горный марш

Литературный сценарий
Н. АБРАМОВ и С. КЕВОРКОВ
Базар в маленьком армянском городке. Пестрая людская толпа — солдаты, крестьяне, беженцы, мелкие торговцы, маузеристы. Звучит мелодия кеманчи.
Перед крестьянином, продающим папахи, стоят два маузериста. Фигуры их затянуты в английские френчи. В петлицах цветы.
— Хорошая папаха. Возьми, пожалуйста, себе, Гурген, — Говорит маузерист своему товарищу.
Тот надевает папаху, и оба, не торопясь, уходят. Крестьянин от удивления застывает на месте, потом бросается вдогонку.
— Деньги плати! — в отчаянии говорит он.
— Уйди, друг, у меня сегодня... «инфлюэнца»...
— Деньги плати, пожалуйста, — умоляюще говорит крестьянин.
Не отвечают маузеристы. Тот, на котором надета папаха, вынимает карманное зеркальце и на ходу охорашивается. Крестьянин загородил им путь.
— Плати деньги! — в бешенстве кричит он.
Первый маузерист, не торопясь, вынимает из кобуры маузер и стреляет в крестьянина.
— Получи, — спокойно говорит он. — Сдачи не надо... Идут дальше маузеристы. Люди шарахаются от них в стороны. Второй маузерист снял папаху.
— Не идет мне, Амо-джан, — сокрушенно говорит он и нахлобучивает папаху на голову нищего, играющего на кеманче.
Маузеристы свернули с узкого прохода базара.
Теперь они остановились перед ковриком, на котором разложены лорнеты и канделябры, сломанные трубки, хлам, назначение которого трудно определить. Здесь же «американские товары» — тюки с тряпьем, которое американские «благотворители» посылали армянскому народу.
Один из маузеристов вынимает фрак из груды тряпья и щупает сукно. С сожалением он смотрит на обрезанные полы.
— Слушай, есть такой целый? С пуговицами? — спрашивает он продавца.
Другой маузерист тянет его за рукав. Он возмущен невежеством товарища.
— Что ты спрашиваешь? Это для больных специально...
Панорама базара. Крестьянин продает глиняные кувшины.
— Кувши-ин! Ах, какой кувши-ин! — тянет он протяжно.
По узкому проходу между лотками идет женщина лет сорока пяти.
У лотка, на котором лежат масло, яйца и хлеб, этикетки с ценами. Хлеб — двести тысяч рублей фунт.
— Почему так дорого? Ты что, думаешь, у тебя купит кто-нибудь? — говорит она спекулянту.
— Кому нужно — купит, Асмик-джан... Подожди, пожалуйста, один день. Пришел американский поезд. Завтра все будет: и молоко, и мука, и пулеметы, кому нужно...
Через толпу пробирается тюрок. Он осторожно идет, обходя встречных маузеристов, боясь кого-нибудь задеть.
Дальше пошел аппарат. Он въезжает в открытую дверь парикмахерской.
Клиенты ждут своей очереди. Они играют в нарды и домино.
— Завтра будет гулянье в городском саду. Потом будут раздавать молоко и муку, — говорит один.
— Не будут, — категорически отвечает клиент, которого в эту минуту бреют.
— Почему у тебя, Аршак, такой характер? — прерывает его цырюльник в негодовании.
— Какой такой характер? — недоумевает Аршак. — Ты всегда пугаешь моих клиентов.
— Почему пугаю? — обижается тот, — я говорю то, что слышал.
— А что ты слышал?
— То, что говорит весь базар, — говорит Аршак: — муку и молоко продадут в Ереван — и мы ничего не получим.
— Не слушайте его, господа, — говорит цырюльник, — он всегда распускает глупые и неблагоразумные слухи.
К парикмахерской подходит тюрок. Он робко останавливается в дверях.
Клиент с одним глазом (он все время молчал) делает незаметный знак цырюльнику.
Тот оборачивается и замечает тюрка.
— Иди, иди отсюда! Тюрок не брею... — сердито говорит он.
Тюрок отходит.
Клиент с одним глазом обращается ко всем.
— Я видел сегодня беженцев. Тюрки снова напали на армянское село. Они изнасиловали женщин и убили мужчин и детей. Об этом нужно рассказывать, а не распускать вздорные слухи.
— Совершенно согласен с вами, господин, — торопливо заявляет цырюльник и автоматически прибавляет: — Армения от моря до моря! Семь вилайетов будут наши! Он оборачивается и удивленно замечает, что пока говорил одноглазый, все клиенты незаметно разошлись.
— Почему, Аршак, когда я тебя брею, всегда чтонибудь случается?
— Никогда ничего не случ... — с негодованием начинает Аршак, но в эту минуту за кадром раздается выстрел, затем еще один и крики.
Выбегает из цырюльни одноглазый. На ходу он вынимает из кармана револьвер.
Со звоном вылетает стекло в дверях цырюльни, и в зеркале против Аршака появляется круглая черная дырка от пули.
Цырюльник в негодовании смотрит на Аршака, потом стирает с его лица мыло и коротко говорит:
— Уходи отсюда.
— Побрей меня до конца. Прошу тебя... — начинает наполовину выбритый Аршак.
— Вон! — взвизгивает цырюльник.
По улице бежит солдат. Рядом с ним в стены домов и в булыжник ложатся пули преследователей.
Солдат свернул за угол.
На полуоткрытой двери одного из домов табличка:
ДОКТОР АВЕТИСЯН
Солдат бросается к дому. В дверях он говорит что-то седобородому мужчине, вероятно, доктору. Тот отвечает:
— Я не занимаюсь политикой, — и захлопывает перед солдатом дверь.
Преследователи выбежали из-за угла. Погоня идет вдоль улицы.
Заслышав выстрелы, закрывают ставни лавочек торговцы.