У всѣхъ насъ, мужчинъ и женщинъ, жизнь распадается на двѣ части: службу и отдыхъ; мужчина работаетъ по своей профессіи и эта работа, въ общемъ, даетъ ему много нравственнаго удовлетво
ренія — но и утомляетъ его извѣстнымъ однообразіемъ, трудностью найти хорошихъ помощниковъ, цѣлымъ рядомъ мелкихъ непріятностей дрязгъ, недоразумѣній. Женщина, въ свою очередь, даже и не слу
жа ни въ какомъ учрежденіи, тоже каждый день отбываетъ службу: она хозяйка дома, она мать, учительница, а при неизбѣжныхъ неу
рядицахъ съ прислугой, она зачастую и бонна, и няня и — хотя-бы временно — кухарка.
Счастливъ тотъ мужчина, который умѣетъ создать себѣ двойную жизнь , который можетъ оставить на мѣстѣ своей службы всѣ, связанныя съ этой службой, непріятности, который совершенно отрѣшается отъ нихъ, переступая порогъ своего дома. Но еще сча
стливѣе та женщина, которая ко времени возвращенія со службы усталаго и всегда нѣсколько раздраженнаго мужа, тоже успѣваетъ сбросить съ себя мало привлекательный нарядъ измученной и раздраженной хозяйки и которая, забывъ на время о всѣхъ своихъ домаш
нихъ злоключеніяхъ, становится для мужа интересной собесѣдницей, внимательнымъ другомъ, заботливой женой — а не только скучной хозяйкой, выше головы погруженной въ домашнія непріятности. Умѣть указать мужу наиболѣе интересныя статьи въ газетѣ, при
готовить ему ту книжку и журналъ, которые онъ собирался прочесть, готовность внимательно выслушать его разсказъ о чемъ-бы то ни было — все это такъ необыкновенно просто; но насколько успокои
тельнѣе для издерганныхъ нервовъ мужа, чѣмъ жалобы на дѣтей, на прислугу — на все и на всѣхъ! Такого рода двуличіе достойно самаго глубокаго уваженія; правда, привычка къ нему пріобрѣтается не сразу, но за то, разъ вкоренившись, остается навсегда и ста
новится совершенно неожиданнымъ источникомъ счастья: какъ-то незамѣтно появляется большая общность интересовъ, съ годами въ большинствѣ браковъ неуловимо распыляющаяся; создаются добрыя, дружескія отношенія, люди научаются цѣнить проводимое вмѣстѣ время, нѣтъ ни у мужа, ни у жены стремленія искать отдыха и
развлеченія непремѣнно за предѣлами собственной семьи — и милое тихое счастье, которое мы такъ тщетно призывали съ небесъ, скромно, но надежно вырастаетъ изъ нѣдръ нашей собственной семьи.
То-же самое и съ дѣтьми; если-бы мы, помимо заботъ чисто физическихъ, удѣляли побольше вниманія и духовной жизни дѣтей, если-бы мы, съ самаго ранняго дѣтства, пріучали ихъ къ сознанію, что намъ интересна каждая мелочь ихъ жизни, то не было-бы мѣста той отчужденности между родителями и дѣтьми, которую мы сплошь и рядомъ наблюдаемъ, и которая особенно тяжело перено
сится матерями подростковъ; вотъ — вырасли дѣти; вырасли — и ушли отъ насъ духовно; кто-то другой вліяетъ на нихъ; какіе-то есть у нихъ собственные интересы, собственныя мысли — но не съ нами подѣлятся они всѣмъ этимъ... Въ одинъ часъ, въ одинъ день, конечно, не завоюешь и не вернешь того довѣрія, котораго мы не старались ни возбудить, ни удержать, когда еще было время...
Вся наша бѣда въ томъ, что мы такъ неправильно смотримъ на жизнь; если у насъ есть свободное время и свободныя деньги, мы легкомысленно тратимъ и то, и другое на какія-нибудь удовольствія; но эти удовольствія, хотя-бы они были и прекрасны, и
возвышенны, всегда такъ мимолетны и никогда не дадутъ намъ того глубокаго удовлетворенія, какъ если-бы мы имѣющіяся у насъ время и деньги потратили на удовлетвореніе какого-нибудь дѣйстви
тельно крупнаго жизненнаго интереса, скажемъ интереса къ музыкѣ, къ живописи, къ общественнымъ и педагогическимъ вопросамъ и
т. д. Вѣдь питать глубокій интересъ, скажемъ къ музыкѣ, вовсе не означаетъ, что мы сами должны засѣсть за гаммы — это значитъ
научиться понимать сокровенный смыслъ музыки, познакомиться съ ея исторіей, съ законами гармоніи, научиться слушать ее съ пол
нымъ пониманіемъ, и такое пониманіе дастъ человѣку громадную полноту счастья, минуты захватывающаго наслажденія при сознаніи, что намъ стали доступны произведенія величайшихъ композиторовъ.
Такое счастье зависитъ только отъ насъ, и какъ-бы судьба не смѣялась надъ нами — этого сокровища она насъ, не лишитъ.
Безконечно много счастья можетъ дать человѣку и настощая любовь къ литературѣ; къ литературѣ не въ смыслѣ чтенія всего, что случайно попадается подъ руку, а въ смыслѣ основательнаго знаком
ства хотя-бы съ одними нашими русскими авторами... Сколько новыхъ темъ для разговора съ мужемъ и дѣтьми! Какъ много выплываетъ новыхъ мыслей, какъ хочется побесѣдовать съ подрастающей дочерью и о томъ, и объ этомъ! И какую близость, какое дружеское единеніи даетъ отношеніямъ родителей и дѣтей общность интересовъ!
Семья становится не только мѣстомъ, гдѣ дѣти ѣдятъ, пьютъ, спятъ и получаютъ деньги на свои прихоти, а той ячейкой, изъ
которой разумно развивается подрастающее поколѣніе — наша гордость, наша будущность, наша надежда. И этого счастья — дружескихъ отношеній дѣтей — тоже не въ силахъ разрушить никакія козни судьбы — напротивъ, только тѣснѣе становится связь между отдѣльными членами такой семьи, если внезапно обрушивается на нихъ какоенибудь несчастье.
Всѣ мы слишкомъ пассивны; всѣ такъ покорно и терпѣливо всю свою жизнь чего-то ждемъ! Каждая изъ насъ ждетъ, что вѣчно будетъ интересна и мила мужу по одному только тому, что она ему жена; что дѣти будутъ любить ее всегда и неизмѣнно; какъ-же иначе? Вѣдь она имъ мать! ждемъ, что самъ собой образуется около насъ кружокъ друзей, ждемъ, что откуда-то, по мановенію волшеб
наго жезла, появятся у насъ и интересы, и радости — и наше желанное счастье. Ждемъ, ждемъ и ждемъ — покорно, безнадежно, уныло, тупо и терпѣливо.... Не видимъ, не слышимъ — не хотимъ ни видѣть, ни слышать, какъ счастье робко бродитъ вокругъ насъ, какъ робко оно стучится къ намъ съ разныхъ сторонъ, какъ оно проситъ, чтобы мы впустили его въ нашу жизнь... Маленькое, роб
кое счастье. Но стоитъ пригрѣть его, стоитъ дать ему немножко привѣта и ласки — и оно розгорится яркимъ немеркнущимъ огнемъ, озаритъ всю нашу жизнь, дастъ ей смыслъ, цѣль, содержаніе.
И можетъ-быть, когда-нибудь настанетъ такой Новый Годъ, когда мы, въ отвѣтъ на традиціонное пожеланіе „новаго счастья искренно отвѣтимъ:
Новаго счастья? что-жь — если оно намъ суждено судьбою — мы примемъ его радостно и съ благодарностью; но — но за этотъ годъ мы такъ успѣли полюбить и наше милое, скромное, старое счастье.
Мнѣ очень часто приходится читать и слышать вопросы;
— Какъ надо понимать Бога? И что лучше — вѣрить, или не вѣрить?
Чтобы хоть отдаленно отвѣтить на эти вопросы, надо написать десятки, сотни толстыхъ томовъ. Они уже напи
саны серьезными учеными, философами, богословами. Ихъ пишутъ и сейчасъ, будутъ, вѣроятно, писать всегда, пока будетъ мыслить человѣкъ. И, все-таки, до сихъ поръ никто никому ничего не доказалъ, и, вѣроятно, никогда не докажетъ.
Потому что мы, люди, слишкомъ ничтожны для того, чтобы объять понятіе о Богѣ и Вѣчности.
О Богѣ Державинъ писалъ:
...Духъ всюду сущій и единый, Кому нѣтъ мѣста, ни причины, Кого никто постичь не могъ, Кто все собою наполняетъ,
Объемлетъ, зиждетъ, сохраняетъ, Кого мы называемъ — Богъ!
Для насъ, рядовыхъ людей, эти строки вполнѣ достаточно опредѣляютъ понятіе о Богѣ. Вѣрить — ли?.
Мнѣ кажется, что самый этотъ вопросъ представляетъ
собою великую нелѣпость.
ренія — но и утомляетъ его извѣстнымъ однообразіемъ, трудностью найти хорошихъ помощниковъ, цѣлымъ рядомъ мелкихъ непріятностей дрязгъ, недоразумѣній. Женщина, въ свою очередь, даже и не слу
жа ни въ какомъ учрежденіи, тоже каждый день отбываетъ службу: она хозяйка дома, она мать, учительница, а при неизбѣжныхъ неу
рядицахъ съ прислугой, она зачастую и бонна, и няня и — хотя-бы временно — кухарка.
Счастливъ тотъ мужчина, который умѣетъ создать себѣ двойную жизнь , который можетъ оставить на мѣстѣ своей службы всѣ, связанныя съ этой службой, непріятности, который совершенно отрѣшается отъ нихъ, переступая порогъ своего дома. Но еще сча
стливѣе та женщина, которая ко времени возвращенія со службы усталаго и всегда нѣсколько раздраженнаго мужа, тоже успѣваетъ сбросить съ себя мало привлекательный нарядъ измученной и раздраженной хозяйки и которая, забывъ на время о всѣхъ своихъ домаш
нихъ злоключеніяхъ, становится для мужа интересной собесѣдницей, внимательнымъ другомъ, заботливой женой — а не только скучной хозяйкой, выше головы погруженной въ домашнія непріятности. Умѣть указать мужу наиболѣе интересныя статьи въ газетѣ, при
готовить ему ту книжку и журналъ, которые онъ собирался прочесть, готовность внимательно выслушать его разсказъ о чемъ-бы то ни было — все это такъ необыкновенно просто; но насколько успокои
тельнѣе для издерганныхъ нервовъ мужа, чѣмъ жалобы на дѣтей, на прислугу — на все и на всѣхъ! Такого рода двуличіе достойно самаго глубокаго уваженія; правда, привычка къ нему пріобрѣтается не сразу, но за то, разъ вкоренившись, остается навсегда и ста
новится совершенно неожиданнымъ источникомъ счастья: какъ-то незамѣтно появляется большая общность интересовъ, съ годами въ большинствѣ браковъ неуловимо распыляющаяся; создаются добрыя, дружескія отношенія, люди научаются цѣнить проводимое вмѣстѣ время, нѣтъ ни у мужа, ни у жены стремленія искать отдыха и
развлеченія непремѣнно за предѣлами собственной семьи — и милое тихое счастье, которое мы такъ тщетно призывали съ небесъ, скромно, но надежно вырастаетъ изъ нѣдръ нашей собственной семьи.
То-же самое и съ дѣтьми; если-бы мы, помимо заботъ чисто физическихъ, удѣляли побольше вниманія и духовной жизни дѣтей, если-бы мы, съ самаго ранняго дѣтства, пріучали ихъ къ сознанію, что намъ интересна каждая мелочь ихъ жизни, то не было-бы мѣста той отчужденности между родителями и дѣтьми, которую мы сплошь и рядомъ наблюдаемъ, и которая особенно тяжело перено
сится матерями подростковъ; вотъ — вырасли дѣти; вырасли — и ушли отъ насъ духовно; кто-то другой вліяетъ на нихъ; какіе-то есть у нихъ собственные интересы, собственныя мысли — но не съ нами подѣлятся они всѣмъ этимъ... Въ одинъ часъ, въ одинъ день, конечно, не завоюешь и не вернешь того довѣрія, котораго мы не старались ни возбудить, ни удержать, когда еще было время...
Вся наша бѣда въ томъ, что мы такъ неправильно смотримъ на жизнь; если у насъ есть свободное время и свободныя деньги, мы легкомысленно тратимъ и то, и другое на какія-нибудь удовольствія; но эти удовольствія, хотя-бы они были и прекрасны, и
возвышенны, всегда такъ мимолетны и никогда не дадутъ намъ того глубокаго удовлетворенія, какъ если-бы мы имѣющіяся у насъ время и деньги потратили на удовлетвореніе какого-нибудь дѣйстви
тельно крупнаго жизненнаго интереса, скажемъ интереса къ музыкѣ, къ живописи, къ общественнымъ и педагогическимъ вопросамъ и
т. д. Вѣдь питать глубокій интересъ, скажемъ къ музыкѣ, вовсе не означаетъ, что мы сами должны засѣсть за гаммы — это значитъ
научиться понимать сокровенный смыслъ музыки, познакомиться съ ея исторіей, съ законами гармоніи, научиться слушать ее съ пол
нымъ пониманіемъ, и такое пониманіе дастъ человѣку громадную полноту счастья, минуты захватывающаго наслажденія при сознаніи, что намъ стали доступны произведенія величайшихъ композиторовъ.
Такое счастье зависитъ только отъ насъ, и какъ-бы судьба не смѣялась надъ нами — этого сокровища она насъ, не лишитъ.
Безконечно много счастья можетъ дать человѣку и настощая любовь къ литературѣ; къ литературѣ не въ смыслѣ чтенія всего, что случайно попадается подъ руку, а въ смыслѣ основательнаго знаком
ства хотя-бы съ одними нашими русскими авторами... Сколько новыхъ темъ для разговора съ мужемъ и дѣтьми! Какъ много выплываетъ новыхъ мыслей, какъ хочется побесѣдовать съ подрастающей дочерью и о томъ, и объ этомъ! И какую близость, какое дружеское единеніи даетъ отношеніямъ родителей и дѣтей общность интересовъ!
Семья становится не только мѣстомъ, гдѣ дѣти ѣдятъ, пьютъ, спятъ и получаютъ деньги на свои прихоти, а той ячейкой, изъ
которой разумно развивается подрастающее поколѣніе — наша гордость, наша будущность, наша надежда. И этого счастья — дружескихъ отношеній дѣтей — тоже не въ силахъ разрушить никакія козни судьбы — напротивъ, только тѣснѣе становится связь между отдѣльными членами такой семьи, если внезапно обрушивается на нихъ какоенибудь несчастье.
Всѣ мы слишкомъ пассивны; всѣ такъ покорно и терпѣливо всю свою жизнь чего-то ждемъ! Каждая изъ насъ ждетъ, что вѣчно будетъ интересна и мила мужу по одному только тому, что она ему жена; что дѣти будутъ любить ее всегда и неизмѣнно; какъ-же иначе? Вѣдь она имъ мать! ждемъ, что самъ собой образуется около насъ кружокъ друзей, ждемъ, что откуда-то, по мановенію волшеб
наго жезла, появятся у насъ и интересы, и радости — и наше желанное счастье. Ждемъ, ждемъ и ждемъ — покорно, безнадежно, уныло, тупо и терпѣливо.... Не видимъ, не слышимъ — не хотимъ ни видѣть, ни слышать, какъ счастье робко бродитъ вокругъ насъ, какъ робко оно стучится къ намъ съ разныхъ сторонъ, какъ оно проситъ, чтобы мы впустили его въ нашу жизнь... Маленькое, роб
кое счастье. Но стоитъ пригрѣть его, стоитъ дать ему немножко привѣта и ласки — и оно розгорится яркимъ немеркнущимъ огнемъ, озаритъ всю нашу жизнь, дастъ ей смыслъ, цѣль, содержаніе.
И можетъ-быть, когда-нибудь настанетъ такой Новый Годъ, когда мы, въ отвѣтъ на традиціонное пожеланіе „новаго счастья искренно отвѣтимъ:
Новаго счастья? что-жь — если оно намъ суждено судьбою — мы примемъ его радостно и съ благодарностью; но — но за этотъ годъ мы такъ успѣли полюбить и наше милое, скромное, старое счастье.
В. Карцева.
Вѣра и безвѣріе.
Мнѣ очень часто приходится читать и слышать вопросы;
— Какъ надо понимать Бога? И что лучше — вѣрить, или не вѣрить?
Чтобы хоть отдаленно отвѣтить на эти вопросы, надо написать десятки, сотни толстыхъ томовъ. Они уже напи
саны серьезными учеными, философами, богословами. Ихъ пишутъ и сейчасъ, будутъ, вѣроятно, писать всегда, пока будетъ мыслить человѣкъ. И, все-таки, до сихъ поръ никто никому ничего не доказалъ, и, вѣроятно, никогда не докажетъ.
Потому что мы, люди, слишкомъ ничтожны для того, чтобы объять понятіе о Богѣ и Вѣчности.
О Богѣ Державинъ писалъ:
...Духъ всюду сущій и единый, Кому нѣтъ мѣста, ни причины, Кого никто постичь не могъ, Кто все собою наполняетъ,
Объемлетъ, зиждетъ, сохраняетъ, Кого мы называемъ — Богъ!
Для насъ, рядовыхъ людей, эти строки вполнѣ достаточно опредѣляютъ понятіе о Богѣ. Вѣрить — ли?.
Мнѣ кажется, что самый этотъ вопросъ представляетъ
собою великую нелѣпость.