ЯН ГУТМАН
(Памяти товарища)
Буржуазная демократия выработала соответствующий себе тип цензора. Тупой ханжа, желчный брюзга, трусливый лицемер—гроза литературы и искусства, сторожевой пес «добрых нра
вов», косности, филистерства и проч. мещанских добродетелей.
Пролетарская власть, борясь с бесчисленными врагами, естественно уделяет много внимания опасностям со стороны «третьего фронта». Мелкобуржуазные вкусы и навыки через тысячи ка
нальцев просачиваются в сознание масс. Стихия рынка, проблема «кассы»—неизбежно подчиняют себе некоторую часть литераторов, драматургов, художников, артистов—больших и малых. Плотиной, сдерживающей напор обывательской пошлости, порнографии, мистических бредней, контр
революционного зубоскальства,—являются органы советской цензуры—наши литы. Но цензор советский призван не расправляться лишь по трафарету, не глушить всякое отступление от шаб
лона, а вдумчиво, внимательно, с учетом всех особенностей данного момента,—отсекая негодное и враждебное пролетариату, — отыскивать, по
ощрять, выдвигать молодое, бодрое, здоровое творчество новых культурных ценностей.
Таким, именно цензором-диалектиком был покойный Ян Гутман, завлит МОНО. Борясь со всей решительность против шарманочных «Марусек», чертовщины в духе Семперантэ и гаерских ча
стушек «утробно-пивного» эстрадничества, гов. Гутман в то же время был другом истинного искусства, жадно выискивая новые таланты, действительно способные дать нечто полезное советскому читателю-зрителю.
Мне известен следующий характерный факт.
В 1924 г., когда еще существовал художественный отдел МОНО, гов. Гутман привел туда никому неизвестного человека и настойчиво рекомендовал принять его пьесу к постановке в Театре Ре
волюции. Эта пьеса была—«Эхо», а незнакомый автор назвал себя Биллем-Белоцерковским. Теперь имя это—нового драматурга, перу которого принадлежат, кроме «Эхо», еще прекрасные про
изведения «Шторм» и «Штиль»—широко известно рабочим массам Москвы.
Но кто скажет, сколько времени и сил потерял бы, сколько горечи и обиды перенес бы приезжий драматург, если бы не энергичное содействие цензора? А вместе с драматургом страдали бы и советское искусство, и широкие массы, не избалованные подлинно-революционным репертуаром.
Чуткость к таланту, способность выявить его и готовность всячески подержать—рисуют т. Гутмана, как достойный тип советского цензора, пра
вильно понимающего и честно выполняющего
возложенные на него обязанности в отношении пролетарской культуры: борьба с реакционным и содействие прогрессивному.
Этому неоценимому достоинству сопутствовали и другие черты тов. Гутмана. Бывший чернорабочий, Ян и на посту «грозного» цензора остался простым парнем, работягой, подвижным, доступным.
Знавшие Яна Гутмана сохранят лучшую память об этом скромном борце на фронте новой культуры нового мира.
С. Гиринис
20 мая всесоюзный съезд Рабис почтил вста
ванием память тов. Гутмана.
К. САВИЦКИЙ„НОВЫЙ БЫТ НА СТАРОМ ТЕАТРЕ“