ПО ЧУЖИМ ГРАНКАМ
Если по части преодоления старых форм у современных новаторов в отдельных случаях малость случался грех, то недавнее выступление Ю. Соболева («Слезайте с конструкции»—«Рабис№ 32) надо признать наоборот, уже шедевром чудовищного, так сказать, «отзовизма» или иными словами, «правого отъезжательства». Критик без зазрения совести зовет провинциальные театры к огульному отходу от конструктивных принципов «назад» к периоду увлечения провинции МХАТовским натурализмом, который, как видно, шибко мил и для Соболева несравненен и по настоящий день.
Вместо того, чтобы поддержать только появляющихся в провинциальном театре новаторов, вместо того, чтобы не переоценивая, но с дружеской критикой отнестись к «движению воды», о чем, кстати, черным до белому говорится в материалах теапартийного совещания,—Соболев непримиримо и желчно идет в лобовую атаку против всех, кто мало-мальски взялся за оздоровление, в большинстве случаев погрязшей в рутине провинциальной сцены.
Верный поборник и благодарный воспитанник старой МХАТ’овской традиции, Ю. Соболев, очевидно, вообще враждебно настроен против достижений театра и невнимателен к тем перспективам, которые указывает советская общественность в отношении дальнейшего развития театра.
Слов нет, пройтись по провинциальным театрам «каленым пером» не только не излишне, но даже следует. Но куда обратить свой прицел? И вот, здесь-то Соболев и проваливается с треском! Совершенно минуя вопрос о засилии в провинциальном театре пошлости, мещанства и вообще реакционного застоя, он, «ничтоже сумняшесяобращает весь свой пыл на
—«засилие «левизны», на самом деле безграмотной, и ничего общего (по его мнению. Ред.) с левым искусством не имеющей».
В таком походе ретивого МХАТ’овца на возникающие оздоровительные процессы в провинциальном театре, — нет ничего удивительного. Его лицо совершенно ясно, даже сквозь накинутую для приличия маску, якобы только отмежевания от «безграмотной формальной левизны». Критик тут же выдает себя с головой:
— «Художественный вкус зрителя не повышается, а, напротив, понижается, когда его из постановки в постановку угощают лестницами, площадками»...
Почему столь взволнованно и злобно пылает сердце Соболева при виде проникновения принципов конструктивизма в провинциальный театр? Да по очень простой причине. Изнеженная «душа» постоянного МХАТ’овского барда крепилась, крепилась и, наконец, в своей тоске по натурализму—не выдержала и «зарычала».
Как видно из статьи Соболева, для него период поворота реалистического театра больших социальных полотен к мещанской интимности и нату
ПРЕДСЕЗОННОЕ
Хозяин оптового и розничного универсального магазина под фирмой «Искусство и отдохновение»—бесшумно ходил по своему предприятию и приветливо улыбался покупателям. Покупатели были все старые, давнишние. Каждый год, к осени, приходили они и требовали сезонного товара, каждый год хозяин уверял их в добрококачественности своей продукции и говорил:
— Теперь не то, что в прошлом году: останетесь довольны. Продукция соответственная.
У прилавка стоял покупатель:
— Мне бы для театра Корш. Чтобы этакое веселенькое, и вместе с тем солидное.
Хозяин заторопился.
— Наши покупатели! Мишка, покажи им «Пургу». Изволите видеть, фабрики Щеглова.
— Щеголева? Опять про царей? Надоели.
— Упаси нас бог! Мы теперь такого товара и не держим. Душок, знаете ли... Щеглова, не Щеголева. Заверни им, Мишка. Ежели кто и не разберет в чем дело—заглавие оправдывает—«Пурга».
— Я бы хотел что-нибудь из старого—спрос есть.
— «Волки и овцы». Чудесный товар. И рецензенты будут сыты и публика довольна. Вот есть еще новинка. «Джумма Машид». Очень одобряют. И не дорогой товар-с... Под заграничное и настоящее революционное. Подойдет.
В это время в магазин зашел солидный покупатель. Хозяин бросился к нему.
— Чем могу? Давно не были у нас! — Есть что-нибудь интересное?
— Для вас специально приготовили-с... Как же для такого покупателя? В прошлом году «Дни Турбиных» у нас изволили брать?
Покупатель нахмурился.
— Не будем вспоминать. Прошли золотые денечки. Мне бы теперь что-нибудь революционное, но чтоб не очень. В меру, понимаете?
— Хе-хе-хе.... Который год? Могу предложить «Броне-поезд». Одно заглавие—полная созвучность!
— А того... этого... не страшно? Хозяин улыбнулся.
— Привыкать надо, сударь мой.
— Привыкнув ездить по заграницам в экспрессах и вдруг очутиться в «Бронепоезде»? А? Что?
— Мишка, завороти им Всеволода Иванова. Социальный заказ, сударь, ничего не поделаешь. А для домашнего употребления возьмите «Растратчиков». Ходкий товар. И не дорого-с!
В это время в магазин вбежал театр Вахтангова.
— Мамаша,—бросился он к МХАТ’у. (Это был он, как писали в романах). Мамаша, я погиб. К зимнему сезону меня оставили без «квартиры»!
— Не плачь, дитя,—сказал МХАТ,—Я подарю тебе целый «Город Унтиловск».
— Да на что мне город? Я без «Зойкиной квартиры»! Вы подумайте, какой это удар для всех нэпманов и... иностранцев. Пойду искать по миру, где оскорбленному есть чувству уголок! «Квартиру мне, квартиру»!
Вошел новый покупатель, истово перекрестился на угол, где должна была висеть икона, и стал выбирать товар.
— Могу предложить «Взятие Бастилии», — сказал продавец,—«Мирабо». Наконец, специально «Закат» Бабеля.
— Неужели? Бабель на, закате?
— Наоборот «Закат» Бабеля снова будет его восходом. Вы имеете вещь... Мишка, покажи «За