сти. Когда смолкала лира поэтовъ и не раздавался ихъ «сладкозвучный гласъ», Пушкинымъ овладѣвала грусть. Понятна поэтому та душевная его тревога о забвеніи поэзіи и умильная просьба къ друзъ
ямъ - поэтамъ - какъ можно чаще посвящать ей часы своего досуга. Чѣмъ ближе подходилъ къ Пуш
кину по своему міровоззрѣнію поэтъ, и чѣмъ тѣснѣе была ихъ нравственная связь, тѣмъ томительнѣе было его ожиданіе обнаруженія имъ поэтической дѣятельности. Съ особеннымъ нетерпѣніемъ Пуш
кинъ ожидаетъ стиховъ отъ того, у котораго еще въ дѣтскомъ возрастѣ, въ домѣ своего дяди, изъ живыхъ устъ образовывалъ свой вкусъ, сочиненія котораго считалъ чрезвычайно живописными и ориги
нальными, и съ которымъ, кромѣ того, связанъ былъ узами самой тѣсной дружбы. Мы говоримъ о князѣ П. И. Вяземскомъ. «Мой милый, пишетъ ему Пушкинъ, поэзія - твой родной языкъ, слышна по выго
вору, но кто же виноватъ, что ты столь же рѣдко говоришь на немъ, какъ дамы 1807 г. на славян
скомъ» 1). «Любезный арзамасецъ», сѣтуетъ Пушкинъ въ другомъ письмѣ, «утѣшьте насъ своими посланіями. Я не намѣренъ васъ оставить въ покоѣ, по
камѣстъ хромой софійскій почтальонъ не принесетъ мнѣ Вашей прозы и стиховъ»2). Когда же Вязем
1) V, 541. 2) Ѵ, 505.