О КЛАССИКАХ


И ПРОЧЕМ
(К дискуссии о классиках)
Вопрос о классиках — эхо целый ряд проблем. Я остановлюсь на двух-трех, которые представляются мне наиболее актуальными.
Прежде всего, что такое классик?
Обычно под этим разумеют писателей «вечныхи «общечеловеческих». Но таковых в природе не существует. Для католического духовенства, в
сущности — наиболее образованной интеллигенции средневековья, ни Софокл, ни Эсхил не были
классиками. В течение почти двух веков господства классицизма во Франции, для людей с самыми утонченными вкусами, для французской интеллигенции, которой подражали образованнейшие круги всей Европы, Шекспир не был класси
ком. Таковым, как известно, не оказался он л для Толстого, и не может этот писатель, чуявший новую психику, возникающую на почве развития торгового капитализма и городской культуры, не может автор «Гамлета» быть классиком для тех, чье сознание вращается в пределах культуры земледельческой, для кого самый город предста
вляется спрутом, тунеядцем, высасывающим соки из крестьянства.
Еще недавно, в эпоху модернизма, подхваченного нашей предреволюционной интеллигенцией, Новалис стал классиком. Теперь о нем забыли. Классиков, всеми признанных, никогда не было. Как и при жизни, так и после смерти, их творе
ния продолжали оставаться художественным оформлением определенных классовых умонастроений.
Второе: в театре классиков никогда не играли так, как играли при их жизни. Если классик Гу
но вытравил из «Фауста» классика Гете весь его философский смысл и перенес центр внимания на любовно-романтический эпизод, он был прав, потому что создал произведение ценное и, если угодно, классическое, совершенно в другом смы
сле. На своем веку я видел не менее десяти блестящих постановок «Гамлета» и не менее двадца
ти плохих и средних. Все это были различные Гамлеты. И если плохие были незаконны, то прекрасные были оправданы, потому что сами по се
бе это были новые и, если угодно, классические образы. Если Корнель и Расин изображали Федру и Андромаху так, что у древнего эллина волосы,
вероятно, встали бы дыбом, то для придворного общества Людовика XIV это было единственно верное, абсолютное и истинно-эллинское толкование античных героев, потому что никакими другими путями, кроме как через образ идеализиро
ванного короля-солнца и его приближенных, не мог воспринять образованный француз XVII века эллинских царей и героев.
Мейерхольд, в сущности, со свойственной ему дерзостью, сделал открыто и в нарочито вызывающей форме то, что делалось всегда и повсюду на
стоящими новаторами, творцами новых форм в искусстве. По поводу «Ревизора» можно спорить о желательности или нежелательности мейерхоль
довской концепции «Ревизора», но не о самом праве переделывать классическое творение согласно собственным художественным намерениям режиссера.
Выводы, вытекающие отсюда, следующие: не всякий классик годится нам в данный момент.
А пригодных — не по-всякому следует толковать. Говорить о пользе или вреде классиков, это зна
чит, ставить, прежде всего, орудие воздействия на настоящее. Повторяю, так было всегда, всегда играли творения прошлого в интересах настояще
го. Если наше время внесло нечто новое в разрешение этой проблемы о классиках, то это новое заключается лишь в том, что без всякого лицемерия, без масок теперь сказано: классиков переде
лывали всегда или, если угодно, играли их всегда по-настоящему, потому что сыграть по-настояще
му, остаться верным духу великого творения, — это значит, при помощи его озарить жизнь, про
яснить смысл явлений тому зрителю, который в данный момент находится в театре.
Практически отсюда вытекает то, что должно стать нашей руководящей линией в художествен
ной политике вообще. В настоящее время вопрос заключается не в том, чтобы убеждать кого-ни
будь в необходимости проведения советской идеологии в театре. За некоторыми, быть-может, ис
ключениями, мне кажется, что злостных врагов революции и советской власти, в целом, среди те
атральных деятелей нет. Но одно дело — желание, другое — творческое вдохновение, проникновение
известными идеалами. Задача наша в том, чтобы привести наших лучших артистов, авторов и режиссеров именно к этому проникновению, чтобы, принимая в расчет особенности каждого театраль
ного коллектива и индивидуальность художника, приблизить их к нашим стремлениям, дать почув
ствовать их красоту, их величие и превосходство над старыми сюжетами и драматическими тема
ми. Сейчас не доказывать необходимость перевода нашего сознания на новые рельсы приходится нам, не убеждать в неизбежности торжества этого нового сознания. Сейчас нужно показать, как это сделать, все дело в установлении правильного темпа, в определении реальных и достигающих цели путей. Я глубоко убежден, что людей, искренно стремящихся к тому, чтобы перевести наш театр в новое русло, гораздо больше, чем мы думаем. Но искусство — дело тонкое, и немногим ясно видны каналы, через которые игра артистов проникает в виде организующей и направляющей силы в ум и сердце зрителя. Вот почему нельзя, как у нас это часто делается, подходить к искус
ству по обывательски. Мне не раз приходилось убеждаться в том, что когда заходит речь о мате
матике или медицине, мы избегаем дилетантизма, мы чувствуем, что можем погубить дело, отдав его в руки непонимающих людей. Об искусстве судят все, кому не лень. А между тем, для пра
вильного направления искусства больше, чем
где-нибудь необходим большой опыт, глубокое знание предмета, соединение идеологической чи
стоты и понимания природы художественного творчества, психологии артиста, а главное, процесса, которым сценический образ становится общественно влияющей силой. Нам всем, желатель
но, чтобы образцовый театр играл то, что нам нужно, так, как он играет то, что нам не нужно. Но совершенно бесполезно, если и нужные нам вещи он станет играть плохо. Мы лишимся прекрасного театра, но не приобретем полезного аги
татора. Мастерство и идеология действительно у нас далеко еще не совпадают, и нужен большой такт и большое чутье, чтобы определить, когда
плюс от мастерства перевешивает минус вредной идеологии.
Для этого, повторяю, необходимо подходить к нашим театрам с знанием дела, осторожно и ис
кусно. Это все, что можно сказать практического для данного момента нашей теа-политики.
П. С. Коган