ном уголке внутреннего «я», в кладовой своего сердца, предназначенной для всякого хлама, хоть какое-нибудь суеверие. Есть люди, которые ни за что не сядут тринадцатыми за стол и считают понедельник или. пятницу «тяжелым» днем; для них же сверчок на печи—хорошее предзнаменование, а если зачешется правая рука, можно наверняка ожидать получки денег. Другие уверены, что их настроение испортится, если они встанут утром с постели левой ногой и т. д.
Теперь мы знаем происхождение этих суеверий. Человек получил тяжелое наследство от своих отдаленнейших предков; последние были суеверны потому, что стояли лицом к лицу с явлениями природы, не будучи в состоянии их уяснить себе. Повсюду подозревали они существование невидимых существ, призраков и демонов и старались защититься от них таинственными заклинаниями и магическими действиями. Нам все эти попытки кажутся бессмысленными, и тем не менее остатки их продолжают гнездиться в нашем мышлении; как в физическом нашем глазе есть «слепое пятно», так имеется такое же и в нашей душе, в области подсознательного.
Итак, никакое просвещение не может многих из нас избавить от суеверия; но не будем придавать этому большого значения: ведь глупости—это частное дело. Над человеческими, слишком человеческими слабостями и мы, социалисты, только мягко улыбаемся: безвредные дурачки.,
В этом именно смысле надо понимать и фразу: «религия—частное дело человека». Поскольку дело идет о безвредных фантазиях верующих душ, мы не имеем повода вмешиваться и выступать со своей критикой. Верит ли кто-нибудь в привидения или в непорочное зачатие девы Марии, для нас в высокой степени безразлично; о религиях нельзя спорить: это просто дело вкуса, даже когда с этим связаны «самые высокие и святые» чувства.
Представим себе, что католик входит в иудейский храм и видах, как там молятся верующие; ортодоксальный, правоверный еврей набрасывает на голову молитвенное покрывало, перевязывает себе ремешком руки, совершает преклонение, целует священную книгу и т. д. Католик, разумеется, не понимает этих обрядов и говорит себе: какие глупцы!
Теперь введем еврея в католическую церковь: Он видит там, как верующие преклоняют колена на ступенях алтаря, как священник, причащая, сует каждому в рот облатку, которую благоговейно проглатывают. Еврей, который тоже ничего во всей этой процедуре не понимает, говорит какие глупцы!
Теперь пусть оба, и католик и еврей, посетят мечеть. Там они увидят, как верующие мусульмане бормочут свои молитвенные формулы и с таинственным видом преклоняются в сторону востока. На этот раз оба не понимают странного культа и говорят в один голос: какие глупцы!
У всякого глупца бывают моменты полной умственной ясности; это именно те минуты, когда он видит глупость других людей. Это известная история о сучке в чужом глазу и о бревне в собственном. Мне самому пришлось иметь дело со следующим случаем.
В земской больнице города Брюнна находился тихий помотанный, вообразивший себе, что он адмирал. В один прекрасный день в больницу привезли другого помешанного и,—странная игра случая,—этот второй тоже воображал себя адмиралом. Директор учреждения думал, что оба прекрасно уживутся друг с другом, и поместил их обоих в одну палату. Но прошло очень немного времени, как к директору явился первый адмирал с очень огорченной миной и сказал: «Господин директор, вам
Теперь мы знаем происхождение этих суеверий. Человек получил тяжелое наследство от своих отдаленнейших предков; последние были суеверны потому, что стояли лицом к лицу с явлениями природы, не будучи в состоянии их уяснить себе. Повсюду подозревали они существование невидимых существ, призраков и демонов и старались защититься от них таинственными заклинаниями и магическими действиями. Нам все эти попытки кажутся бессмысленными, и тем не менее остатки их продолжают гнездиться в нашем мышлении; как в физическом нашем глазе есть «слепое пятно», так имеется такое же и в нашей душе, в области подсознательного.
Итак, никакое просвещение не может многих из нас избавить от суеверия; но не будем придавать этому большого значения: ведь глупости—это частное дело. Над человеческими, слишком человеческими слабостями и мы, социалисты, только мягко улыбаемся: безвредные дурачки.,
В этом именно смысле надо понимать и фразу: «религия—частное дело человека». Поскольку дело идет о безвредных фантазиях верующих душ, мы не имеем повода вмешиваться и выступать со своей критикой. Верит ли кто-нибудь в привидения или в непорочное зачатие девы Марии, для нас в высокой степени безразлично; о религиях нельзя спорить: это просто дело вкуса, даже когда с этим связаны «самые высокие и святые» чувства.
Представим себе, что католик входит в иудейский храм и видах, как там молятся верующие; ортодоксальный, правоверный еврей набрасывает на голову молитвенное покрывало, перевязывает себе ремешком руки, совершает преклонение, целует священную книгу и т. д. Католик, разумеется, не понимает этих обрядов и говорит себе: какие глупцы!
Теперь введем еврея в католическую церковь: Он видит там, как верующие преклоняют колена на ступенях алтаря, как священник, причащая, сует каждому в рот облатку, которую благоговейно проглатывают. Еврей, который тоже ничего во всей этой процедуре не понимает, говорит какие глупцы!
Теперь пусть оба, и католик и еврей, посетят мечеть. Там они увидят, как верующие мусульмане бормочут свои молитвенные формулы и с таинственным видом преклоняются в сторону востока. На этот раз оба не понимают странного культа и говорят в один голос: какие глупцы!
У всякого глупца бывают моменты полной умственной ясности; это именно те минуты, когда он видит глупость других людей. Это известная история о сучке в чужом глазу и о бревне в собственном. Мне самому пришлось иметь дело со следующим случаем.
В земской больнице города Брюнна находился тихий помотанный, вообразивший себе, что он адмирал. В один прекрасный день в больницу привезли другого помешанного и,—странная игра случая,—этот второй тоже воображал себя адмиралом. Директор учреждения думал, что оба прекрасно уживутся друг с другом, и поместил их обоих в одну палату. Но прошло очень немного времени, как к директору явился первый адмирал с очень огорченной миной и сказал: «Господин директор, вам