ЗАТЯНУВШЕЕСЯ „ЗАТИШЬЕ”


Л. Межеричер
В порядке обсуждения
На фронте фотографии уже второй год господствует, если можно так выразиться, «творческое затишье». Насколько свирепые бои кипели в 1930, 1931 и начале 1932 гг., настолько нынешний период поражает своим «спокойствием», отсутстви
ем активных критических и крупных творческих выступлений.
Некоторые товарищи склонны приписать такое изменение погоды влиянию решения ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 г. «О перестройке литературнохудожественных организаций». Дескать, предло
жено прекратить дискуссии, вот и прекращаем. Группировки тоже распустили. Вообще действуем согласно директиве...
Ничего не может быть грубее и пошлее такого извращения партийного указания. Решение от 23
апреля требовало не «прекратить дискуссии», а покончить с теми явлениями, которыми, по словам ЦК, «тормозится серьезный размах художествен
ного творчества». Партия требовала выбросить из обихода литературно-художественных организаций командование, подмену критики заушением и наклейкой ярлыков, администрирование, зажим само
критики—все явления бюрократического перерож
дения, которые нашли наибольшее отражение в практике РАПП.
Именно после этого должна была развернуться — и развернулась — творческая борьба, но борьба не административно «критическим» зау
шением, а борьба произведениями. За два года, протекшие со дня партийного решения о литера
туре, последняя изумительно двинулась вперед,
обогащаясь, консолидируясь все прочнее на базе социалистического реализма. Наступил ли там «штиль»? «Упразднение дискуссий»? Только бли
зорукие мещане и уязвленные чиновники могли
бы решиться утверждать, что «штиль» на участке фотографии явился результатом решения от 23 апреля. На самом деле это результат непонимания исторического решения, результат неумения и не
желания со стороны существовавших творческих группировок и производственных организаций исходить из него во всей своей дальнейшей работе.
Были попытки и обратного свойства — попытки под маркой реализации решения от 23 апреля на месте старых групп немедлено создать новую организацию — «Союз советских фотографов».
Многие товарищи (в их числе автор этих строк) вели борьбу против этого скороспелого жонглерства, доказывая, что почвы для создания союза еще нет, и все, чего добились бы жонглеры, — это дискредитации глубокой, исторически-значимой идеи ЦК, выраженной в решении от 23 апреля.
Куда там! Противники жонглерства оказались повинны во всех смертных грехах. Наскоро сколоченная группа, объединившая всяческие направления — от Б. Игнатовича до Ю. Еремина, — апеллировала к широким массам через «Вечернюю Мо
скву», обращалась даже в кое-какие инстанции... Дело прошлое, вдаваться в детали не стоит. Факт тот, что товарищам, взыскующим гегемонии в но
воявленном союзе, пришлось умерить пыл и с «Союзом фотографов» подождать до известной поры.
*
Таким образом нам приходится встречаться с двояким извращением исторического решения пар
тии. С одной стороны—попытка усмотреть в апрельском решении некое «мирное обновление», от
пущение грехов. С другой — левацкая попытка перепрыгнуть через необходимый этап развития, по
пытка свести апрельское решение к формальной перестройке, попытка жонглировать понятием творческого союза.
Оба извращения мелкобуржуазны, ибо смысл обоих — стирание различия творческих направлений и группировок, социально-творческая обез
личка с неизбежным при ней раскиселиванием партийного руководства. Как «мирнообновленцы»,
так и «жонглеры» тянут нас в сторону от линии, намеченной партией. Но если вторые получили не
обходимый отпор, то первые фактически полонили фотографический участок искусства, накладывая на него отпечаток делячества и безразличия к «серьезному размаху художественного творчества».
Это и есть тот безрадостный творческий «штиль», наличие которого ощущают работники советской фотографии и борьба с которым на сегодняшнем этапе является частью борьбы за реализацию апрельского решения ЦК.
*
Одним из заметных проявлений затишья, как мы уже указали, является резкое сокращение кри
тических и исследовательских выступлений по вопросам художественной фотографии и контраст этого положения с острой борьбой групп 2—3 года назад.
Тогдашние споры были очень полезны основному большинству фоторепортеров и фотохудожни
ков. Они были полезны тем, что привлекли вни
мание фотоработников к проблеме идейно-насыщенного творчества, поставили перед ними требование осмыслить свою практику, ответить на вопрос о методе.
Но содержание и непосредственный предмет этих споров были совершенно ложны.
Все вертелось тогда вокруг немедленного отыскания диалектического метода в фотоискусстве, причем все участники споров, как коллективные, так и одиночные, в большей или меньшей мере конкретизировали этот метод и уже чуть ли не находили его. Все требо
вали окончательных формулировок, установленных законов. Друг друга грызли за «недодиалектичность». Кто чуть недоговаривал, кому что-нибудь было неясно, тот уже оказывался уклонистом, чуть ли не контрреволюционером. Соответственно и поиски «метода» были достаточно дерзновен
ные. Создавались в два счета целые системы (в одной из каковых был повинен и нижеподпи
савшийся), «диалектикой» клялись, объявляли ею всяческое праздное, метафизическое писание. Одна статья в «Пролетфото» безапелляционно требова
ла прямо в заголовке: «Создадим диалектическую форму пролетарского фотоискусства! » Процветала бесшабашная декламация на «диалектические» те
мы. И. Сосфенов составил для группы «Октябрьдекларацию такого свойства, что она, после двухчасового разбирательства на заседании редколле
гии «Пролетфото», была возвращена автору для перевода на более понятный язык.
Сейчас в свете важнейшего партийного документа — апрельского решения ЦК — совершенно ясна порочность в самой основе тогдашней дискус