что-же?.. Свободный духъ хотятъ пресѣчь?! Повсюду стали нападать
На барышень и на студентовъ, На первыхъ встрѣчныхъ „тилигентовъ Свободныхъ гражданъ убивать. Свободу черной сотнѣ дали,
Всѣхъ прочихъ крѣпче лишь прижали. Но что-же вышло?—Ничего!
Возстали моряки въ Кронштадтѣ А въ Севастополѣ чего,
Чего-то ни было! (Въ Дармштадтѣ, Какъ говорятъ, заволновались И очень сильно испугались).
Хоть удалось имъ придавить Морскіе бунты, но впередъ Они узнали, что народъ
Не дастъ себя имъ задавить! Но это было лишь начало,
Что было дальше-то важнѣй. Того правительство не ждало:
Раздался мощный звукъ цѣпей, Разбитыхъ храбро латышами. За ружья всѣ они взялись—
И развернулись передъ нами Картины, какъ они дрались!
Вездѣ властей они прогнали,