заны всѣ замѣченные недостатки въ ихъ проектахъ, — особенно цѣнны были въ этомъ отношеніи указанія профессора Померанцева. Болгарскіе архитекторы начи
наютъ надѣяться теперь, что и имъ удастся, наконецъ, создать что-нибудь свое, ориги
нальное. Оправдаются ли эти надежды, — мы то увидимъ изъ результата второго дополнительнаго конкурса, въ которомъ при
мутъ участіе пять премированныхъ архитекторовъ. Всѣ представленные на конкурсъ проекты выставлены теперь дня публики въ одной изъ залъ Парламента.

Подаренъ проф. Антокольскаго Софійскому Народному Музею .—Ге

ніальный русскій скульпторъ, объ отказѣ котораго принять участіе въ оцѣнкѣ проек
товъ памятника Царю-Освободителю всѣ здѣсь такъ искренно сожалѣли,—подарилъ здѣшнему Музею великолѣпный бюстъ В. К. Николая Николаевича Старшаго. Для здѣш
ней публики этотъ подарокъ дорогъ вдвойнѣ: и какъ произведеніе великаго русскаго художника, и какъ изображеніе Главнокоман
дующаго русскими войсками, бсвободившими Болгарію.

О. ГЕО—ВЪ.

Софія,
28 сенября 1900 г.

Провинціальныя замѣтки.

I.
ХАРЬКОВЪ.
Съ 1-го сентября у насъ гостили передвижники. Какъ всколыхнулся немногочисленный кружокъ нашихъ художниковъ, любителей, знатоковъ, какимъ свѣжимъ возду
хомъ повѣяло на нихъ съ появленіемъ этой выставки!
Цѣлый годъ одиночества — какъ это тяжело! Какъ устойчива должна быть потреб
ность къ изящному, чтобы она окончательно не заглохла; какъ отражается это на художникѣ! Да, трудъ провинціальнаго художни
ка—тяжелая доля: что можетъ поддержать его одинокую работу? Актеръ, музыкантъ, пѣвецъ, являясь на подмосткахъ, приходятъ, вѣдь, въ непосредственное соприкосновеніе съ публикой; толпа осыпаетъ его цвѣтами, встрѣчаетъ его успѣхъ громомъ рукопле
сканій, артистъ дѣлается ея кумиромъ...— есть чѣмъ пополнять израсходованную духовную энергію! Такова ли другая художе
ственная дѣятельность? Одинъ, совсѣмъ одинъ, съ своими замыслами, художникъ долженъ напрягать воѣ сипы, чтобы, непод
дѣльно волнуясь идеей, одухотворить ею свое произведеніе; а дальше что?—развѣ тріумфъ, развѣ рукоплесканія? Нѣтъ, пре
красную картину пойметъ и оцѣнить лишь небольшой кружокъ лицъ съ тонкимъ чутьемъ къ изящному, да свой братъ художникъ.
Ни одно искусство не требуетъ большаго отрѣшенія отъ самого себя, какъ живо
пись,—это вѣрно вообще, а для провинціальнаго художника въ особенности. Забудемъ его одиночество, забудемъ равноду
шіе публики, посмотримъ на его дѣятельность съ другой необходимой стороны,— чѣмъ обезпеченъ онъ матеріально? Его за
работокъ совершенно случаенъ и ничтоженъ,
ибо въ провинціальной публикѣ нѣтъ спроса на родное искусство: картина нужна ен,
какъ мебель, она должна удобно помѣститься въ простынкѣ, подходить подъ цвѣтъ обоевъ, имѣть красивую внѣшность, — вотъ и все. Торговля такимъ товаромъ идетъ у насъ бойко; какъ ни странно, но за это дѣло взялись у насъ разные модные мага
зины: гдѣ продаютъ вѣера, корсеты, кружева и прочіе предметы „дамскаго счастья“,— тамъ всегда громадный выборъ всевозможныхъ лунныхъ ночей, бурныхъ мереи, раз
рушенныхъ замковъ, запущенныхъ парковъ, въ блестящихъ золоченыхъ рамахъ съ дощечками, на коихъ красуются фамиліи не
вѣдомыхъ заграничныхъ художниковъ. Здѣсь можно найти картину, по какой угодно мѣркѣ и на какую хотите цѣну. Провинціальные меценаты вполнѣ довольны этими „про
изведеніями и платятъ за нихъ настоящими деньгами. Въ мастерскую художника загля
дываютъ только въ томъ случаѣ, когда явится желаніе „снять съ себя портретъ
или понадобится пожертвовать въ храмъ икону вб исполненіе обѣта. Бѣдный художникъ! Какимъ только мерзостямъ безвкусія и дикимъ затѣямъ заказчика не приходится