тат того дуалистического толкования, с которым непрерывно борется конструктивизм.
Для сведения наших критиков можем сообщить, что до периода диференциации дуалистического толкования архи
тектуры и начала бурного роста техники, разницы между архитектором и инженером не было. Эти понятия были синонимами. Знаменитейшими архитекторами были одно
временно и знаменитейшие инженеры; архитекторам и только им, поручалось сооружение мостов, акведуков и военных сооружений. Следовательно, принципиального отличия между деятельностью инженера и архитектора тогда и быть не могло. Римский акведук был таким же продуктом общественного человека того времени, всей хозяйственной и социальной среды, как и римский колизей. Точно так же нынешний металлический мост по своей социальной и художественной значимости ничем не отличается от здания современного театра или клуба.
Вот почему мы и вправе говорить, что, „включая архитектуру в общую производственную цепь страны, конструктивисты уничтожают обособленность, которая су
ществовала раньше в дореволюционный период между различными видами архитектурной и инженерной деятельности“.
В социалистической стране и архитектурная и инженерная деятельность совершенно одинаково должны удовлетворять конкретной утилитарной потребности обще
ства, создавая тем самым крупнейшие художественные произведения эпохи.
Если бы наши критики обладали способностью видеть, то они знали бы, что технически совершенный мост есть одновременно законченное художественное произведение, что он не нуждается ни в каких дополнительных эсте
тических прибавках для того, чтобы так же эмоциально
воздействовать на современного человека, как и любое архитектурное сооружение. Но практически разница между инженером и архитектором теперь существует, существует постольку, поскольку на дуалистическом тол
ковании этих понятий воспитаны целые кадры людей, поскольку мы живем еще в переходную эпоху. С другой стороны, сложность и широта развития техники поневоле заставляет диференцировать и инженера и архитектора свою деятельность в определенной узкой специальности. Повторяем, однако, что в социалистической стране прин
ципиальные задачи инженера и архитектора должны быть отождествлены. Путаются здесь в своих собствен
ных противоречиях не конструктивисты, а наши критики, которые, очевидно, смешивают инженерию как творче
скую созидательную деятельность человека с техникой и техницизмом, являющимися лишь средством материа
лизации и инженерной и архитектурной деятельности. Вот почему они, окончательно запутавшись, и говорят о „техническом фетишизме“ конструктивизма, в то время как такой фетишизм наиболее всего чужд природе истинного конструктивизма. Ведь целью конструктивизма в архитектуре является изобретение новых типов архитектуры - социальных конденсаторов, являющихся продук
тами новых общественных отношений, материализованных наиболее совершенными методами нашего хозяйства и тех
3 Далее наши критики, говоря, что конструктивизм запутался в противоречиях, так как согласно его теории архитектура, с одной стороны, „не имеет своего само
стоятельного художественного содержания и развития“, а с другой - „конструктивист-архитектор не отрицает наличия в архитектуре художественного момента“, более всего обнаруживают „ свое слабое место, обнаруживают
невероятную путаницу и идеалистический дуализм в вопросах архитектуры, в то время как исключительно кон
структивизм решает этот вопрос монистически и вполне последовательно и четко.
Действительно, допустить, что архитектурное произведение имеет свое „самостоятельное“ художественное содержание и развитие, независимое от ее утилитарной и конструктивной сущности, значит заранее обусловить наличие существования двух различных категорий явле
ний: художественной и утилитарной, а следовательно, и наличие тех дуалистических противоречий, постоянной жертвой которых была дореволюционная архитектура.
С другой стороны, отрицать наличие в архитектуре „художественного момента“, значит уничтожить понятие, квалификации в работе архитектора, значит свести всю работу архитектора к грубейшему и элементарнейшему толкованию утилитарно-конструктивного назначения, т. е. не учесть всех элементов архитектуры (плоскость, объем, пространство, время, движение, цвет, фактура) и факто
ров восприятия и познавания которые создаются архитектурными произведениями в процессе утилитарно
конструктивного становления социальной вещи и которые являются теми архитектурными элементами, которыми, удачно оперируя, архитектор достигает высшей квалификации или „художественного“ признака утилитарноконструктивного становления.
Наличие всех этих обстоятельств и составляет сложные проблемы овеществления, проблемы архитектурного качества или мастерства, от решения которых конструкти
визм никогда не отназывался и не отказывается, что отмечают и Шалавин и Ламцов.
Монизм же конструктивизма заключается в том, что весь этот „художественный момент“ не имеет самостоя
тельного, независимого существования, не составляет какой-либо эстетической прибавки, не заключается в каких-то прибавочных, лишних, утилитарно ненужных величинах, а отыскивается в самом процессе утилитарноконструктивного становления вещи.
Другими словами, само утилитарно-конструктивное решение должно быть организовано в степени такого ка
чества или мастерства, что элементы этого решения своим существованием давали бы уже максимальную художественную выразительность. Возвращаясь к элементарней
шему примеру со стулом, уже цитированному Шалавиным и Ламцовым, можно сказать, что художественный момент в создании стула должен заключаться не в прибавлении к нему лишних „самостоятельных“ элементов, не в само
стоятельном художественном содержании этих элементов, а в таком использовании всех рабочих частей стула, всех функциональных качеств и особенностей употребляемого материала, которые в сумме давали бы максимальную общественно-художественную выразительность.
Для сведения наших критиков можем сообщить, что до периода диференциации дуалистического толкования архи
тектуры и начала бурного роста техники, разницы между архитектором и инженером не было. Эти понятия были синонимами. Знаменитейшими архитекторами были одно
временно и знаменитейшие инженеры; архитекторам и только им, поручалось сооружение мостов, акведуков и военных сооружений. Следовательно, принципиального отличия между деятельностью инженера и архитектора тогда и быть не могло. Римский акведук был таким же продуктом общественного человека того времени, всей хозяйственной и социальной среды, как и римский колизей. Точно так же нынешний металлический мост по своей социальной и художественной значимости ничем не отличается от здания современного театра или клуба.
Вот почему мы и вправе говорить, что, „включая архитектуру в общую производственную цепь страны, конструктивисты уничтожают обособленность, которая су
ществовала раньше в дореволюционный период между различными видами архитектурной и инженерной деятельности“.
В социалистической стране и архитектурная и инженерная деятельность совершенно одинаково должны удовлетворять конкретной утилитарной потребности обще
ства, создавая тем самым крупнейшие художественные произведения эпохи.
Если бы наши критики обладали способностью видеть, то они знали бы, что технически совершенный мост есть одновременно законченное художественное произведение, что он не нуждается ни в каких дополнительных эсте
тических прибавках для того, чтобы так же эмоциально
воздействовать на современного человека, как и любое архитектурное сооружение. Но практически разница между инженером и архитектором теперь существует, существует постольку, поскольку на дуалистическом тол
ковании этих понятий воспитаны целые кадры людей, поскольку мы живем еще в переходную эпоху. С другой стороны, сложность и широта развития техники поневоле заставляет диференцировать и инженера и архитектора свою деятельность в определенной узкой специальности. Повторяем, однако, что в социалистической стране прин
ципиальные задачи инженера и архитектора должны быть отождествлены. Путаются здесь в своих собствен
ных противоречиях не конструктивисты, а наши критики, которые, очевидно, смешивают инженерию как творче
скую созидательную деятельность человека с техникой и техницизмом, являющимися лишь средством материа
лизации и инженерной и архитектурной деятельности. Вот почему они, окончательно запутавшись, и говорят о „техническом фетишизме“ конструктивизма, в то время как такой фетишизм наиболее всего чужд природе истинного конструктивизма. Ведь целью конструктивизма в архитектуре является изобретение новых типов архитектуры - социальных конденсаторов, являющихся продук
тами новых общественных отношений, материализованных наиболее совершенными методами нашего хозяйства и тех
ники. Отсюда заботливое изучение и культивирование
самых высших проявлений современной техники, но не как цели, а как средства.
3 Далее наши критики, говоря, что конструктивизм запутался в противоречиях, так как согласно его теории архитектура, с одной стороны, „не имеет своего само
стоятельного художественного содержания и развития“, а с другой - „конструктивист-архитектор не отрицает наличия в архитектуре художественного момента“, более всего обнаруживают „ свое слабое место, обнаруживают
невероятную путаницу и идеалистический дуализм в вопросах архитектуры, в то время как исключительно кон
структивизм решает этот вопрос монистически и вполне последовательно и четко.
Действительно, допустить, что архитектурное произведение имеет свое „самостоятельное“ художественное содержание и развитие, независимое от ее утилитарной и конструктивной сущности, значит заранее обусловить наличие существования двух различных категорий явле
ний: художественной и утилитарной, а следовательно, и наличие тех дуалистических противоречий, постоянной жертвой которых была дореволюционная архитектура.
С другой стороны, отрицать наличие в архитектуре „художественного момента“, значит уничтожить понятие, квалификации в работе архитектора, значит свести всю работу архитектора к грубейшему и элементарнейшему толкованию утилитарно-конструктивного назначения, т. е. не учесть всех элементов архитектуры (плоскость, объем, пространство, время, движение, цвет, фактура) и факто
ров восприятия и познавания которые создаются архитектурными произведениями в процессе утилитарно
конструктивного становления социальной вещи и которые являются теми архитектурными элементами, которыми, удачно оперируя, архитектор достигает высшей квалификации или „художественного“ признака утилитарноконструктивного становления.
Наличие всех этих обстоятельств и составляет сложные проблемы овеществления, проблемы архитектурного качества или мастерства, от решения которых конструкти
визм никогда не отназывался и не отказывается, что отмечают и Шалавин и Ламцов.
Монизм же конструктивизма заключается в том, что весь этот „художественный момент“ не имеет самостоя
тельного, независимого существования, не составляет какой-либо эстетической прибавки, не заключается в каких-то прибавочных, лишних, утилитарно ненужных величинах, а отыскивается в самом процессе утилитарноконструктивного становления вещи.
Другими словами, само утилитарно-конструктивное решение должно быть организовано в степени такого ка
чества или мастерства, что элементы этого решения своим существованием давали бы уже максимальную художественную выразительность. Возвращаясь к элементарней
шему примеру со стулом, уже цитированному Шалавиным и Ламцовым, можно сказать, что художественный момент в создании стула должен заключаться не в прибавлении к нему лишних „самостоятельных“ элементов, не в само
стоятельном художественном содержании этих элементов, а в таком использовании всех рабочих частей стула, всех функциональных качеств и особенностей употребляемого материала, которые в сумме давали бы максимальную общественно-художественную выразительность.