Картинка съ натуры.
„Это куда же худой, истомленный.
Войскомъ вплотную кольцомъ оцѣпленный
За городъ гонятъ народъ?“
Такъ я спросилъ у солдата дорогой,
Шелъ за толпой я, отставши немного.
Тихо отвѣтилъ мнѣ тотъ:
„Это борцы за крестьянскую долю,
Дружно боролись—добыть они волю,
Бѣдныхъ землей надѣлить.
Гонимъ мы ихъ на Ходынское поле— Тамъ и землю и желанную волю
Могутъ они получить.
Сталъ какъ убитый я вѣстью такою, Взоромъ толпу провожаю съ тоскою,
Слезы изъ глазъ потекли.
Вышли на поле... Толпа раздѣлилась...
Войско къ винтовкамъ тотчасъ приложилось.
Ротный скомандовалъ: „пли !!!
Глухо отъ выстрѣловъ вздрогнуло поле... Жизнь улетѣла. Суровая доля!
Грудами пали друзья...
Въ мукахъ предсмертныхъ стонали, вопили, Гнѣвно ихъ тутъ же солдаты добили
Мѣткимъ прикладомъ ружья. Ѣдутъ извозчики къ нимъ ломовые, Лошади сильныя, дровни большіе,
Точно подъ туши свиней.
Плотно на дровни тѣла уложили,
Крѣпко связали, рогожей покрыли...
Ѣдутъ, а слѣдъ ихъ саней Теплая, алая кровь обагряетъ,
Стая воронъ все надъ ними летаетъ
Съ крикомъ кружась въ вышинѣ; Жалобно каркаютъ всюду вороны,
Будто поютъ онѣ маршъ похоронный... Сжалося сердце во мнѣ...
Вотъ и „Ваганьково“ видно кладбище— Тамъ для нихъ общее роютъ жилище
Десять плечистыхъ мужчинъ. Долго ли будете, вы, ломовые,
Труповъ возить къ намъ все груды такіе?“
Крикнулъ могильщикъ одинъ.
„Вотъ ужъ недѣля, какъ здѣсь проживаемъ, Труповъ по двѣсти на день зарываемъ,
Некогда даже поѣсть .
— „Полно орать! Развѣ мы виноваты, Что доказали геройство солдаты?
Наше лишь дѣло—привезть...
Васъ вѣдь не даромъ, такихъ лоботрясовъ, Заступомъ рыть заставляетъ Дубасовъ,—
Рубль поденно даетъ!
Сидоръ! Мы тоже, какъ только покончимъ, То у него на „чаишко“ попросимъ
Что, братъ, авось—не убьетъ .
— „Ты его, видно, не знаешь, Данила, Въ немъ говорятъ—эѳіопская сила,—
Жадный и злой людоѣдъ!...“
„Полно вамъ, черти! Беритесь за дѣло... Яма готова, бросай туда смѣло...
Медлить—намъ времени нѣтъ! Трупы извозчики въ яму свалили, Сверху могильщики груду зарыли
Мягкой песчаной землей.
Грустно смотрѣлъ я на эту картину Въ душу закралася злая кручина
Съ жгучей больною тоской.
„Всѣ мы предстанемъ предъ Грознымъ Судьею! Къ праху погибшихъ сказалъ я съ слезою:
„Вѣчный вамъ, братья, покой!
Яснецовъ.
„ГЕНЕРАЛЪ .
Нашъ Дубасовъ адмиралъ,
Какъ заправскій „генералъ ,
Приказавъ есѢхъ убивать,
Самъ забрался подъ кровать. Храбро на своемъ посту, Онъ въ волненіи и поту, Все возстанье пережилъ И судьбу благословилъ.
Москвичъ.
ОКУНЕВУ.
Да, Окуневъ, ты—не подлецъ! Ты—ресторанный лишь храбрецъ. Хоть ты стрѣлялъ не въ грудь,
а въ спину,
„Хвала тебѣ— какъ прежде Мину.