СОВЕТСКАЯ ДРАМАТУРГИЯ К ДЕСЯТИЛЕТИЮ
Вот то детище Октября, о котором, мы смело можем оказать, что оно выросло из своих одежд.
Три-четыре года тому назад наш драматург шел еще ощупью, впотьмах, к проблемам современности. Озеро Люль казалось ультра-революционной и злободневной пьесой, «Товарищ Хлестаков»—сочной бытовой комедией. А в наши дни? Обе эти пьесы звучат анахронизмом: их политическая, художественная и сценическая наивность и примитивность режет уши и глаза. Режет и умиляет. Ибо от «Люля» до «Шторма», от «Хлестакова» до «Ржавчины»—дистанция огромного размера. Мы выросли и количественно и качественно. Стоит только сравнить драматургические итоги прошлого года с конкретными перспективами предстоящего, чтобы определить, как далеко мы ушли в идеологическом и художественном росте советской драматургии.
По самому строгому подсчету, только одни государственные и академические театры в этом сезоне дадут нам от 30 до 40 постановок новых советских пьес. По сравнению с прошлым годом, это—рост продукции на 300—350%. Если из прошлогодних пьес в идеологическом отношении нас удовлетворили две-три вещи («Терехин», «Любовь Яровая»), то этот год, к юбилейным дням и вслед за ними, даст не менее десятка драматургических произведений не только созвучных современности, но и близких пролетариату по своему мировоззрению.
На теа-совещании баланс советской драматургии за истекшие революционные годы определялся двадцатью пятью пьесами. Один только нынешний год обогащает его на 100—150%. Разве не изумительный количественный рост!
Теперь о качестве. В драматургию напористо вошел писатель-беллетрист и, в первую очередь, наиболее активно,—так называемая группа попутчиков (Бабель, Вс. Иванов, Леонов, Катаев). Большинству нз них вполне удалось свои драматургические invenalia сохранить на уровне присущего им повествовательного мастерства. Такие пьесы, как «Бронепоезд» Иванова, «Унтиловск» Леонова, «Зажат» Бабеля—значительны с художественной точки зрения, при чем последняя, бесспорно, будет не только большим событием на сцене, но и в литературе.
Характерна и социальная физиономия этой группы попутчиков. Они не апологеты золотых дней Турбиных, и не жильцы в Зойкиных квартирах.
Это—писатели, рожденные революцией, стремящиеся осмыслить и понять пути ее развития- Конечно, в их мировоззрении много идеологических вывихов и социальных нелепиц. Бабель в «Закате»—примитивный гегелианец (все действительное-—разумно—по Гегелю; день есть день, ночь есть ночь и глуп тот, кто пытается остановить солнце—по Бабелю); Вс. Иванов в «Бронепоезде»—певец мужицкой революции: и могучая фигура партизана Вершинина не дает ему возможности разглядеть во всеь рост пролетария Пеклеванова; Леонов в «Унтиловске» все еще в тенетах достоевщины. И все же их драматургическое творчество ухабами, извилинами идет к нам, а не уходит от нас.
Критика, театральная общественность и, наконец, тот новый зритель из рабочей среды, который начинает завоевывать большинство театрального зала, должны внимательно и пристально присмотреться к этой группе драматургов и, в известной мере, быть толкачем их на путях сближения с пролетарской аудиторией и ее мировоззрением.
В разряд вполне опредлившихся и прогрессирующих драматургов следует отнести А. Толстого и К. Тренева А. Толстой от исторических хроник о венценосцах и провокаторах перешел к бытовизму и сразу показал себя незаурядным мастером в этом жанре («Чудеса в решете»). Анекдотичность и социальная пустота в значительной степени снизили идеологическую значимость этой пьесы. Однако, у автора есть громадные данные рисовать значительные социальные
Совкино
,, Октябрь реж. Эйзенштейн
„Москва в Октябре“
Межрабпом-Русъ
Вот то детище Октября, о котором, мы смело можем оказать, что оно выросло из своих одежд.
Три-четыре года тому назад наш драматург шел еще ощупью, впотьмах, к проблемам современности. Озеро Люль казалось ультра-революционной и злободневной пьесой, «Товарищ Хлестаков»—сочной бытовой комедией. А в наши дни? Обе эти пьесы звучат анахронизмом: их политическая, художественная и сценическая наивность и примитивность режет уши и глаза. Режет и умиляет. Ибо от «Люля» до «Шторма», от «Хлестакова» до «Ржавчины»—дистанция огромного размера. Мы выросли и количественно и качественно. Стоит только сравнить драматургические итоги прошлого года с конкретными перспективами предстоящего, чтобы определить, как далеко мы ушли в идеологическом и художественном росте советской драматургии.
По самому строгому подсчету, только одни государственные и академические театры в этом сезоне дадут нам от 30 до 40 постановок новых советских пьес. По сравнению с прошлым годом, это—рост продукции на 300—350%. Если из прошлогодних пьес в идеологическом отношении нас удовлетворили две-три вещи («Терехин», «Любовь Яровая»), то этот год, к юбилейным дням и вслед за ними, даст не менее десятка драматургических произведений не только созвучных современности, но и близких пролетариату по своему мировоззрению.
На теа-совещании баланс советской драматургии за истекшие революционные годы определялся двадцатью пятью пьесами. Один только нынешний год обогащает его на 100—150%. Разве не изумительный количественный рост!
Теперь о качестве. В драматургию напористо вошел писатель-беллетрист и, в первую очередь, наиболее активно,—так называемая группа попутчиков (Бабель, Вс. Иванов, Леонов, Катаев). Большинству нз них вполне удалось свои драматургические invenalia сохранить на уровне присущего им повествовательного мастерства. Такие пьесы, как «Бронепоезд» Иванова, «Унтиловск» Леонова, «Зажат» Бабеля—значительны с художественной точки зрения, при чем последняя, бесспорно, будет не только большим событием на сцене, но и в литературе.
Характерна и социальная физиономия этой группы попутчиков. Они не апологеты золотых дней Турбиных, и не жильцы в Зойкиных квартирах.
Это—писатели, рожденные революцией, стремящиеся осмыслить и понять пути ее развития- Конечно, в их мировоззрении много идеологических вывихов и социальных нелепиц. Бабель в «Закате»—примитивный гегелианец (все действительное-—разумно—по Гегелю; день есть день, ночь есть ночь и глуп тот, кто пытается остановить солнце—по Бабелю); Вс. Иванов в «Бронепоезде»—певец мужицкой революции: и могучая фигура партизана Вершинина не дает ему возможности разглядеть во всеь рост пролетария Пеклеванова; Леонов в «Унтиловске» все еще в тенетах достоевщины. И все же их драматургическое творчество ухабами, извилинами идет к нам, а не уходит от нас.
Критика, театральная общественность и, наконец, тот новый зритель из рабочей среды, который начинает завоевывать большинство театрального зала, должны внимательно и пристально присмотреться к этой группе драматургов и, в известной мере, быть толкачем их на путях сближения с пролетарской аудиторией и ее мировоззрением.
В разряд вполне опредлившихся и прогрессирующих драматургов следует отнести А. Толстого и К. Тренева А. Толстой от исторических хроник о венценосцах и провокаторах перешел к бытовизму и сразу показал себя незаурядным мастером в этом жанре («Чудеса в решете»). Анекдотичность и социальная пустота в значительной степени снизили идеологическую значимость этой пьесы. Однако, у автора есть громадные данные рисовать значительные социальные
Совкино
,, Октябрь реж. Эйзенштейн
„Москва в Октябре“
Межрабпом-Русъ