можетъ, дѣйствительно, дать довольно точныя свѣдѣнія относительно нѢкоторыхъ особенностей, но она не въ состояніи передать поэзію, въ осо
бенности же краски холста. Отсюда множество ошибокъ. Это походитъ отчасти на критика, который бы снисходительно распространился о сю
жетѣ картины, описалъ ея компоновку и рисунокъ, но ничего не сказалъ о краскахъ.
Сравнительный изученія холстовъ Пьеро делла Франческа и Бальдовинетти были произведены посредствомъ фотографическихъ снимковъ, —слѣдовательно, они не покоятся на вѣрныхъ данныхъ. Необходимо видѣть и изучить произведенія этихъ мастеровъ въ различныхъ музеяхъ Европы, чтобы имѣть возможность съ несомнѣнностью установить, что именно ихъ различаетъ.
Не имѣя этихъ средствъ въ нашемъ распоряженіи, мы можемъ только замѣтить родственное сходство между чертами новой Луврской Мадонны и Мадоннъ, принадлежащихъ кисти Липпи и Ботичелли. Нѣтъ тогда ни
чего невозможнаго въ томъ, что Пьеро делла Франческа, который былъ ихъ предшественникомъ и даже ихъ вдохновителемъ, именно и былъ живо
писцемъ прекрасной Св. Дѣвы Луврскаго музея. Но, будь она написана Пьеро делла Франческа или Бальдовинетти или инымъ еще какимъ либо ху
дожникомъ Умбріи, —не менѣе очевидно для всякаго, у кого душа способна воспринимать прекрасное, что это—выдающееся произведеніе. Нѣтъ ли даже особой поэтичности въ полной неизвѣстности имени, какъ мастера, ее создавшаго, такъ и модели, служившей для этой обворожительной Св.
ДѢвы? Ибо, весьма вѣроятно, что тутъ передъ нами портретъ: лицо слишкомъ типично для того, чтобы не быть изображеніемъ одной изъ тѢхъ прекрасныхъ итальянокъ ХV вѣка, въ коихъ сіяла вся обаятельная простота набожныхъ женщинъ той эпохи, какъ выражается въ манерѣ живописна ревностное благодушіе художниковъ — предшественниковъ Возрожде
нія. И не останется ли навсегда поводомъ для вѣчной мечтательности—
эта неизвѣстность, какую, можетъ быть, сохранятъ сквозь вѣка—и эта загадочная личность, и этотъ живописецъ, который ее создалъ съ любовью?
Что поражаетъ съ перваго взгляда въ картинѣ делла Франческа или другого мастера, неизвѣстнаго, —это преобладаніе, данное живописцемъ Св. Дѣвѣ, которая возвышается во весь ростъ надъ Іисусомъ, становящимся, такъ сказать, какъ бы дополнительной фигурой.
Она одна занимаетъ весь холстъ и привлекаетъ взоры. Видишь только Ее, и Она васъ приковываетъ къ себѣ: ни Божественный Младенецъ, помѣщенный въ самомъ низу картины, ни довольно любопытный пейзажъ, слу
жащій Ему фономъ и имѣющій все же свою цѣнность, —не отнимаютъ отъ Нея ни малѣйшей частицы интереса, столь всецѣло принадлежащаго этой молодой, высокой женщинѣ.
Положимъ, въ большинствѣ религіозныхъ картинъ ХУ вѣка, посвященныхъ Св. Дѣвѣ, поклоняющейся Младенцу, —Богоматерь всегда занимаетъ первое мѣсто; но никогда, —думаемъ мы, по крайней мѣрѣ, — Она не имѣла такого важнаго значенія, какъ на разсматриваемомъ нами холстѣ.
бенности же краски холста. Отсюда множество ошибокъ. Это походитъ отчасти на критика, который бы снисходительно распространился о сю
жетѣ картины, описалъ ея компоновку и рисунокъ, но ничего не сказалъ о краскахъ.
Сравнительный изученія холстовъ Пьеро делла Франческа и Бальдовинетти были произведены посредствомъ фотографическихъ снимковъ, —слѣдовательно, они не покоятся на вѣрныхъ данныхъ. Необходимо видѣть и изучить произведенія этихъ мастеровъ въ различныхъ музеяхъ Европы, чтобы имѣть возможность съ несомнѣнностью установить, что именно ихъ различаетъ.
Не имѣя этихъ средствъ въ нашемъ распоряженіи, мы можемъ только замѣтить родственное сходство между чертами новой Луврской Мадонны и Мадоннъ, принадлежащихъ кисти Липпи и Ботичелли. Нѣтъ тогда ни
чего невозможнаго въ томъ, что Пьеро делла Франческа, который былъ ихъ предшественникомъ и даже ихъ вдохновителемъ, именно и былъ живо
писцемъ прекрасной Св. Дѣвы Луврскаго музея. Но, будь она написана Пьеро делла Франческа или Бальдовинетти или инымъ еще какимъ либо ху
дожникомъ Умбріи, —не менѣе очевидно для всякаго, у кого душа способна воспринимать прекрасное, что это—выдающееся произведеніе. Нѣтъ ли даже особой поэтичности въ полной неизвѣстности имени, какъ мастера, ее создавшаго, такъ и модели, служившей для этой обворожительной Св.
ДѢвы? Ибо, весьма вѣроятно, что тутъ передъ нами портретъ: лицо слишкомъ типично для того, чтобы не быть изображеніемъ одной изъ тѢхъ прекрасныхъ итальянокъ ХV вѣка, въ коихъ сіяла вся обаятельная простота набожныхъ женщинъ той эпохи, какъ выражается въ манерѣ живописна ревностное благодушіе художниковъ — предшественниковъ Возрожде
нія. И не останется ли навсегда поводомъ для вѣчной мечтательности—
эта неизвѣстность, какую, можетъ быть, сохранятъ сквозь вѣка—и эта загадочная личность, и этотъ живописецъ, который ее создалъ съ любовью?
Что поражаетъ съ перваго взгляда въ картинѣ делла Франческа или другого мастера, неизвѣстнаго, —это преобладаніе, данное живописцемъ Св. Дѣвѣ, которая возвышается во весь ростъ надъ Іисусомъ, становящимся, такъ сказать, какъ бы дополнительной фигурой.
Она одна занимаетъ весь холстъ и привлекаетъ взоры. Видишь только Ее, и Она васъ приковываетъ къ себѣ: ни Божественный Младенецъ, помѣщенный въ самомъ низу картины, ни довольно любопытный пейзажъ, слу
жащій Ему фономъ и имѣющій все же свою цѣнность, —не отнимаютъ отъ Нея ни малѣйшей частицы интереса, столь всецѣло принадлежащаго этой молодой, высокой женщинѣ.
Положимъ, въ большинствѣ религіозныхъ картинъ ХУ вѣка, посвященныхъ Св. Дѣвѣ, поклоняющейся Младенцу, —Богоматерь всегда занимаетъ первое мѣсто; но никогда, —думаемъ мы, по крайней мѣрѣ, — Она не имѣла такого важнаго значенія, какъ на разсматриваемомъ нами холстѣ.