Входит верный товарищ Аким, который заведует приемной. Он передает ряд бумаг и жалуется на то, что со всякой мелочью идут во ВЦИК, отбоя нет от просителей.
— Яков Михайлович, — ворчит Аким, — сегодня недели на две работы задали нам. И насчет валенок, и насчет учебников, и о соли...
— Ну, брат, это очень здорово, — успокаивает Акима Свердлов. — Для того и власть взяли. Наша власть. Нам верят — к нам идут.
И тут происходит трогательная встреча с вошедшим в кабинет железнодорожником из депо станции Бологое. Он жалуется на местные непорядки. Вдруг, приглядевшись к пришедшему, Свердлов останавливает его:
— Я вас где-то видел... Хочу вспомнить вашу фамилию... — И быстро перелистывает свою записную книжку. Память не подвела.
— Вы мне нужны — будете комиссаром. Нет, нет не спорьте, — ласково треплет по плечу удивленного желез
нодорожника Яков Михайлович, — мы вводим комиссаров в Красной Армии, а железные дороги для нас не менее важный военный участок работы. И я попробую, начав с вас, товарищ Измайлов, этот институт комиссаров привить. Попробуем?
Кто же такой пришедший? Что вспомнил Свердлов? Это прежде всего интересует самого Измайлова.
— Как вы вспомнили мою фамилию? Мы слышим замечательный ответ:
— Я не забываю людей, которые выступают с дельными, умными, практическими предложениями, — говорит Свердлов.
Измайлов подхватывает эти слова: — Это было...
— Это было, — улыбается Свердлов, — в декабре 1917 года, за Невской заставой, на вагоноремонтном заводе...
Совсем по-иному выглядит Свердлов, когда гот же Аким подает ему большую с золотым обрезом визитную карточку британского посла.
Яков Михайлович сейчас строг и прям. Господин, хорошо одетый, солидный, седой в сопровождении двух щеголеватых молодых людей входит в кабинет. Роль английского посла мастерски ведет арт. К. Зубов.
— Я могу видеть господина Свердлова... — говорит посол с заметным английским акцентом.
Свердлов вежливо указывает на кресло:
— Прошу садиться, — и прячет недоеденную половину сушки. Эта колоритная деталь не ускользает от взгляда дипломата. Он отвешивает церемонный поклон и уклоняется от приглашения, продолжая речь стоя.
— Посольство его величества короля Великобритании имеет намерение покинуть Москву и сделать свою резиденцию в Вологде.
— Почему именно в Вологде? — осведомляется Свердлов.
— А почему не в Москве — это вам понятно, — с иронией говорит посол.
— Если хотите — тоже не понятно, — в упор заявляет Свердлов.
И посол вынужден объясниться:
— Москва в настоящее время — это пороховая бочка, готовая взорваться в любую минуту восстанием. Мы мало рассчитываем, — цинично прибавляет англичанин, — что существующая власть может иметь достаточно сил, чтобы обеспечить безопасность не только английским подданным, но и своим собственным. Поэтому мы решили переждать это время в другом месте, вдали от места пребывания советского правительства...
— Но почему же именно в Вологде, — настаивает Свердлов.
— Мы так решили. Это вам должно быть совершенно безразлично: Пермь или Вологда.
Но Свердлов задал свой вопрос неспроста. Скрытый смысл заявления дипломата им разгадан. Этот разговор венчает уничтожающая реплика проницательного советского президента:
— Я спрашиваю так настоятельно потому, что мне известно: именно в Вологду идет сейчас поток белогвардей
ского офицерства и к этим офицерским скоплениям в определенных пунктах, в частности в Вологде и Архангельске, имеет отношение один известный вам и нам полковник английской армии...
Реплика попала в цель. Она поколебала равновесие испытанного дипломата. Ему остается огорчиться:
— Обсуждать эти сведения, — говорит он раздраженно, — не входит в мою компетенцию...
— Вот это я и хотел узнать, — иронически замечает Свердлов.
Посол пробует последний шанс. Он сообщает, что посольство может остаться в Москве, если будут приняты некоторые дополнительные условия... но это он может сообщить строго конфиденциально. .А пока он подает до
кумент, испрашивающий разрешение на переезд в Вологду. Свердлов ее задерживает посла. Быстрым росчерком он подписывает документ.
Быстрота и смелость, решительность и прямота Свердлова. .вызывают восхищение следящих за беседой юристов. Раздаются аплодисменты. Люди, родившиеся в старом мире, проникшиеся верой и уважением к славному представителю молодого советского государства, рукоплещут ему.
В перерывах между съемками мы наблюдали Свердлова-Любашевского. Хочется сразу отметить, что этому артисту в высокой степени свойственна покоряющая простота исполнения. Сосредоточенный, молчаливый он даже в долгих паузах оставался тем Свердловым, на ком лежал большой груз государственных забот и дум. Беседуя с послом Зубовым, с юристами, его не покидает свердловская улыбка; светлый юмор его глаз ободряет Трофимова — артиста Н. Крючкова, репетирующего с ним эпизод встречи в приемной. И когда в предсмертную минуту над ним склоняется Владимир Ильич (арт. М. Штраух), мы видим того же неугасимого, упорно борющегося со смертью большевика — земного, жизнелюбивого: распахнута куртка, свесилось пенсне, растрепа
лась шевелюра, горячие губы шепчут слова любви к партии и Ленину — в нем еще живет сила, напоминающая Ленину о неотложных делах, о съезде. Все эти тро
гательные черты мужественного Свердлова глубоко, творчески осмыслены артистом Л. Любашевским.
Атмосфере съемок была подъемная — внутренняя дисциплина, собранность, увлечение замыслом светились во всем: в каждом жесте исполнителей, осознавших ответственность своих задач, в работе режиссуры, затратившей много любви и выдумки, в работе операторов и художника, придумав
шего интересное оформление свердловского кабинета и приемной, а для финальных съемок — исторического зала, где работал VIII съезд партии.
Для этого эпизода, завершающего фильм, был в точности воспроизведен зал, так и названный впоследствии Свердловским. С трибуны съезда Владимир Ильич произносит речь памяти умершего великого революционера— «первого человека в первой социалистической советской республике».
Тяжело переносится горечь утраты участниками съезда. Живописная массовая сцена, потребовавшая больших усилий режиссуры, переносит нас в овеянное бессмертием время, в обстановку первых лет советской власти. Это эпос гражданской войны — эти люди, исполненные мужественного пафоса и веры в революцию — матросы в бушлатах с маузерами, седые рабочие, славные фронтовики, юноши и девушки комсомольского племени, удосто
ившиеся чести присутствовать на съезде, — все бурлит бурным ключом молодой силы.
Съемки, руководимые постановщиком фильма заслуженным деятелем искусств С. И. Юткевичем, прошли с подъемом. Они не позволяют, разумеется, делать далеко идущие обобщения о характере всей картины, но есть все основания видеть в творческом труде исполнителей и режиссуры новое, несомненно выдающееся произведение киноискусства.
Это первая картина из цикла о замечательных большевиках. На этой картине — ясный отблеск режиссерского мастерства, талантливого исполнительства и, безусловно, умелой операторской работы.
— Яков Михайлович, — ворчит Аким, — сегодня недели на две работы задали нам. И насчет валенок, и насчет учебников, и о соли...
— Ну, брат, это очень здорово, — успокаивает Акима Свердлов. — Для того и власть взяли. Наша власть. Нам верят — к нам идут.
И тут происходит трогательная встреча с вошедшим в кабинет железнодорожником из депо станции Бологое. Он жалуется на местные непорядки. Вдруг, приглядевшись к пришедшему, Свердлов останавливает его:
— Я вас где-то видел... Хочу вспомнить вашу фамилию... — И быстро перелистывает свою записную книжку. Память не подвела.
— Вы мне нужны — будете комиссаром. Нет, нет не спорьте, — ласково треплет по плечу удивленного желез
нодорожника Яков Михайлович, — мы вводим комиссаров в Красной Армии, а железные дороги для нас не менее важный военный участок работы. И я попробую, начав с вас, товарищ Измайлов, этот институт комиссаров привить. Попробуем?
Кто же такой пришедший? Что вспомнил Свердлов? Это прежде всего интересует самого Измайлова.
— Как вы вспомнили мою фамилию? Мы слышим замечательный ответ:
— Я не забываю людей, которые выступают с дельными, умными, практическими предложениями, — говорит Свердлов.
Измайлов подхватывает эти слова: — Это было...
— Это было, — улыбается Свердлов, — в декабре 1917 года, за Невской заставой, на вагоноремонтном заводе...
Совсем по-иному выглядит Свердлов, когда гот же Аким подает ему большую с золотым обрезом визитную карточку британского посла.
Яков Михайлович сейчас строг и прям. Господин, хорошо одетый, солидный, седой в сопровождении двух щеголеватых молодых людей входит в кабинет. Роль английского посла мастерски ведет арт. К. Зубов.
— Я могу видеть господина Свердлова... — говорит посол с заметным английским акцентом.
Свердлов вежливо указывает на кресло:
— Прошу садиться, — и прячет недоеденную половину сушки. Эта колоритная деталь не ускользает от взгляда дипломата. Он отвешивает церемонный поклон и уклоняется от приглашения, продолжая речь стоя.
— Посольство его величества короля Великобритании имеет намерение покинуть Москву и сделать свою резиденцию в Вологде.
— Почему именно в Вологде? — осведомляется Свердлов.
— А почему не в Москве — это вам понятно, — с иронией говорит посол.
— Если хотите — тоже не понятно, — в упор заявляет Свердлов.
И посол вынужден объясниться:
— Москва в настоящее время — это пороховая бочка, готовая взорваться в любую минуту восстанием. Мы мало рассчитываем, — цинично прибавляет англичанин, — что существующая власть может иметь достаточно сил, чтобы обеспечить безопасность не только английским подданным, но и своим собственным. Поэтому мы решили переждать это время в другом месте, вдали от места пребывания советского правительства...
— Но почему же именно в Вологде, — настаивает Свердлов.
— Мы так решили. Это вам должно быть совершенно безразлично: Пермь или Вологда.
Но Свердлов задал свой вопрос неспроста. Скрытый смысл заявления дипломата им разгадан. Этот разговор венчает уничтожающая реплика проницательного советского президента:
— Я спрашиваю так настоятельно потому, что мне известно: именно в Вологду идет сейчас поток белогвардей
ского офицерства и к этим офицерским скоплениям в определенных пунктах, в частности в Вологде и Архангельске, имеет отношение один известный вам и нам полковник английской армии...
Реплика попала в цель. Она поколебала равновесие испытанного дипломата. Ему остается огорчиться:
— Обсуждать эти сведения, — говорит он раздраженно, — не входит в мою компетенцию...
— Вот это я и хотел узнать, — иронически замечает Свердлов.
Посол пробует последний шанс. Он сообщает, что посольство может остаться в Москве, если будут приняты некоторые дополнительные условия... но это он может сообщить строго конфиденциально. .А пока он подает до
кумент, испрашивающий разрешение на переезд в Вологду. Свердлов ее задерживает посла. Быстрым росчерком он подписывает документ.
Быстрота и смелость, решительность и прямота Свердлова. .вызывают восхищение следящих за беседой юристов. Раздаются аплодисменты. Люди, родившиеся в старом мире, проникшиеся верой и уважением к славному представителю молодого советского государства, рукоплещут ему.
В перерывах между съемками мы наблюдали Свердлова-Любашевского. Хочется сразу отметить, что этому артисту в высокой степени свойственна покоряющая простота исполнения. Сосредоточенный, молчаливый он даже в долгих паузах оставался тем Свердловым, на ком лежал большой груз государственных забот и дум. Беседуя с послом Зубовым, с юристами, его не покидает свердловская улыбка; светлый юмор его глаз ободряет Трофимова — артиста Н. Крючкова, репетирующего с ним эпизод встречи в приемной. И когда в предсмертную минуту над ним склоняется Владимир Ильич (арт. М. Штраух), мы видим того же неугасимого, упорно борющегося со смертью большевика — земного, жизнелюбивого: распахнута куртка, свесилось пенсне, растрепа
лась шевелюра, горячие губы шепчут слова любви к партии и Ленину — в нем еще живет сила, напоминающая Ленину о неотложных делах, о съезде. Все эти тро
гательные черты мужественного Свердлова глубоко, творчески осмыслены артистом Л. Любашевским.
Атмосфере съемок была подъемная — внутренняя дисциплина, собранность, увлечение замыслом светились во всем: в каждом жесте исполнителей, осознавших ответственность своих задач, в работе режиссуры, затратившей много любви и выдумки, в работе операторов и художника, придумав
шего интересное оформление свердловского кабинета и приемной, а для финальных съемок — исторического зала, где работал VIII съезд партии.
Для этого эпизода, завершающего фильм, был в точности воспроизведен зал, так и названный впоследствии Свердловским. С трибуны съезда Владимир Ильич произносит речь памяти умершего великого революционера— «первого человека в первой социалистической советской республике».
Тяжело переносится горечь утраты участниками съезда. Живописная массовая сцена, потребовавшая больших усилий режиссуры, переносит нас в овеянное бессмертием время, в обстановку первых лет советской власти. Это эпос гражданской войны — эти люди, исполненные мужественного пафоса и веры в революцию — матросы в бушлатах с маузерами, седые рабочие, славные фронтовики, юноши и девушки комсомольского племени, удосто
ившиеся чести присутствовать на съезде, — все бурлит бурным ключом молодой силы.
Съемки, руководимые постановщиком фильма заслуженным деятелем искусств С. И. Юткевичем, прошли с подъемом. Они не позволяют, разумеется, делать далеко идущие обобщения о характере всей картины, но есть все основания видеть в творческом труде исполнителей и режиссуры новое, несомненно выдающееся произведение киноискусства.
Это первая картина из цикла о замечательных большевиках. На этой картине — ясный отблеск режиссерского мастерства, талантливого исполнительства и, безусловно, умелой операторской работы.