ралистической мишуре, т.-е., как скажем мы теперь, поворота к началу упадочного периода русского театра,—знаменует собой, как раз идеал и «высшую культуру»! Оказывается, что влияние революционного театра (будем уже называть вещи своими именами) трагически сказывается на провинциальном театре, а вот, что касается времен гегемонии Художественного театра:
— «надо сознаться, влияние Художественного театра сказалось весьма благотворно на очень многом, появился павильон, хоть скольконибудь напоминающий жилую комнату»...— (Курсив наш. Ред.).
Великолепно! Как видит читатель, ларчик просто открывается, и Соболев встает во весь рост, вместе со своим насквозь мещански реакционным вкусом! Не хватает только иронии! Раньше, видите ли, и провинция была ничего, а как доехали до революции,—и провинция стала чуть ли не безнадежной.
После этого не приходятся удивляться тому, что Соболев не нашел места излить свой «гневтуда, куда действительно следует, а обратил все заржавелые стрелы совсем не в ту сторону, куда направляет свои жестокие удары революционная театральная общественность.
ПРИЕМ В РЕДАКЦИИ
Ответственный секретарь В. А. Павлов — Понедельник, вторник, среда, от 3 до 6 ч. Секретарь
редакции М. И. Ильин — ежедневно от 1 до 6 ч.„Синяя блуза“—эстрадно-водевильная группа
кат»: «Бог имеет городовых на каждой улице, а Мендель Крик имеет сынов в своем доме». Это вещь! Несмотря на то, что из одесского материала, но первоклассный товар. С руками рвут. Мишка, отпусти им «Закат».
Покупатель мечтательно поглядел через окно в небеса, подумал, вздохнул.
— А это у вас что? Антигона? Я бы ее взял!
— Извините, продано. Для Камерного оставлено. «Антигона» Овсова. — Какого Овсова?
Т.-е. этого... Пшеницына. Да нет, не Пшеницына. Помню, что лошадиная фамилия, а какая позабыл.
— Газенклевера,—сказал МХАТ II. Так продана? А жаль! Для нас подходит. Мы на-днях «Орестейю» похоронили.
— Не жилец была на советской сцене! Я с первого дня знал!
— Заверните Бабеля. Достаточно ли там антропософии?
— Антропософии не держим-с,—перебил торговец,—но философии хоть отбавляй! Мишка, покажи сюда «Закат». Вот, например, места:
«Гябцов, у меня глаза были, слухай меня, Рябцов, у меня глаза сильнее телескопов, а чего я сделал со своими глазами? У меня ноги быстрей паровозов были, мои ноги по морю ходят».
— Совсем Христос!—перебил покупатель. Беру пьесу!
— «А чего я сделал со своими ногами? От обжорки к сортиру, от сортира к обжорке. Я полы мордой заметал, а теперь я сады поставлю».
Тут продавец театральной славы даже губами причмокнул и сказал в восхищенья:
— Можно себе мозги сломать. Это же вещь!
Милю магазина проходит Мейерхольд. Продавец выбежал к дверям.
— Ваше сиятельство, у нас не борете свежего товарцу к сезону?
— Не надо. Старое обрабатываем. «Горе от ума».
— Господи!—вздохнул продавец. Что-то будет! — «Москву» Белого делаем. Из белого в красное перекрашиваем.
— А к октябрю товар получен. Не возьмете?
— У нас будет своя импровизация,—сказал строго Мейерхольд.—Второй год с труппой эту импровизацию сочиняем. Не выходит что-то.
— Мы тоже сами пьеску сработаем,—сказал вошедший в лавку театр МГСПС. Наигрались в провинции! В 16 городах театр МГСПС был и в каждом по полтора актера.
Но продавец уже не слушал. Он заворачивал Камерному театру «Антигону».
«Заговор равных» не возьмете, сударь? Левидова. Начинка из афоризмов. Бабеф. Вполне соответствует...
Сквозь толпу покупателей протиснулся Малый театр.
— Сочинение господина Суханова имеется? — Это об октябрьской? Есть.
— Дайте. Ничего, что это публицистика. У нас Платон переделает. Добротный товар будет. Адью-с...
— Запоздал!—кричал театр Революции. Все пьесы разобраны? Осталось что-нибудь для меня? — Вот извольте, «Голгофа» Чижевского. Театр вздохнул.
Торговля шла бойко. Хозяин потирал руки и говорил:
— Ведь сезон нынче какой? Юбилейный. Особенный... Мишка, закрывай на обеденный перерыв.
Д. Маллори
— «надо сознаться, влияние Художественного театра сказалось весьма благотворно на очень многом, появился павильон, хоть скольконибудь напоминающий жилую комнату»...— (Курсив наш. Ред.).
Великолепно! Как видит читатель, ларчик просто открывается, и Соболев встает во весь рост, вместе со своим насквозь мещански реакционным вкусом! Не хватает только иронии! Раньше, видите ли, и провинция была ничего, а как доехали до революции,—и провинция стала чуть ли не безнадежной.
После этого не приходятся удивляться тому, что Соболев не нашел места излить свой «гневтуда, куда действительно следует, а обратил все заржавелые стрелы совсем не в ту сторону, куда направляет свои жестокие удары революционная театральная общественность.
ПРИЕМ В РЕДАКЦИИ
Ответственный секретарь В. А. Павлов — Понедельник, вторник, среда, от 3 до 6 ч. Секретарь
редакции М. И. Ильин — ежедневно от 1 до 6 ч.„Синяя блуза“—эстрадно-водевильная группа
кат»: «Бог имеет городовых на каждой улице, а Мендель Крик имеет сынов в своем доме». Это вещь! Несмотря на то, что из одесского материала, но первоклассный товар. С руками рвут. Мишка, отпусти им «Закат».
Покупатель мечтательно поглядел через окно в небеса, подумал, вздохнул.
— А это у вас что? Антигона? Я бы ее взял!
— Извините, продано. Для Камерного оставлено. «Антигона» Овсова. — Какого Овсова?
Т.-е. этого... Пшеницына. Да нет, не Пшеницына. Помню, что лошадиная фамилия, а какая позабыл.
— Газенклевера,—сказал МХАТ II. Так продана? А жаль! Для нас подходит. Мы на-днях «Орестейю» похоронили.
— Не жилец была на советской сцене! Я с первого дня знал!
— Заверните Бабеля. Достаточно ли там антропософии?
— Антропософии не держим-с,—перебил торговец,—но философии хоть отбавляй! Мишка, покажи сюда «Закат». Вот, например, места:
«Гябцов, у меня глаза были, слухай меня, Рябцов, у меня глаза сильнее телескопов, а чего я сделал со своими глазами? У меня ноги быстрей паровозов были, мои ноги по морю ходят».
— Совсем Христос!—перебил покупатель. Беру пьесу!
— «А чего я сделал со своими ногами? От обжорки к сортиру, от сортира к обжорке. Я полы мордой заметал, а теперь я сады поставлю».
Тут продавец театральной славы даже губами причмокнул и сказал в восхищенья:
— Можно себе мозги сломать. Это же вещь!
Милю магазина проходит Мейерхольд. Продавец выбежал к дверям.
— Ваше сиятельство, у нас не борете свежего товарцу к сезону?
— Не надо. Старое обрабатываем. «Горе от ума».
— Господи!—вздохнул продавец. Что-то будет! — «Москву» Белого делаем. Из белого в красное перекрашиваем.
— А к октябрю товар получен. Не возьмете?
— У нас будет своя импровизация,—сказал строго Мейерхольд.—Второй год с труппой эту импровизацию сочиняем. Не выходит что-то.
— Мы тоже сами пьеску сработаем,—сказал вошедший в лавку театр МГСПС. Наигрались в провинции! В 16 городах театр МГСПС был и в каждом по полтора актера.
Но продавец уже не слушал. Он заворачивал Камерному театру «Антигону».
«Заговор равных» не возьмете, сударь? Левидова. Начинка из афоризмов. Бабеф. Вполне соответствует...
Сквозь толпу покупателей протиснулся Малый театр.
— Сочинение господина Суханова имеется? — Это об октябрьской? Есть.
— Дайте. Ничего, что это публицистика. У нас Платон переделает. Добротный товар будет. Адью-с...
— Запоздал!—кричал театр Революции. Все пьесы разобраны? Осталось что-нибудь для меня? — Вот извольте, «Голгофа» Чижевского. Театр вздохнул.
Торговля шла бойко. Хозяин потирал руки и говорил:
— Ведь сезон нынче какой? Юбилейный. Особенный... Мишка, закрывай на обеденный перерыв.
Д. Маллори