каемся... Пойдетъ она въ Москву въ гошпиталь... оттеда мнѣ и вынесетъ младенца, а ужъ я тутатко сама съ нимъ какъ хочу... Про-о-стое, родной, дѣло!.
- Чудно! - воскликнулъ я. - Ну, а какъ же потомъ-то ты съ нимъ?
- Рощу, кормлю, покедова не помретъ. - Чѣмъ?., коровы-то вѣдь нѣтъ. - На соску сажаю. - Живутъ?..
- Нѣтъ, у меня, Богъ миловалъ, не живутъ...
- Сколько же ты ихъ эдакимъ манеромъ - я хотѣлъ сказать: уморила, да языкъ не повернулся и я спросилъ: - выростила?
Она поняла и, глядя на меня мутными, точно въ нихъ кто-то свинцу налилъ, глазами, сказала: - Двоихъ схоронила...
- Ну, а какъ не помрутъ, - спросилъ я, - выживутъ... тогда какъ?
- Спаси, Царица Небесная! - съ нескрываемымъ страхомъ воскликнула баба. - Ну ихъ къ шуту!.. Вѣдь за нихъ за махонькихъ по четыре-то бумажки даютъ, а начни подростать, цѣна другая, все меньше, а тамъ годамъ къ шестнадцати и вовсе ничего не даютъ... ну ихъ къ ляду!
...Возвращается хозяинъ съ купленной водкой, пьетъ самъ, гость, подноситъ и бабѣ...
Разговоръ опять заходитъ о „шпитатахъ .
- „Погоди-ко, всяё ночь спокою не будетъ, - сказалъ хозяинъ. - Дай-ко вотъ эти, - онъ кивнулъ на люльку, - сволочи-то подкустовскіе глаза продерутъ... завязывай уши да бѣги...
- Нескоро продерутъ, - сказала повеселѣвшая, съ выступившими по щекамъ пятнами, баба, - не скоро!.. Я имъ маку дала... спятъ, аки мертвые...
- Маку? - переспросилъ я.
- Да... спасибо, научили добрые люди. Разотру его мелко на мелко, да съ чаемъ съ крѣпкимъ, либо такъ съ водицей тепленькой дамъ, они и спятъ, не блажатъ, аки убитые.
- Вредъ это имъ, - сказалъ я: - выростутъ, дураками будутъ. - Наплевать, а намъ что! -равнодушно сказалъ хозяинъ и до
бавилъ, жадно затягиваясь: - небось, не выростутъ... отправимъ куда надо! этого добра много... другихъ дадутъ... тамотко ихъ дѣвать некуда., бери только, сдѣлай милость... Намъ деньги нужны, живемъ, этимъ существуемъ...
- Чѣмъ же ты ихъ кормишь-то? - спросилъ я, немного помол
чавъ, у бабы.
- Да чѣмъ? Соску даю... нажую хлѣба... суну... - Чернаго?
- А то какого-же? рожна имъ... Когда, бываетъ, баранку нажую.
- А поишь чѣмъ?. Молока, говоришь, нѣту.
- Пою-то?.. Чаю вотъ даю... водицы теплой... А то чѣмъ же болѣ?.. Не велики господа-то!.. Мнѣ ихъ выхаживать-то какой разсчетъ... Чѣмъ скорѣй помрутъ, тѣмъ для меня складнѣе...
- Такъ ты дала бы имъ прямо ужъ яду какого-нибудь, сказалъ я - и конецъ... чѣмъ мучить-то. Запьянѣвшая баба разсмѣялась.
- И то взаправду - сказала она, - дать нешто? - Неловко только боязно... объѣздный узнаетъ. Да они и такъ не жильцы, они и такъ сдохнутъ и безъ яду. Тѣ вонъ у меня, двое тоже, обѣ дѣ
вочки, скорехонько убрались... Одна трое сутокъ только всего и пожила-то, а я подъ ея билетъ въ лавкѣ опосля этого два мѣсяца забирала быдто подъ живую... Мнѣ разсчетъ... Въ тѣ поры у меня и дѣло-то это вновѣ было, дура я была, порядковъ не знала, всего боялась, теперя-то вотъ я привыкла, наглядѣлась, увидала, какъ добрые-то люди дѣлаютъ... Вонъ Наталья Бараниха шестерыхъ вынесла...
- Что-жь, всѣ и того... померли?.. - Всѣ, знамо, а то какъ же?..
- Перебилъ ты меня, не далъ досказать, - начала она снова - какъ я съ первыми-то... Принесла это я, помню дѣвочку домой, думаю: чѣмъ поить?.. Дала чаю... сдѣлала крѣпкаго, раскрѣпкаго: думаю, посытнѣе, молъ... Кричитъ моя дѣвка, дерьмя деретъ... А онъ - она кивнула на мужа - говоритъ, какъ сейчасъ помню: „возь
му, говоритъ, я ее за ноги, да шпокну объ уголъ... только всего, и не надоть мнѣ твоихъ четырехъ цѣлковыхъ . Ну, ладно, -продол
жала она, облизнувъ губы, - оретъ и оретъ. Я ей соску нажевала,
сунула... стала сосать, затихла... уснула... Побѣжала я къ Баранихѣ... какъ, молъ, мнѣ... научи?...
--- Благая, говорю, прытка ее задави, навязалась... спокою нѣтъ... самъ сердится... „А ты, говоритъ, поди возьми въ лавкѣ на нее подъ билетъ крупъ гречневыхъ... свари кашку... давай ей... у ней животенко-то разопретъ съ каши-то... начнетъ пучить, она и замолчитъ. Помретъ, говоритъ, а ты подъ билетъ-то бери, не ска
зывай, что померла-то она... вотъ и все... А то, говоритъ, чаемъ ее крѣпкимъ пои ., тоже хорошо помогаетъ ... Такъ я и сдѣлала... сва
рила каши, дала ей... И что-жь ты думаешь, родной ты мой, въ эту-жь ночь раздуло у ней весь животъ... вотъ этакій сталъ... аки ба
рабанъ, да синій весь... и сама вся посинѣла... Кричала, кричала - померла!..
- Грѣхъ, - сказалъ я опять, не утерпѣвъ. - Нехорошо... Богу отвѣтъ дашь...
- Знамо дѣло, грѣхъ, - сейчасъ же согласилась она - я попу на духу про это же про самое сказывала.
- Н-ну? - удивился я, - что-жь онъ тебѣ?..
- Да что-жь онъ?., ничего, простилъ: ему-то что?., да опять нежто онъ не знаетъ нужду-то нашу... Да вѣдь и то сказать: куды ихъ дѣвать-то?.. много ужъ ихъ оченно, страсть!.. Бери только, не жалко, еще натащутъ!..
Давящимъ, кошмарнымъ ужасомъ вѣетъ отъ этого разсказа.
И страшнѣе всего въ немъ то, что тутъ нѣтъ никакихъ преувеличеній; кому приходилось бывать въ тѣхъ деревняхъ, гдѣ берутъ „шпитатъ , тотъ знаетъ, что ихъ не воспитываютъ, а морятъ.
Не можетъ не знать этого и администрація Воспитательнаго дома, но между тѣмъ продолжаетъ ихъ отдавать (я не виню въ этомъ только администрацію, потому что она исполняетъ то, что предписано уста
вомъ Воспитательнаго дома) и какъ будто нарочно закрываетъ глаза, не видя статистики смертности среди отданныхъ на воспитаніе дѣтей.
Впрочемъ, въ послѣднее десятилѣтіе администрація Воспитательнаго дома открыла глаза и стала ре
гистрировать смертность среди отданныхъ дѣтей и вотъ каковы результаты этой регистраціи:
Съ 1901 по 1912 годъ умерло въ округахъ Московскаго Воспитательнаго дома:
въ 1901 г. - 3.194 въ 1902 г. - 2.520 „ 1903 „ - 3.540 „ 1904 „ - 3.285 „ 1905 „ - 5.383 „ 1906 „ - 3.618 „ 1907 „ - 2.854 „ 1908 „ - 3.251
„ 1909 „ - 4.493 „ 1910 „ - ОКОЛО 4.600, въ
1911 г. - 3.418.
Вмѣстѣ съ умершими въ Воспитательномъ домѣ
всего за одиннадцать лѣтъ, изъ принесенныхъ за это же время 119.470 дѣтей, умерло - 90.859!! свыше 75% или болѣе трехъ четвертей всѣхъ принесенныхъ дѣтей!!.
Сюда еще не вошли данныя о смертности дѣтей, отданныхъ на вскармливанье въ городѣ, а среди этихъ, судя по косвеннымъ свѣдѣніямъ, умираетъ больше половины...
Будемъ умѣренными и прибавимъ за счетъ этихъ дѣтей только 5% къ общему числу и тогда получится кошмарный подавляющій итогъ:
Четыре пятыхъ (или 80%) дѣтей, помѣщенныхъ въ Московскій Воспитательный домъ, отправляются на тотъ свѣтъ!!.
Хорошее содѣйствіе «бытію невинносуществующихъ»!
Выходитъ, что Воспитательный домъ не только не даетъ «бытія невинносуществующимъ», но, наобо
ротъ, содѣйствуетъ ихъ скорѣйшему переходу въ небытіе!
80 изъ 100 - умершихъ!
9.000 дѣтскихъ трупиковъ въ годъ! И это уже за послѣднее десятилѣтіе!
И такой порядокъ вещей происходитъ вполнѣ открыто, въ правительственномъ учрежденіи, о немъ пишутъ оффиціальные отчеты, и эти отчеты никого не поражаютъ, ничьего вниманія не привлекаютъ, несмотря на бьющую въ глаза чудовищность ихъ кошмарныхъ цифръ!
Чѣмъ же объясняетъ администрація эту невѣроятную смертность?
Смертность въ самомъ Воспитательномъ домѣ объясняется недостаткомъ кормилицъ и, связаннымъ съ переполненіемъ Воспитательнаго дома, недостат
комъ воздуха, а смертность внѣ Воспитательнаго дома достаточно наглядно объясняется только что приведенной иллюстраціей изъ очерка С. Подъячева.
Но почему же не принимается никакихъ мѣръ?!
Морятъ дѣтей въ деревняхъ - не надо ихъ туда отдавать!
Не хватаетъ кормилицъ, надо ввести искусственное вскармливаніе, уже давно примѣняемое съ полнымъ успѣхомъ въ частныхъ семьяхъ.
Переполнены помѣщенія, такъ что въ нихъ не хватаетъ воздуха, - надо ихъ увеличить!
Господи Ты, Боже мой! Земля еще не такъ перенаселена, чтобы вновь рождающимся людямъ не хватало бы на ней воздуха!
На всѣ эти вопросы у администраціи одинъ отвѣтъ: - нѣтъ средствъ!
Но у кого же нѣтъ средствъ!