Моя душа пылаетъ страстью бурной, И грудь полна отваги боевой.

Ахъ! видѣть ли свободы блескъ пурпурный, Разсѣять мракъ насилья вѣковой,

И, маску лжи сорвавъ съ лица злодѣя, Вдругъ обнажить его смертельный страхъ И броситъ всѣмъ тиранамъ не робѣя
Стальной руки неотвратимый взмахъ!
Довольно слезъ! Пустъ грянетъ бой побѣдный. Народъ зоветъ. Преступно, стыдно ждать! Рази-жъ мой честный мечъ наслѣдный. Я твой, весь твой, о, родина, о, мать.

И. Каляевъ.

Памяти Н. Э. Баумана.

Гордый, могучій боецъ за свободу
Умеръ въ борьбѣ за великій народъ... Вышелъ онъ въ поле въ тяжелые годы Съ крикомъ призывнымъ - впередъ!

Двигаться было и страшно, и трудно, Грудь надрывалась... но голосъ звучалъ

Въ этомъ туманѣ такъ смѣло, и дружно Взяться за дѣло великое звалъ!..
Годы тюрьмы... эти мрачные годы...

Всякій, кто честно и смѣло служилъ

Мундиръ, пиджакъ и рубаха.

(Арабская сказка).
Когда наступила 1002-я ночь, Шехерезада сказала султану:
- Нынче, о повелитель, я разскажу тебѣ сѣверную сказку про мундиръ, пиджакъ и рубаху.
Султанъ втянулъ въ себя огромное количество дыму изъ стоявшаго передъ нимъ чеканнаго багдадскаго кальяна и изготовился слушать, а Шехерезада начала:
- Когда мундиръ увидѣлъ, что дѣла его плохи, что онъ можетъ лишиться всѣхъ своихъ привилегій, вѣками накопленныхъ, неугасимый гнѣвъ овладѣлъ имъ и, ударивъ кулакомъ по столу, онъ воскликнулъ:
- Не бывать тому! Я не уступлю безъ боя ни зернышка власти, ни клочка моихъ привиле
гій. Такъ было и такъ будетъ, доколѣ Аллахъ не погаситъ свѣтящее міру солнце и не наступитъ вѣчная тьма.
И, призвавъ къ себѣ рясу, мундиръ сказалъ ей:
- Ты - ряса, ты мнѣ обязана всѣмъ. Тебѣ нужна была моя казна, - - я открывалъ передъ тобою мою казну. Тебѣ нужна была моя шпага, - я одалживалъ тебѣ мою шпагу. Мои слуги бы
ли твоими слугами. Ты обвиваешься вокругъ меня, какъ плющъ вокругъ ствола.
- Великъ Аллахъ! - сказала ряса. - Приказывай. Я твоя.
- Кто врагъ мой? - спросилъ мундиръ.
- Великъ Аллахъ! - отвѣчала ряса. - Ты окруженъ врагами, и нѣтъ у тебя друзей, кромѣ меня. Пиджакъ - главный врагъ твой. Но и ру
баха начинаетъ измѣнять тебѣ. И не на кого тебѣ опереться, кромѣ какъ на меня.
Дѣлу могучему, дѣлу свободы, Ужасъ ихъ весь пережилъ...
Только что лучъ показался свободы, Только что весь встрепенулся народъ, И задрожали тюремные своды, - Вышелъ ты смѣло впередъ..
Вышелъ... И гордо погибъ за свободу, Подлой сраженный рукой!..

Спи безмятежно, защитникъ народа, Честный рабочій - герой!..

Спи!.. Если гибнутъ великія силы, Гибнутъ геройски за свѣтъ, за народъ... Гибнутъ... но даже у края могилы

Падаютъ съ крикомъ призывнымъ - впередъ Такъ и орелъ, пораженный стрѣлою Въ темномъ туманномъ ущелій горъ,

Съ крикомъ послѣднимъ, съ послѣдней слезою Къ небу бросаетъ сіяющій взоръ!..

Ал. Истоминъ. „В. П.“

Изъ архива русскаго политическаго юмора

Кто она?

Тятька, звонъ что народу Собралось у кабака;
Ждутъ каку-то все слободу... Тятька, кто она така?
Цыцъ! Никшни! пущай гуторятъ, Наше дѣло сторона;

Какъ возьмутъ тебя да вспорютъ, Такъ узнаешь, кто она.

- Да будетъ проклятъ пиджакъ! - сказалъ мундиръ. - Это онъ отторгнулъ отъ меня рубаху.

- Аминь! - сказала ряса.

- Надо сокрушить пиджакъ! - сказалъ мундиръ, - во что-бы это мнѣ ни обошлось. - Аминь! - сказала ряса.
- - Пиджакъ и твой врагъ, ряса, - сказалъ мундиръ. - Онъ хочетъ отнять у меня мою власть надъ тѣлами, а у тебя - твою власть надъ душами. Искоренимъ же его, пока онъ не искоренилъ насъ.
- Аминь! - сказала ряса. - Мы возстановимъ противъ него рубаху. Мы скажемъ ей, что онъ хочетъ поработить ее и отнять у нея то немногое, чѣмъ она обладаетъ.
- Аминь! - сказалъ мундиръ.
Мундиръ пошелъ къ рубахѣ и сказалъ ей:
- Слушай, рубаха, ты нищая, и даже песъ воротитъ голову отъ твоего котла.
- Правда, - сказала рубаха, - истинная правда.
- А знаешь ли, - сказалъ мундиръ, - кто виновникъ твоихъ бѣдъ настоящихъ и еще горшихъ будущихъ?
- Охъ, не знаю, - сказала рубаха. - Темная я. Гдѣ мнѣ знать!..
- Пиджакъ! - воскликнулъ мундиръ. - Онъ все у тебя отнялъ и еще отниметъ. Но я не дамъ тебя въ обиду, если ты пойдешь за мной. Дай мнѣ руку и мы вмѣстѣ пойдемъ противъ пиджака. Пойдешь за мной?
- Охъ, ужъ и не знаю, - сказала рубаха. - Вѣдь и ты - врагъ мой. Давно ли ты сталъ обо мнѣ тужить? Вчера еще ты билъ меня по пят