лѣни. Я бы упиралась, а онъ поборолъ бы меня и схватилъ бы за плечи. Я вдругъ покорилась бы. Но какою идіоткою я ни была, онъ оставался все такимъ же сухимъ, холоднымъ, равнодушнымъ. И только, когда мама входила въ классную и кокетливо улыбалась (въ мою сторону), онъ тоже улыбался (въ мою сторону). При этомъ сверкали зубы въ его румяныхъ толстыхъ губахъ. Я называла это бѣлой улыбкой. Бѣлая улыбка, какъ бѣлая молнія.
Нельзя ли добиться его ласковости? Я перестала играть тупицу и стала выучивать уроки; красиво писала, схватывала на лету его мысли. Ничто не помогало. Глаза его смѣялись, казалось, онъ не видѣлъ меня. У него былъ свой міръ. Я была ничтожной пылинкой въ его вселенной.
Вдругъ я становилась разсѣянной, у меня болѣла голова, отвѣчала я невпопадъ и задавала дѣтскіе вопросы: если Богъ не имѣетъ ни начала, ни конца и его никто не сдѣлалъ, то почему нельзя думать, что земля не имѣетъ ни начала, ни конца, ее никто не сдѣлалъ.
IX.
И когда я оставалась одна, горѣлъ мой мозгъ, оцѣпенѣніе ужаса схватывало меня. Какая-то сила опрокинула меня надъ бездной, и я повисла надъ ней; и единственной радостью моей было бы упасть и погаснуть въ ней.
Я не знала, что такое счастье; но неземное счастье рисовалось мнѣ облитое слезами покорности, оглашаемой криками блаженства. Я мысленно цѣловала руки Владимира Павловича, припадала къ его ногамъ, въ передней я благоговѣла передъ его фуражкой. Я по вечерамъ сочиняла обращенія къ нему и шептала признанія, засыпая. Странно - я не видѣла его
во снѣ, но мнѣ часто снилось, что я лечу на облакѣ и падаю посреди нашего двора, и всѣ видятъ мое паденіе, и мнѣ мучительно больно отъ стыда. Но когда я просыпалась, жаль было, что уже нѣтъ этой боли стыда. Я плакала.
Я, какъ сказочная принцесса, превращалась изъ поэтической дѣвушки въ длинномъ бѣломъ платьѣ въ уродливую лягушку, какъ только ночь смѣнялась утромъ; учила уроки; капризничала; натягивала на свои про
тивныя безконечныя ноги безконечные чулки и съ отвращеніемъ смотрѣла въ зеркало на свои узенькія костлявыя плечи.
X.
Во время уроковъ я вздумала писать пальцемъ на клеенкѣ букву В. Эта буква мелькала на тетрадяхъ. Письменные отвѣты я старалась начинать съ этой же буквы. Я выцарапала ее на золотомъ крестикѣ, который я носила на груди. Мнѣ казалась она самымъ прекраснымъ звукомъ въ мірѣ. И досадно было, затѣмъ я Маргарита. Мнѣ хотѣлось бы быть Варгаритой.
И ночью, когда я была принцессой, и шумѣлъ мой длинный шлейфъ, и я шла на казнь - демонъ долженъ былъ меня сжечь на кострѣ, какъ Жанну д’Аркъ - и слезы блаженнаго экстаза лились изъ моихъ глазъ - я была Варгаритой.
- Варгарита, я принимаю твою жертву и приговариваю тебя къ огненной смерти!
- Я умру! - радостно отвѣчала я, - и на подушку мою лился дождь слезъ.
Но прошелъ мѣсяцъ и еще мѣсяцъ, и исчезъ снѣгъ съ полей, и даже въ оврагахъ растаяла послѣдняя бѣлая глыба, опушились деревья, выгля
нула зеленая трава, прилетѣли соловьи и стали пѣть въ саду, а буква В не была замѣчена. Грааль былъ все такъ-же корректенъ, холодно вѣжливъ, ровенъ и требователенъ. Я приходила въ классъ, дѣлала реверансъ, потупляла глаза, высиживала свои часы, опять дѣлала реверансъ учителю,
Нельзя ли добиться его ласковости? Я перестала играть тупицу и стала выучивать уроки; красиво писала, схватывала на лету его мысли. Ничто не помогало. Глаза его смѣялись, казалось, онъ не видѣлъ меня. У него былъ свой міръ. Я была ничтожной пылинкой въ его вселенной.
Вдругъ я становилась разсѣянной, у меня болѣла голова, отвѣчала я невпопадъ и задавала дѣтскіе вопросы: если Богъ не имѣетъ ни начала, ни конца и его никто не сдѣлалъ, то почему нельзя думать, что земля не имѣетъ ни начала, ни конца, ее никто не сдѣлалъ.
IX.
И когда я оставалась одна, горѣлъ мой мозгъ, оцѣпенѣніе ужаса схватывало меня. Какая-то сила опрокинула меня надъ бездной, и я повисла надъ ней; и единственной радостью моей было бы упасть и погаснуть въ ней.
Я не знала, что такое счастье; но неземное счастье рисовалось мнѣ облитое слезами покорности, оглашаемой криками блаженства. Я мысленно цѣловала руки Владимира Павловича, припадала къ его ногамъ, въ передней я благоговѣла передъ его фуражкой. Я по вечерамъ сочиняла обращенія къ нему и шептала признанія, засыпая. Странно - я не видѣла его
во снѣ, но мнѣ часто снилось, что я лечу на облакѣ и падаю посреди нашего двора, и всѣ видятъ мое паденіе, и мнѣ мучительно больно отъ стыда. Но когда я просыпалась, жаль было, что уже нѣтъ этой боли стыда. Я плакала.
Я, какъ сказочная принцесса, превращалась изъ поэтической дѣвушки въ длинномъ бѣломъ платьѣ въ уродливую лягушку, какъ только ночь смѣнялась утромъ; учила уроки; капризничала; натягивала на свои про
тивныя безконечныя ноги безконечные чулки и съ отвращеніемъ смотрѣла въ зеркало на свои узенькія костлявыя плечи.
X.
Во время уроковъ я вздумала писать пальцемъ на клеенкѣ букву В. Эта буква мелькала на тетрадяхъ. Письменные отвѣты я старалась начинать съ этой же буквы. Я выцарапала ее на золотомъ крестикѣ, который я носила на груди. Мнѣ казалась она самымъ прекраснымъ звукомъ въ мірѣ. И досадно было, затѣмъ я Маргарита. Мнѣ хотѣлось бы быть Варгаритой.
И ночью, когда я была принцессой, и шумѣлъ мой длинный шлейфъ, и я шла на казнь - демонъ долженъ былъ меня сжечь на кострѣ, какъ Жанну д’Аркъ - и слезы блаженнаго экстаза лились изъ моихъ глазъ - я была Варгаритой.
- Варгарита, я принимаю твою жертву и приговариваю тебя къ огненной смерти!
- Я умру! - радостно отвѣчала я, - и на подушку мою лился дождь слезъ.
Но прошелъ мѣсяцъ и еще мѣсяцъ, и исчезъ снѣгъ съ полей, и даже въ оврагахъ растаяла послѣдняя бѣлая глыба, опушились деревья, выгля
нула зеленая трава, прилетѣли соловьи и стали пѣть въ саду, а буква В не была замѣчена. Грааль былъ все такъ-же корректенъ, холодно вѣжливъ, ровенъ и требователенъ. Я приходила въ классъ, дѣлала реверансъ, потупляла глаза, высиживала свои часы, опять дѣлала реверансъ учителю,