стиль театра революции
А. Волгина, К. Зубов, З. Клебанова
Что такое художественный стиль? Это—синтез установившихся приемов и форм обработки материала. Чем диктуется художественный стиль того или иного явления искусства? Суммой его содержания. А содержание? Окружающей общественной средой. Отсюда ясно, что стиль есть художественно-социальная выразительность исследуе
мого явления, внешнее выражение его культурного комплекса. И исследовать стиль, значит уяснить себе сумму формальных приемов, как организацию содержания. Искусство,—говорят формали
сты.—есть прием. Правильно при одном существенном добавлении,— социально-закономерный прием.
Обозревая с этой «точки зрения» наши театры, мы должны разделить их на три основных группы. Одну—пытающуюся стабилизовать старую форму, считая ее пригодной и для новой тематики.
Само собой разумеется, что если стиль есть комплекс формы и содержания—такой опыт в целом не может, не должен удаться. Ибо по
скольку форма есть социальная выразительность, постольку и старая форма есть выражение старой социальности и старой психики. Она, эта старая форма, не должна, конечно, анархически отметаться, но должна диалектически преодолеваться, трансформироваться. При отсутствии такой установки, такой тенденции старая форма неминуемо ведет в Унтиловск. Мы это видим.
Другая группа—оперируя «наследием», ищет выхода из него, ищет новой художественной правды, нового художественного реализ
ма, соответствующего новому содержанию. Она становится на новые «рельсы» и эти «рельсы гудят». И уже создают зачатки нового стиля, содержание которого—монументальная драматургия, героика че
ловека в его классовой созвучности и объективной связанности с коллектином, а форма—конструктивный реализм, т.-е. реализм не пас
сивного отображения, а игрового раскрытия и определенного отношения к идее пьесы.
Третья труппа—эстетно-анархическая, нигилистически-зкспериментальная. Она по существу смыкает круг и сливается с первой «стабилизационной», встречая ее поддержку, как ее же «крайность», как то «левое», сущность которого весьма и весьма «правая». Тако
во соотношение художественных сил по социальному содержанию, определяющее собой и «состояние стилей».
Где, в какой точке этого кольца место Театру Революции? Несмотря на достаточно «категорический императив» в самом назва
нии театра, как будто точно определяющий его содержание, всетаки сразу затрудняешься ответить на этот вопрос. И в частности, не покажется ли, что театр им. МГСПС делает гораздо выразительнее то дело, которому служить предназначен Театр Революции. Театр Революции как-то не определил себя, не организовал своей ауди
тории, своего зрителя и потому не нашел еще и своего стиля. От спектакля ж спектаклю, от полосы к полосе—несомненный разнобой, То—более удачно, то—менее удачно, то—хорошо, то—плохо. Но лица, целого нет.
То—полоса «толлеровщины», типично экспрессионистская полоса, влекшая за собой и соответствующее оформление, заостренноэстетное, конструктивно-алгебраическое. Неискушенный зритель, во
оруженный одной «арифметикой» непосредственных впечатлений, не поймет толлеровских спектаклей ни в их достаточно упадочниче
ском скепсисе («Человек-масса», «Разрушители машин») идеологии, ни в сложности декоративных установок. То—скачок к Островскому. Какая, собственно, связь у этого театра о Островским—не совсем ясно. Ну, скажем, остро-социальная подача, новое вскрытие. Ничего подобного. Островский в одной из наиболее устаревших его пьес («До
ходное место») подан все в том же экспрессионистском уклоне и. если хотите, даже не без налета достоевщины (например, сцена в трактире). То—полоса бытового анекдота и мелодрамы: «Воздушный пирог» и «Конец Криворыльска». Тут дело, конечно, в дозиров
ке. Отчего не поставить «Воздушный пирог»? Но когда два года идут под его знаком, это уже определенно мельчит театр и грозит вырождением в театр жанрового анекдота, лишенного патетики и
Театр Революции