„ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ В МХАТЕ 1-ОМ

Вот спектакль, который принес большую и неожиданную радость всем, кто его ви
дел. Прекрасный спектакль. Он показал как, в сущности, неизменно высока и вместе с тем значительна театральная культура ста
рого Художственного театра, как ценна для нас эта культура, какой превосходный резервуар сочного и крепкого единственного
в своем роде, актерского мастерства представляет этот театр. Он показал нам какое еще „горячее сердце у вдохновителя этого театра старого Станиславского, какая таится в нем сила чувства, сколько в нем яркой изобретательности, вкуса, непосредственности и выдумки.
Нам давно уже не приходилось видеть спектакля такого законченного, крепкого, убеждающего и содержательного. Сколько в нем простоты! Сколько веселой выдумки, и какая вместе с тем жуть!
Есть что - то, что роднит „Горячее Сердце с Мейерхольдовским „Лесом . Это родственное у Мейерхольда и Станислав
ского заключается в ощущении первоначальной театральности, в обнажении традиций народного балагана, в пародии и „шут
ках свойственных театру , в умении почув
твовать Островского не только как бытоизобразителя, но и как поэта, творца вели
колепных и неумирающих сценических масок.
И когда нам так показывают Островского, чувствуешь, как неправильно наше высокомерное пренебрежение к этому ста
рому мастеру, почти единственному драматургу-клаесику, писателю такой необычайной силы и такого буйного, размашистого таланта.

ОТЧЕГО БЫВАЮТ ПОЖАРЫ

В моем родном городе, в прекрасном месте, там, где соединяются бульвар и сад, именуемый Пале-Роялем стоит театр. В Па
ле-Рояле старинные кафе, которые, быть может, еще помнят молодого легкомыслен
ного поэта, по фамилии Пушкин. В Пале- Рояле весной зеленеет кружево каштано
вых листьев, похожих на те, под которыми, в настоящем Нале-Рояле в Париже произно
сил речи Камилл Демулен... Бульвар усту
пами спадает к морю. Там перед зданием
бывшей думы стоит старая пушка и, устремив свой единственный чугунный глаз на море, глядит на далекий дым пароходов. Театр со
единяет эти два места. Внутри он цвета граната. В нем легкость гармонично найден
ных пропорций. Сцена вырезана плавной и широкой линией, как-будто взмахом крыла. Кроме всего этого, в нем, лично для меня прелесть воспоминаний, которые остаются на всю жизнь. В нем я впервые в жизни,
семи лет от роду, видела „Красную шапочку и была потрясена низостью волчьей души. В нем, осыпанный красными розами, выступал Керенский, и молодые эсерки по
хитили у него перчатки, растерзали на клочки и унесли на память. В нем, уже без роз, происходили иные митинги. На алых барьерах, вместо шелковых лент, лежали ленты пулеметные и матроские ленточки тре
петали от токов раскаленного воздуха. На бархате цвета граната, вместо причудливых конфет с ликером лежали черные ручные гранаты, простые очертаньем, начиненные смертью.
И вот, в один нехороший день, московские газеты помещают известие о том, что этот театр горел и обгорел внутри. Красный цвет был свойствен ему и пламя весело, как у себя дома, карабкалось по драпировкам и перелистывало сухие декорации... Газеты говорили разное: одни уверяли, что
Хлынов—МОСКВИН